какой-то солдат уходит на войну
чтоб никогда не вернуться назад
его сердце надраено пастой зелёной
и готово идти на парад

о! о! бедные люди — те, кто не знают,
что сердце — это бляха с номером медным
о! о! бедные люди не понимают,
что смерть всегда приходит последней

маленький город, и все девочки плачут,
пряча игрушки под мягкие подушки
пружины стальные рвутся, как нитки,
серым утром после душной пирушки

солдаты уходят, потому что так трудно
поймать здесь тёплый кусочек свинца,
здесь почти невозможно воскреснуть на Пасху,
но значительно легче дождаться конца

о! о! бедные люди — те, кто не знают,
что сердце — это бляха с номером медным
о! о! бедные люди не понимают,
что солдат всегда погибает последним

маленький город, и все девочки плачут,
пряча игрушки под мягкие подушки
пружины стальные рвутся, как нитки,
серым утром после душной пирушки

о! о! бедные люди — те, кто не знают,
что уходят навсегда, чтобы остаться навечно
о! о! маленький город — все эти милые встречи
с маленькими руками, надраившими это сердце...


не позднее 1997

спички для снега
я прошу у тебя в эту ночь
у тебя на груди
спичек для снега
десять месяцев снега,
два месяца страха
новой зимы
спички для снега
в холодильнике радио,
ком голосов,
ледяной язык дедов
в гортанях отцов

если наступит двухтысячный год
прежде, чем время закончит свой бег,
и спички для снега растопят весь лёд,
весь мир будет плавать, как Ноев ковчег

не позднее 1990-х

я неисправим:
мне до сих пор хочется
взять в руки автомат или бомбу
и уничтожить мир взрослых —
мир ответственности и принуждения
мир многолетнего приготовления
к смерти

но, как только в мои руки
попадает оружие,
жалость во мне побеждает
агрессию:
ведь я-то знаю
одну маленькую тайну
НА САМОМ ДЕЛЕ ДЕТИ —
ЭТО ОНИ


не позднее 2002

Зверь времени линяет секундами.
Сколько дворников!
Сколько собирателей пуха!
Пересекаем коралловый песок в неясном свете.
Сколько ловцов ставит сети!
Звук перебирается, прижимаясь к стенам.
Из уха в ухо -- от бесконечных лун на интегралы скрипок.

Что сталкивается в небесах:
пустые звёзды или значение судеб?
Тени кругом -- все в мантиях судей.
Мы возвращаемся в дом.
Возвращаемся в дом.

Выйди, сынок, встань на порог.
Это день возвращенья, ибо кости к суставам стремятся.
Сколько мы ни уходим -- круглое время.
Магеллан, Магеллан -- ты седеешь,
но покинуть орбиту не смеешь,
так как время -- почти что арбуз.

Совершенно кругло и лысо:
на планете король и крыса --
можно миловать, можно казнить --
всё равно неразрывна нить
между futurum и plusquamperfectum.

Может свет невесомый гнить
между звёздами, словно солома --
просто слишком время огромно
при гниении света звёзд.

Мы возвращаемся в дом.
Возвращаемся в дом.
Только дело не в том, что мы постарели
и серый наждак беспробудной щетины
залёг среди хрупких морщинок.

Дело совсем не в том.

Даже когда мы моложе были
и звуки музыки плыли
беспрерывным святым полотном,
выходя из дома -- мы направлялись в дом.

Я возвращаюсь в сиянье и блеске --
сгнивший остаток былого начала.
Встреть, как встречала!

В расцвете, упадке или гниенье --
всё на пути возвращенья.

И непониманье и откровенье --
всё в возвращенье.

Тени сгущались в чернила,
ими писались кляузы
на улиц ярких лентах
тёмными подворотнями.

Плакали глупые ивы
в зелёные воды страха,
падали спелые слёзы —
универсальное рвотное.

В зелёные воды страха
гляделось такси одноглазое,
скользило по ним, ведомое,
как лодка на перевозе.

В зелёную воду с грохотом
сыпался щебень смелости —
былые колонны храбрости,
разрушенные морозом.

Скручивались и спутывались
прозрачные волосы вечности,
как водоросли подводные,
хватающие за руки...

...пловец был последним камушком,
на откуп случаю брошенным,
последним героем Магии,
последнею жертвой Науки.

Пловец был всплеском и выкриком
в зелёном зеркале стонущем,
нелепым пеплом ярости,
плевком разъярённого гнева.

И те, кто на берег выплыли,
уже почти растворившиеся,
кидали ему с их облака
небес спасательный круг.

В зелёные воды страха
входили глупые женщины,
взвизгивая от удовольствия,
пробуя воду ногой.

