Всех-всех-всех поздравляю м наступающим Новым годом! С новыми желаниями и возможностями! С новыми впечатлениями!

Пусть в следующие 366 дней сбудутся ваши самые светлые надежды, произойдут грандиозные счастливые события. Пусть приближающийся Новый год подарит вам вдохновение, невероятные идеи, приятные сюрпризы, добрые встречи и тысячи незабываемых радостных мгновений!
Желаю, чтобы в этом году вы успели сделать всё, что не успели сделать в прошлом, чтобы удача шла с вами в ногу, чтобы никогда не покидали ваш дом счастье, улыбки близких и прекрасное самочувствие!


[700x700]

Источник журнал "Наука и жизнь" №2, 2022 год

Автор - кандидат филологических наук Ирина ФУФАЕВА,
Российский государственный гуманитарный университет.

Что может быть лучше кофе с пирожным безе ранним утром нового года? Разве что новая заметка о русском языке. А что больше всего волнует публику в дискуссиях о русском языке ? Соблюдение правил настоящих и выдуманных.
Например, до сих пор, спустя больше десятилетия, живы отголоски волнений 2009 года по поводу, в общем-то, очень незначительному. Тогда случилось массовое осознание факта, что часть словарей относит слово кофе не только к мужскому, но и — в качестве разговорного варианта — к среднему грамматическому роду.
Приключения грамматического рода других заимствований никаких волнений не вызывали. Потому что их род не попал в некий неписаный, но Очень Важный Свод Очень Важных Правил Русского Языка. И сегодня мы поговорим и о попавшем в него роде кофе, и о неизвестных «родовых историях» других похожих существительных.




Непростая история грамматического рода кофе — заимствования ещё XVII века — теперь довольно регулярно освещается в популярных текстах. В XVII веке слово кофе было редким экзотизмом, как и сам продукт, и употреблялось только в контекстах «про заморскую жизнь». Что касается грамматики, то в немногочисленных ранних контекстах можно найти согласование по среднему роду: «варёное кофе».
В XVIII веке с валом петровских нововведений в Россию повалил и сам продукт, и разные варианты названия напитка, относившиеся ко всем трём родам, изменявшиеся и не изменявшиеся по падежам. Помимо собственно кофе (неизменяемое, м. и ср. рода), это кафе м. р.; кафа ж. р.; кагве, неизменяемое, м. р.; кофь ж. р. (в род. падеже кофи) и кофь м. р. (в род. падеже кофя); кофий, кафей, кофей, коффей (все м. р.); кава ж. р.

Разнообразие вариантов естественно для периода, когда заимствование только входит в язык и носители языка приспосабливают его и к своему произношению, и к письму, и к морфологии, и к грамматике. В случае кофе сыграло роль ещё и разнообразие языков, из которых к русским людям приходило название напитка: турецк. — kahvе, франц. — café, нем. — Kaffee, пол. — kawa и т. д. Оно сказалось и на судьбе грамматического рода.

Вообще логично, что в «принимающем» языке слово-гость должно вписаться в имеющиеся грамматические категории, классы. Например, заимствованный глагол в русском языке всегда распределяется по тому или иному спряжению. Недавние пришельцы гуглить и хейтить от англ. to google и to hate попали во II спряжение: гуглИШЬ, хейтИШЬ, гуглЯТ, хейтЯТ. Это произошло само собой, в речи людей, которые совершенно не задумывались ни об окончаниях, ни тем более о спряжениях, но образовали их в полном соответствии с русской системой глагольных форм. Так обычно и случается. А вот в систему русского грамматического рода заимствованные существительные вписываются немножко сложнее, потому что здесь может действовать несколько факторов.

Прежде всего важно, является ли заимствование названием человека или нет. (Сейчас «человеческие» тонкости разбирать не будем: кофе явно не человек.) При этом любое русское существительное должно обрести один из трёх родов, даже абстрактное, называющее хоть философскую доктрину, хоть научную дисциплину. Идеализм мужского рода, семиотика женского, материаловедение среднего. И для существительных, не являющихся названиями людей, значение как раз никак НЕ влияет на род.

Зато влияет — «внешний вид», точнее — финаль, последний звук слова: его похожесть на русское окончание. Согласный ассоциируется у нас с мужским родом, -а/-я — с женским, -о/-е — со средним. Это не абсолютные правила, но так бывает часто, а для существительных, НЕ обозначающих людей, — почти всегда.
Но в начальный момент заимствования слова, когда оно ещё не совсем освоилось, важнее другие факторы.

Во-первых, род родового слова, простите за каламбур. Поэтому в 1930-е годы можно встретить словосочетание «молниеноснАЯ блицкриг» — на род свежего заимствования повлиял род русского слова война; блицкриг — частный случай войны, в немецком оригинале Blitz — молния, Krieg — война (причём оба немецких слова мужского рода), Blitzkrieg буквально «молниеносная война». Вскоре внешний вид слова финаль на согласный перевесила. Сейчас в русском языке блицкриг мужского рода.

Источник https://www.nkj.ru/archive/articles/32436/ журнал "Наука и жизнь" №11 2017 год.

