Мне сейчас представилось: зимняя ночь, Москва, центр, тихая улочка, освящённая тёплым светом фонаря.
Ты и я.
Мы идём рядом рука об руку. Тихо так. Снег беззвучно падает на нас, блестит маленькими звёздочками от света фонарей, и мягко хрустит под ногами.
Мы молчим, но сердца наши улыбаются от переизбытка счастья.
Иногда бывает так хорошо просто помолчать вместе об одном и том же.

30.09.2021

Вот мои тебе семь предложений об ЭТОМ. У тебя прыгающая походка, ты забываясь ускоряешь движение, оборачиваешься (что-то is missing, и это я), ждешь - и мы сравниваем шаг. Ты покупаешь два пакета семок, соленые и простые, потому что я не люблю соленые, но я уже люблю тоже, поэтому мы смешиваем семки в одну пиалу. (А на 14 февраля ты подарил мне вареный говяжий язык.) Ты шлешь мне фотки собак с улицы и из метро - сегодня прислал видео с кенгуру - и обижаешься, когда я не успеваю посмотреть. Ты говоришь, меня не посадят в тюрьму, теперь уже я обижаюсь ("хватит обесценивать мою работу"), а ты говоришь, что просто у тебя папа знаком с генералом, и все будет ОК. У меня панические атаки, и я по ночам для заземления щупаю пух на твоих ушах. Ты просыпаешься и говоришь "давай включим longplay на ютубе", чтобы я отвлеклась. Наше ЭТО - дом и запертая от всех дверь в нем.

Раз услышав этот голос, становишься ближе.
Время не движется, и мы танцуем,
не отличая счастья от беды.
Я развиваюсь в ту, кто тоже
находит тексты у себя под кожей.

Был тайный знак: ребром ладони провести по бедру. Мы молча выходили из-за обеденного стола в кухне или из комнаты, где все смотрели телевизор, подскакивал на месте футбольный мяч, хлопала покосившаяся зеленая калитка, и мы высыпали на трассу. Трассой была поляна между нашим и тремя соседскими участками, сверху (тогда казалось — высоко в небе) стрекотали провода ЛЭП.
Я молча занимала свое место на воротах — между двумя прелыми бревнами, уложенными метрах в семи друг от друга. Брат молча чеканил мяч — разминался. Я следила глазами за черно-белым кружком, пытаясь предугадать, куда будет первый удар.
— Сегодня падай.
Мы прошли стадию, когда я просто прыгаю вправо или влево, оставаясь на ногах. Я уже достаточно классный вратарь, чтобы рвануться за мячом всем телом, оторвавшись от земли. Поэтому нужно угадать, в какую сторону падать.
Когда брат пробивает первое пенальти, солнце еще только над соседской дачей. Размах бутсы, глухой стук, секунда, свист мяча мимо правого уха. Я оборачиваюсь и провожаю его глазами, прямо до насыпи железной дороги. Вздохнув, бегу догонять.
— Блин, давай, вчера получалось уже.
Всхлип калитки, Тетьлюда выходит на трассу с зеленой бейсболкой брата — красная “Л”, мяч, белые крылья (я еще не знаю, что это паровоз). Неловко протягивает:
— Юрик, на, а то солнце печет…
Брат закатывает глаза, показывает, мол, положи на забор, и мы продолжаем.
Я принимаю защитную позицию: ноги полусогнуты в коленях, попа назад, вес с одной стопы на другую и обратно, взгляд сосредоточен. Носки гармошкой спустились на щиколотки. Ноги в шортах один большой синяк. Жидкая косичка потеряла резинку.
— Давай, Бартез, тащи!
Размах, мяч соскальзывает с влажной травы, летит идеально в девяточку, немножко потянуться — и вот прямо в руки. Ловлю его умеючи на грудь, зажимаю предплечьями, как видела по телеку. Важно не выронить, иначе будут добивать. Ну вот, даже падать не пришлось. С секунду обнимаю добычу.
— Ногой выбивай.
Бросаю перед собой, разбегаюсь, попутно целясь в сердцевину, ударяю несильно, но уверенно. Мяч скачет мимо брата, тот устремляется за ним, настигает у Антонова забора с горохом, разворачивается и оттуда начинает свой грозный пробег к моим воротам. Я уже понимаю, что он будет победным, но не сдаюсь. Когда один-на-один, выходи вперед, не жди противника у ворот. Сердце скачет в горле. Брат обходит играючи, несется мимо с воплем:
— Зинедин Зидан в штрафной, обходит вратаря, пробивает, отличный бросок, ииииии ГООООЛ!
Мяч метит в куст шиповника. Опадает пара-тройка розовых лепестков.
— Э-э, ты че, я ж Бартез!
...Пробита двадцатка пенальти и сделана дюжина выходов один-на-один, солнце фигачит нещадно, раскаляя провода над нами.
— Три последних, — предлагает брат, серьезно киваю. — Потом вечером потренируемся перед матчем.
“Матч” — это мы вдвоем против Дядьлеши, он футболист. Он еще не знает, что я умею падать, это у нас с братом сюрприз. Туз в рукаве.
Самый последний я отбиваю на лету, вытягиваются мышцы. Поймать не успею, руки в кулаки, чтобы не выбить пальцы, в аут его. Да!
— О, хорош!
Улыбаемся оба, первый раз за игру. Все, пошли обедать, уже два раза звали.
Завтра я отобью мяч носом, Дядьлеша будет в ужасе, это будет наш триумф. Брат до универа будет всем рассказывать, как я отбила носом. Будем вспоминать, сидя у утильки и куря вместе кент-восьмерку, и ржать. Может, он и сейчас это рассказывает всем, хотя сто лет не виделись?