В этой визжащей массе
нелепо пловец барахтался,
укутан водой, как Истина,
в воде, словно Ложь, нагой.
Пловец, разновидность тонущего!
Нашей борьбы с океаном
нелепая подноготная...

Плакали глупые ивы
в зелёные воды страха,
падали спелые слёзы —
универсальное рвотное.

когда мы утонем в холоде,
сведённые судорогой,
наши глаза подберут
и будут играть
голубыми снежками и прочими

когда мы утонем в холоде,
широкую белую спину
ледового демона
в сизых мурашках
увидим впервые воочию

и разные стили мы изберём, утопая,
но всплыть не сможем
из сизого пара,
холодильником нашего мозга рождённого,
из сизого пара,
на лес гипербореев похожего

всё более безразлично
взирая на тёплые руки
и тихие звуки
дыхания светлого,
будем с трудом различать мы тепло
в окружающих лицах,
скользя по летейской воде
безразличья

бутоны невыпавших градин
друг другу даря,
мы будем на пляжах лежать Января,
там, где граничат моря Позавчера
и снежных песков меловые поля

богиней Фригидой мы будем наказаны,
только поскольку
мы часть своей жизни
прошли по дороге тепла,
но с холодом взглядов и губ удалимся
в страну, где всегда неподвижны все лица
в страну безмятежную Позавчера

все боги отпрянут
от наших холодных сердец,
растирая спиртом
побелевшие пальцы
у люка в страну мерзлоты
в поблёкшем от осени городе,
где вышедшие случайно наружу
женщины-сосульки
тают и оставляют мокрый след,
заканчивающийся полувысохшим пятном

когда ты утонешь в холоде,
приходи ко мне по адресу
Большакова 101, кв.74,
ибо у меня есть большой холодильник,
в котором мы сможем поддержать
своё существование
между банкой и селёдкой
и огурцами
в волшебной стране Послезавтра,
отделённой от Завтра
металлической дверцей

приходи,
приходи Позавчера,
принося замёрзшее сердце

скользят по каменной стене израненные пальцы
здесь больше нечего терять и некого бояться
в тесной тёмной комнате томится птица пленная,
душным страшным коконом становится вселенная

по капле капает вода из крана прямо в темя,
идут часы, но навсегда остановилось время
небо закопчённое нависло, как надгробие,
дышит в спину холодом моя клаустрофобия

мечется душа моя на дне колодца — ранена она,
смотрит сверху жёлтым глазом и смеётся пьяная луна
молчат пустые города, наполненные страхом
жить можно так же, как всегда, пока не станешь прахом

/страшнее выстрела в висок молчанье телефона
струится время как песок/

когда заходящее солнце коснулось края земли,
его последний луч превратился
в рубиновый столб,
бивший вертикально,
словно кровь из перерезанных жил,
раскроивший почерневшее небо
поперечной чертой;

женственная промежность космоса
открылась бесстыжим глазам
случайных свидетелей тайных родов;
земля была опутана плёнками,
земля была покрыта слизью,
она не хотела рождаться,
она кричала

и ты кричала вместе с землёй, вцепившись пальцами в моё плечо:
что это? что это? что это?

всего лишь падение солнца

всего лишь падение солнца в далёкий океан;
солнце падает, как охваченный огнём дирижабль,
ударяется о дно там, где спит,
затянут ракушками и щупальцами
древний Атлантис,
и поднимает волну сгустившейся крови,
ставшей тяжелой, как ртуть

не позднее 1990-х

сплю под покровом из тонкого льна,
и на ресницах застыла смола
там, где нет ночи, и там, где нет дня,
жду я того, кто разбудит меня

золото тускло мерцает кругом,
но не за золотом явится он:
львица крылатая с женским лицом
дверь отворит лишь тому, кто влюблён

десять тысяч лет
падает лунный свет
на грани пирамиды
десять тысяч лет
камни хранят секрет
того, кому пути открыты
десять тысяч лет
десять тысяч лет
десять тысяч лет

он прикоснётся губами ко мне,
тайное слово прошепчет во тьме,
и, разрывая оковы теней,
мумия встанет с холодных камней

не позднее 1990-х

Большинство людей не знают, зачем они живут
Большинство людей не знают, когда они умрут
Большинство людей приходит, чтобы уйти
Я тоже уйду — может нам по пути?

позволь проводить тебя
через пляж, через волны, через эти острова,
через домик, через тени на белых простынях,
через вечер, если сможешь, через тёплую ночь
если мы простимся раньше — чем тут можно помочь

Большинство людей читает объявления в газетах,
Большинство людей дожидается нового рассвета
Большинство людей живут по проекту Творца
если ты умеешь ждать — то дождись до конца Света —
и хотя бы до конца лета.