Рассказывают, что Резерфорд однажды, зайдя в лабораторию поздно вечером, нашёл там одного из своих учеников за работой. На вопрос руководителя, как долго он тут сидит, тот ответил, что работает с самого утра и таков его рабочий график каждый день. На что великий физик спросил:
— А когда же вы думаете?

Распространено представление о необыкновенном трудолюбии и упорстве знаменитостей, добившихся выдающихся результатов в своей сфере деятельности. Действительно, такие исторические фигуры, как Чарльз Диккенс, Анри Пуанкаре, Чарльз Дарвин, умели подчинить всю свою жизнь достижению главных целей. Но свой рабочий день они тщательно дозировали.

Так, Дарвин брался за работу в 8 утра после завтрака и утренней прогулки, работал строго полтора часа. После этого час тратил на чтение почты и писание писем. Затем в 10:30 возвращался к науке, иногда проводил эксперименты и наблюдения в птичнике или оранжерее. К полудню он считал, что поработал на сегодня достаточно, и отправлялся на долгую прогулку — не менее часа. Затем перекусывал и опять брался за письма. В три часа дня ложился вздремнуть на часок, потом снова гулял, затем возвращался в кабинет и работал до полшестого, когда всех звали на обед. В таком режиме Дарвин создал 19 книг, в том числе самый знаменитый свой труд «Происхождение видов». Его трудовой день состоял из трёх периодов по полтора часа. Если бы в наше время так работал университетский профессор, договор с ним не продлили бы, а если бы таким был рабочий график сотрудника какой-либо компании, его уволили бы за леность через неделю.

Анри Пуанкаре, выдающийся французский математик, создал 30 книг и полтысячи статей в самых разных областях математики, физики, астрономии и философии. Одновременно он преподавал в Сорбонне, участвовал в разработке концепции часовых поясов, консультировал развитие железных дорог на севере Франции, занимал пост главного инспектора шахт (по образованию он горный инженер). Французский психиатр Эдуар Тулуз исследовал его манеру работы. Пуанкаре очень чётко выдерживал график: работал с 10 до полудня и потом с 5 до 7 часов.

Ведущий английский математик первой половины ХХ века Годфри Харди начинал день с неторопливого завтрака и чтения спортивных отделов газет, затем с 9 до часу погружался в мир математики. После ланча гулял и играл в теннис. Харди считал, что 4—4,5 часа в сутки — предел продуктивной работы для математика.

Другой выдающийся английский математик, Джон Литтлвуд, полагал, что математик может работать с серьёзной концентрацией на проблемах не более 4—5 часов в день, с перерывами каждый час, желательно — c прогулками.

В середине прошлого века два американских психолога изучили рабочие графики сотрудников Технологического института в Иллинойсе и получили кривую зависимости продуктивности научной работы (выраженной в количестве опубликованных статей) от продолжительности рабочего времени за неделю. Кривая быстро растёт при увеличении рабочих часов до 20 в неделю, затем начинает падать. Учёные, трудившиеся 25 часов в неделю, оказались не более продуктивны, чем работавшие всего 5 часов. Те, кто проводил на рабочем месте 35 часов в неделю, были вдвое менее продуктивны, чем работавшие в неделю 20 часов. При дальнейшем росте усидчивости наблюдался некоторый рост результатов: работавшие 50 часов в неделю добивались уровня «пятичасовых». А наименее результативными были те, кто трудился по 60 часов и более в неделю.

В 80-х годах ХХ века шведский психолог Андерс Эрикссон исследовал расписание занятий юных скрипачей в Берлинской школе искусств (см. «Наука и жизнь» № 8, 2016 г., статья «Повторенье — мать ученья?»), а затем, через несколько лет после выпуска из школы, интересовался их творческой судьбой. Оказалось, что самые успешные скрипачи, достигшие мировой известности, в юности занимались несколько раз в день по 80—90 минут с перерывами между уроками по полчаса, что в сумме давало около 4 часов занятий в день. Любопытно, что, в отличие от просто хороших учеников, лучшие ещё и больше отдыхали. Они спали примерно на час в сутки больше за счёт дневного сна, а тренировались с утра и второй раз — вечером.

Те же закономерности характерны для многих творческих личностей. Так, Диккенс трудился, по словам его сына, «в режиме банковского клерка»: с 9 до 2 часов дня, с перерывом на ланч. Сомерсет Моэм — 4 часа в день, до часа дня. Габриэль Гарсиа Маркес работал за письменным столом 5 часов ежедневно.

Разумеется, это не значит, что после 4—5 часов работы такие люди выкидывают из головы всякую мысль о своём призвании. Наверняка и учёным и писателям продуктивные идеи приходили и на прогулке, и за обедом, а иногда даже во сне. И Резерфорд считал отдельными категориями время на работу и время подумать. Но уметь организовать свой рабочий день так, чтобы труд был по силам и в удовольствие, — вот в чём секрет.