Раньше по будням я оставалась одна на десять дневных часов, и через квадратик зума ко мне в квартиру протискивался опасный внешний мир. Десять рабочих часов нужно было изображать продакт-оунера, "продавливать" задачи, "получать конструктивную обратную связь". По вечерам только смотреть ютьюб, потому что если начать говорить, то серая пыльная подушка депрессии задушит обоих. Карантин стал катализатором никчемного корпоративного тоталитаризма. В его проявочной комнате показались тупые лысые лица, и я ушла, все еще лежа на диване.

Пережив семь стадий отрицания, я чувствую себя под защитой 24/7: своей и хорошего другого. Оказалось, что жизнь уже не делится строго на подвиг и отдых. Можно вместе ходить по теплым доскам нового пола утром, днем и вечером, обниматься и тихо зачитывать друг другу новости. Медленно мыться в ванне под сериал с инди-саундтреком. Покупать зеркала в деревянных рамах на онлайн-барахолках и принимать курьеров в шелковом кафтане цвета сахарной ваты. Обсуждать общую семейную вину за собственное пока-благополучие. Спорить, выходить ли на улицу, выступать адвокатом дьявола, хотя на самом деле соглашаться с аргументами другого. Даже если квадратное окошко внешнего мира обижает, можно не копить жалость к себе до вечера. Стерлось прежнее ощущение себя и появилось новое, более цельное.

Когда приходят друзья и на столе материализуется дорогое вино с запахом мокрой земли, с кривой усмешкой рассуждать о летучих мышах, гиперболах статистики и койко-местах. Снова винить себя и не мочь так больше, и на время становиться труженицей тыла, генерить концепции помощи. Задумываться, смотреть в окно на ворону. Вспоминать, что лени не существует, и лениться безнаказанно.

Понадобился год, чтобы набрать защитный жирок и смириться с тем, что другого мира не будет, что в коробке из-под доброго мира мне продали на базаре такой. Найти пульт и начать разбираться с системными настройками.

Я утратила способность писать, пропустив через себя сотни тысяч текстов, талантливых и бездарных. Все, что могло бы описать сегодняшнюю действительность, уже было создано в прошлом веке. Реальность тяжелее и абсурднее набоковского "Приглашения на казнь", страшнее клоуна со зверской улыбкой в сливе канализации, реальность хотела-бы-убить-убила-бы, гора пластика в китовом рту, запотевшее стекло омоновского забрала, популярный спектакль, которого так и не показали, но нужно ли множить абсурд в текстах? Или: нужен ли текст, который приведет в порядок наши коллективные мысли?
Текст немеет перед действительностью, текст может ее описать, но жизнеописание дискредитировано. Мы все еще на затонувшем корабле в финале "Былого и дум", хотя прошло 165 лет. С тех пор как оказалось, что и на дне можно жить, лучшим текстом стало молчание. Наши диалоги - бульканье в соленой воде. Надо идти - Пойдем - Не двигаются с места.

Настроение сейчас - я тебя люблю




Дорога привела – к лесу.
Дорога привела – к дому.
На лестнице жуют бесы
Хрустящую мою кому.

За дверью ты стоишь тучей,
Доверенный Лесной Тайне.
Мой пьяный, но всех солнц – лучший,
Последних два крыла дай мне.

Valkoinen, 06.10.20
© copyright valkoinen

7.09.20, запись опущена вниз

Настроение сейчас - верните рыжую каску вместе с её обладателем




Хороший мой, вы чего, вы чего? Вы чего это самое? Чтобы было тихо тут, но с Катамарановым, потому что без него Нельзя. Никому, особенно мне. Без него воздух перестанет быть воздухом, вода перестанет быть водой, небо перестанет быть небом.

Пятнашечка вам, пятнашечка. А то и все двенадцать :)) Семнадцать как пить дать.

Я вас, конечно, люблю. Но почему третью серию подряд от Игоря Натальевича Катамаранова (дорогого нашего, космического, хтонического) мелькает только рыжая каска?