позволь подождать с тобой
эту старость, эту радость, этот полный отбой,
слёзы Луны и влагу на жемчужных губах
через вечер, если хочешь, через тёмную ночь
если ты устанешь ждать — то чем тут можно помочь?
Большинство людей не знают про тебя и меня
Большинство людей не знают ничего про себя
Большинство людей играет, чтобы проиграть
Мы играем вместе с ними, нам нетрудно понять

позволь поиграть с тобой

не позднее 1997

кукушка зовёт
бездомных
бездетных
безумных
по следу Луны
в самую чащу

кукушкины слёзы
сжигают лишайник
по запаху дыма
находят кукушку

если я остался один,
если ты осталась одна,
она научит нас считать
так, как умеет только она

кукушка считает
бездомным,
бездетным,
безумным,
гадает она
на звёздной гуще

кукушкины игры
для самых робких,
стоящих в страхе
у первых деревьев

не позднее 1997

форма без содержания,
теле- без видения
радио без вещания,
группы без названия,
лица без выражения

мужчина без имени,
женщина без имени
в квартире без номера
сперма без семени,
зачатие без рождения

снежную безымянность
требует чья-то безмятежность
снежную безымянность,
безмятежную снежность
чтобы спал спокойно
тёмный человек,
имена смывает
светлый снег

следствие без причины,
радости без кручины,
герои без подлости,
подлецы без совести,
репортажи — не повести

бунты, но в чайной чашке
речи, но по бумажке
приход лета — в свои победы,
тайфуны — в их поражения,
сомнения — в искажения

снежную безымянность
требует чья-то безмятежность,
снежную безразличность,
однозначную снежность
чтобы спал спокойно
средний человек,
все следы скрывает светлый снег

о-го-го, вы,
те, кто на нём оставляют следы,
снег заметает все ваши труды
вы спорите, где здесь вперёд, где назад,
вы бьётесь не в шутку
в алмазном безмолвье,
пока всё хоронит в хрустальных гробах
снегопад

снежную безымянность
требует чья-то безмятежность
чтобы спал спокойно
умирающий век,
падает снег, падает снег

падает снег

не позднее 1985

Покажи мне путь туда,
Где текут из мёда реки,
Где в источнике любом
Светлое вино.
Покажи мне путь в страну,
Где под страхом смертной казни
Небесам запрещены
Бури и дожди.

Но меня заводишь ты в пустыню и бросаешь
Под солнцем, средь песков и змей.
Может, ты дорогу и сама туда не знаешь,
А может, не пройти двоим по ней?

Покажи мне путь в страну,
Где живут простые люди,
Где без лишних слов дадут,
Беглецам приют.
Покажи мне путь туда,
Где уже не нужно будет
Утром отряхать с ресниц
Слёз полночных соль.

Но меня заводишь ты в пустыню и бросаешь,
Сказав, что здесь страна моей мечты.
Может, в этом мире я не так всё понимаю,
Чтоб увидеть то, что видишь ты?

из убежища ума, через форточки ресниц
вниз на улицу, где льется через край толпа
я бросаю просветленный взгляд
я парю внутри себя —
что мне с ними говорить:
я боюсь себя связать с незнакомым человеком.

ЛУЧШЕ ВЗЯТЬ ЕГО В ПИПЕТКУ
ОСТОРОЖНО КАК МИКРОБА
ПОДНЕСТИ ЕГО НЕБРЕЖНО
К ОБЪЕКТИВУ МИКРОСКОПА

изучение закончу и забуду, кем он был.
недовольны? вряд ли лучше,
чтоб меня он заразил
ожиданьем перемен, неизбежностью разлуки...
я же хрупок как фарфор —
УБЕРИТЕ ВАШИ РУКИ!

из убежища ума, через форточки ресниц
вниз на улицу, где льется через край толпа
я бросаю просветленный взгляд
кто клянет меня — жесток —
что он знает обо мне?
мне так хочется порой очутиться среди них...

СОБЛЮДАЙ ДИСТАНЦИЮ!
ОСТОРОЖНОСТЬ ПРЕЖДЕ ВСЕГО!
СОБЛЮДАЙ ДИСТАНЦИЮ!
НЕТУ ДЕЛА НИ ДО КОГО!

"Диалоги на Пресне" - это литературный проект в аудиоформате, беседы на актуальные и вечные темы, а также смешные и самые невероятные истории из жизни известных писателей, поэтов, актеров, музыкантов и журналистов.

Ниже опубликован его отрывок в исполнении Ильи Кормильцева.

(Ответ на вопрос: "Какую по счёту жизнь живёте?")