Источник https://www.nkj.ru/archive/articles/41334/ журнал "Наука и жизнь" №5, 2021

Автор - кандидат биологических наук Филипп Сапожников, Институт океанологии им. П. П. Ширшова РАН

О красных приливах бродит по миру множество слухов, написаны сотни книг и тысячи репортажей, их изучению посвящены многочисленные научные работы, степень детализации которых год от года растёт. И всё же суть этих явлений — а главное, причины их возникновения — пока не до конца ясны. Впрочем, это отражает не степень общей загадочности красных приливов, а скорее уровень системных наблюдений за жизнью в море по всему миру. Чем дальше продвигаются учёные в объяснении процессов, происходящих на солёных акваториях, чем разностороннее становятся подходы, тем больше открывается новых особенностей и деталей, к пониманию которых наука приходит лишь постепенно и с использованием комплекса самых разных методов.

Красный прилив у берегов Калифорнии, США. Фото: Kai Schumann/NOAA.

В море живут микроводоросли — как правило, одноклеточные или колониальные организмы, в различной степени способные добывать себе энергию для жизни с помощью фотосинтеза, а также путём усвоения готовой органической пищи. Большинство из них могут совмещать эти полезные свойства — в зависимости от условий среды обитания. Если микроводорослей, населяющих толщу воды, где-то становится очень много, то учёные и другие наблюдатели говорят об их цветении. В тех случаях, когда такое массовое развитие водорослей несёт опасность для остальных обитателей моря и — разностепенно — для человека, его называют вредоносным цветением водорослей (или harmful algal bloom). Частный случай вредоносного цветения водорослей — красный прилив: результат быстрого и весьма активного размножения в приповерхностном слое моря микроводорослей из числа динофлагеллят и/или диатомей, при котором концентрация их клеток в литре воды может достигать сотен тысяч и даже миллионов. При этом вода на пространствах, охватывающих десятки и сотни километров, окрашивается обширными пятнами в красный, бурый, зеленовато-голубой, желтоватый или золотистый цвета — в зависимости от того, какой из видов расплодился в составе облаков цветения особенно массово. Состав пигментов и их сочетание в хлоропластах разных видов микроводорослей, да и сама концентрация хлоропластов внутри их клеток неодинаковы — оттого будет различаться и общая окраска цветения.

Если охватить это явление взглядом целиком — например, из окна самолёта, с большой высоты, или же на спутниковом снимке высокого разрешения, сделанном с учётом флуоресценции фотосинтетических пигментов (например, хлорофилла а) на поверхности моря, то становится хорошо видно, что пятна цветения разной интенсивности вырисовываются струями течений: в форме завитков, грибов с распростёртыми и закрученными шляпками или извилистых жил. Такая картина говорит о том, что цветение переносится движением вод и cвязано c характеристиками отдельных водных масс, например с концентрацией соединений азота, фосфора и железа в отдельных струях течений.

Красный прилив у берегов Анголы. Фото: ESA.

Конечно же, для развития цветения микроводорослям нужны ресурсы, и это не только солнечный свет, вода и растворённый в ней СО₂: необходимы ещё питательные вещества. И для динофлагеллят, и для диатомей хорошим ресурсом для роста служат фосфаты и нитраты, а стимулом к массовому размножению зачастую выступают ионы железа. Поэтому, если где-то в море имел место апвеллинг — сезонный или эпизодический подъём глубинных вод, богатых азотом, фосфором и другими биогенными веществами, то микроводорослям уже есть на чём расти. Добавим к этому тихую погоду (допустим, после сильных штормов или урагана), прогрев поверхностных вод и лёгкий ветер, и получим минимальный комплекс условий для формирования цветения. Иногда ему способствует и изменение солёности.

Если же ветра и течения приносят разрастающиеся пятна цветения к берегам, то здесь их встречают поля высоких концентраций биогенов, пришедших в море с водами суши: с дождевым стоком, со сточными водами человеческих поселений, а также с речными водами, приносящими удобрения с полей сельхозугодий и просто с лужаек и газонов, где заботливые хозяева активно вносят их в почву. Здесь, у берега, цветение развивается ещё более бурно, достигая тех самых концентраций в миллионы клеток на литр. И становится вредоносным, обретая статус красного прилива. К этому располагает ещё одна цепочка явлений: нагонный ветерок собирает клетки микроводорослей густыми полями вдоль берегов, плотность их пятен стремительно растёт и их влияние на Читать далее...

Городской парк Фюрта (пригород Нюрнберга) в июне выглядит особенно очаровательно. Этот парк, заложенный в 1951 году к выставке садоводства, раскинулся вдоль реки Пегниц. Парк находится на двух уровнях. Внизу на пойме ближе к реке расположены лужайки, детские площадки, пруд с утками и черепахами и, конечно, живописные деревья.
Выше, на надпойменной террасе взор услаждают фонтаны и цветники.


Большой бук

У входа в парк стоит небольшая протестантская церковь Воскресения Христова, построенная в 1825 году. Возле неё растет огромный бук-патриарх, да не простой, а плакучий. Плакучие деревья мы видели и знаем - ивы, березы... Но вряд ли кто знает, что плакучими бывают буки.





Розарий

В парке особенно хороши розы, у которых в июне самый пик цветения.