Мир в котором я живу с молока матери, с самого детства представлялся нашей дорогой редакции то заурядной бойней, то фальшивым раем то еще чем-то таким же непотребным. Так нас учили в школе. В переполненных классах учителя рассказывали, что мы все говно, Ленин жив, партия наш рулевой. Отсутствие логики в словах компенсировалось всенародной иррелевантностью (похуизмом). Благодаря этому всеобъемлющему чувству похуизма в окружающей нас действительности жизнь приобретала метафизический оттенок, в том смысле, в каком метафизика означает выход за пределы сущего, в его физической данности. А кроме этого были музыка, которой учила мама, и книги, которые читали мы с бабушкой.

 

Когда я повзрослел, выучился на ленивого философа, пожил сначала при пьяном Ельцине, потом при молодом Путине, прислушиваясь как о них разглагольствует челядь. Наслушавшись болтовни, я решил, что перед судом абсолюта могут быть оправданы только ангелы и ленивые философы. Остальных же, тех кто способен лишь разевать рот, рассуждать или болтать попусту, не знаком с древними языками, греческими мифами, римским правом, платоновскими диалогами, буддийской этикой, французскими моралистами, немецкой метафизикой, всемирной литературой, музыкой Баха необходимо вычеркнуть из списка, невзирая на чины, награды и звания, за то, что они враги любых творческих сил, отвергающие их существование, и, которые, даже объединив свои усилия, не способны и за миллионы лет создать нечто такое, что могло бы стать наравне хотя бы с единой травинкой, пшеничным зернышком или крылышком комара. 

 

Потом, спустя еще какое-то время наша дорогая редакция открыла, что миром правит принцип неизменности выраженный в трех формах вселенской зевоты: скука, похоть и лень. Конечно, после такого великого открытия я стал многообещающим выдающимся ленивым философом. и когда мы это поняли, то перестали пользоваться жаргоном жизни, сведя бесстыдство дыхания к морфологии, жалость к себе к простым колебаниям между Видимостью и Ничем, а затем снова поняли, что есть формы мудрости и внутренней свободы, которые мы не в состоянии ни постичь изнутри, ни превратить в нашу неотъемлемую субстанцию, ни даже заключить в рамки теории. И что возможно был прав Чжунь-цзы, произнеся как-то в сердцах:

"Да не возлюбит человек ничего и так останется неуязвимым"

 

Миру мурр..