-- Не каждый день человека спрашивают, сколько жизней он прожил. Я думаю, что истина лежит где-то посередине и мне кажется она связана с прекрасным свойством человеческой памяти. Во-первых, забывать, но это не главное, а главное -- помнить всё неточно и превращать прошлое из некоей последовательности фактов в некое воспоминание. Если у человека воля к жизни слаба, то он помещает всего себя в прошлое, он движим памятью о том, когда и деревья были толще, и колбаса была дешевле и портвейн вкуснее. И дело даже не в том, что он был моложе или энергичнее, чем сейчас, а в том, что он с самого начала не обладал достаточным запасом энергии, чтобы прожить всю жизнь. Поэтому самый сладкий момент для него, когда батарейки были только что вставлены.
Есть вообще учение эзотерическое о том, что человек живёт тридцать три года, поэтому тридцать три года это и возраст смерти Христа. Столько лет он живёт волей ветхого Адама, а дальше он живёт по своим собственным заслугам. А до того, мы существуем неосознанно, на чисто биологической энергии. После тридцати трёх лет, когда батарейка кончается, большинство людей начинают тосковать об этом энерджайзерном прошлом, потому что они не понимают ради чего они должны совершать дальнейшие усилия жить, когда так хорошо было в этом прошлом, и когда можно мысленно, через воспоминания, к прошлому апеллировать, в него возвращаться.
Но противоположный тип человека, и я не буду надменно говорить, что я отношу себя именно к нему, хотя мне бы хотелось к нему относиться, -- этот тот человек, который считает, что жить надо для чего-то. И когда появляется это "для чего-то" человеку становится до определённого момента, когда природа всё равно берёт своё, -- всё равно сколько там ему лет: сорок пять, пятьдесят пять, шестьдесят... Предела тут, наверное, не существует. Не даром библейские патриархи жили по шестьсот-восемьсот лет. Да, мы можем только догадываться, что имеет ввиду автор текста -- он мистифицирует или его рассказы имею некую реальную основу. То же самое -- тибетские праведники прочие...
Если известно, сколько человек живёт, как обезьяна, благодаря этой батарейке(тридцать-тридцать три года), сколько он может прожить благодаря энергии, которая идёт уже из его души, из его разума, тот тут ещё пока наука не знает точного ответа на вопрос, насколько это удовольствие можно растянуть. То есть мне кажется количество жизней в данном случае -- величина очень переменчивая, от ноля до бесконечности, и очень зависит от самого человека. Но бессознательно можно прожить только одну жизнь. А сознательную...я не берусь сказать. Наверное...наверное много.

Я очень не люблю ту часть своих сверстников, которые своими воспоминаниями погружены в семидесятые-начало восьмидесятых годов, которых колбасит от этих воспоминаний. У меня, например, об этом периоде своей жизни, и об этом времени, сохранились весьма неблагоприятные воспоминания. Я с большим неудовольствием вспоминаю то время. И если когда-нибудь испытываю соблазн уйти в прошлое и сказать, что моя жизнь осталась позади, то у меня такое, скорее с срединой девяностых связано. Я борюсь с этим соблазном, преодолеваю его в себе, но когда мне было за тридцать -- вот это время для меня имеет гораздо большую ценность, чем юность, молодость, детство, о которых я вспоминать...ну ладно, детство у всех -- какое-то светлое пятно...ну я сейчас не беру тяжёлые обстоятельства: концлагери, бомбардировки и прочие, я беру в пример человека, который живёт в более или менее мирном обществе и не имеет мощных сильных семейных или трагедий детства и имеет свелое пятно в силу того, что от него не остаётся понятий, а остаются вспышки. У меня ребёнок шестилетний...я смотрю на жизнь ребёнка и это кошмар! Это жизнь в рабстве, это существо лишённое гражданских прав, орут...смутно я помню, что уже в то время я собирался поднять восстание или организовать какую-нибудь тайную организацию против взрослых. Это смутно помню..., что я тоже страдал и испытывал это. Но эмоциональное восприятие, которое остаётся в силу человеческих качеств, я помню в общем такой солнечный луг, наполненный бесконечным количеством цветов, и бесконечным количеством ярко-окрашенных насекомых. Такое вот детское основное воспоминание. И в общем-то само по себе оно не вредно, оно очень поэтично, оно подпитывает очень многих поэтов -- некий образ утраченного рая. Главное на нём не зациклиться, как и на любом период своей жизни. Вот я и говорю, что борюсь с соблазном зациклиться на середине девяностых.
Тогда произошло много путешествий, очень много новых знакомств очень много людей интересных, очень много опыта различного, который я не испытывал до этого -- такое время открытий. Потом наступило время гораздо более суровое, проблематичное время на уровне бытовом, человеческом, социальном. Я всё время объясняю: не путай момент везения, не путай момент выигрыша в какую-нибудь там лотерею с верхним моментом тебя самого. И пытаюсь, как всегда, отогнать эту Читать далее...