Поклонникам Катамаранова можно заматываться в простыню и ползти на кладбище?

Верните Натальевича, о, деспот :)))
Он народный любимец и народный герой.

Настроение сейчас - клетчатый костюм и раздвоенная шляпа




"Пьяццо" - по-итальянски площадь


Всё, что присутствует в этом полупотоке сознания, некоторое время назад было придумано мной от первой до последней буквы. Посвящается всем и вся, и в особенности тем, кто свалился с Луны.


* * *

Твоя боль так чиста
Сквозь всевечный апрель.
По раскрытым зонтам
Пробегай, Исмирель.

Ты – кристальней всего,
Будто имя твоё.
Не узнавший Его,
Не узнавший Её.


Пьяццо запестрила масками. Все они хлынули на площадь, примыкающую к собору, мгновенно наполняя её. Арлекин двигался впереди карнавальной толпы и волочил по камням плащ в белую и чёрную клетку. Лицо Арлекина полностью покрывала маска, но ему хотелось спрятать ещё и глаза. Глаза, зеркало арлекиньей души… Глаза, озеро арлекиньей души… От незнакомых и чуждых, пусть, они в масках, хотелось спрятать это таинственное Озеро. Когда Арлекину смотрели в глаза, он казался себе голым посреди многотысячной Пьяццо, но без Пьяццо он тоже существовать не мог, ведь Пьяццо – его дом родной с открытыми стенами.

Демон, парящий над толпой, инок, слоняющийся в толпе.
Принц голубой крови, хотя простолюдины почти всегда кривлялись ему в лицо, строили страшные рожи и предпочитали видеть в нём простолюдина.

Он – карнавальная маска с ядовитыми прорезями на месте глаз. Он – бродячее клеймо позора для маленького и бездуховного существования. Он прячет за спиной изящные руки в белых накрахмаленных перчатках, и у него много личин, но Вы никогда не догадаетесь о его подлинной сути!
Читать далее...

Мой пес научил меня смотреть на себя глазами собаки.
Двухмесячного Фредди (Меркьюри) забрали у заводчицы с ж/д станции Фрязино для Ани. Стоило ему вплыть на участок, как Юра с Машей захныкали: тоже хотят пуделя. Пришлось вернуться на станцию за братом Эриком (Клэптоном, поплешивее). Я ничего этого не помню, мне было два. Мои собаки были чьи-то.
На той даче бабушка ругала меня восьмилетку. Я выбежала из комнаты, саданув дверью. Удар пришелся на лапу. Спустя час я сидела на корточках перед псом и шепотом молила о прощении. Фредди молчал, но не уходил – строгий и милосердный, как Альфред Великий.
Фредик наблюдал все выходки близких, но остался до последнего. А Эрик сбежал на прогулке от пьяного дяди Леши, мы его так и не нашли.

Настроение сейчас - лунное



Мы летаем, мы летим
С обожжёнными руками.
Растянув над облаками
Фиолетовый фатин.

Не касаясь облаков,
Легче света, легче вдоха.
Сила Бога, Сердце Бога -
Наш серебряный альков.

Ночь становится темней
В лунном песенном вигваме.
Ночь плывёт над головами
Очертаний и теней.

Холод тысячи вершин -
Наша песня, наше слово,
Лунный свет со дна морского
В отпевании машин.

Дальше огненных столбов,
Выше огненного света -
Берег Солнца, Берег Лета -
Наш серебряный альков.


Valkoinen, 3.08.20

Настроение сейчас - благословляю То, что больше всего на свете люблю




Начиная с сегодняшнего дня наступает (подступает, приближается) Золотой Век России, и я буду не я, если хоть на толику ошибусь в этом. Россия расправляет свои крылья и сбрасывает в пропасть времён оккупационную американоцентричную Конституцию.

Давайте поддержим её в этом, ибо Россия - наш общий дом родной, в котором после нас останутся жить наши общие русские дети. Россия - метафизический ковчег, в котором спасутся города, страны и целые народы, чтобы дальше жить и быть на этой Земле.


Вношу свой посильный вклад в наше общее светлое будущее.

Настроение сейчас - благословляю То, что больше всего на свете люблю


В продолжение данной темы: https://www.liveinternet.ru/users/valkoinen/post468518946/




Наблюдаю в своём тихом уголке за медийной истерией, организованной так называемым «коронавирусом», и уже сейчас могу сказать следующее.

Его легко прочесть, если включить логику и глубже копнуть самую суть.
«Коронавирус» выполняет сразу несколько функций:


1. Спланированный удар по теневой экономике
2. Отработка информационных технологий
3. Отвлечение на негодную цель
4. Заслон на пути майданных технологий, привычно реализуемых с подачи Сороса и его кровавой банды. Военная техника на улицах разных стран – это вам не хухры-мухры. Больше никому не позволят безнаказанно скакать, требовать кружевных трусов и демократии, в нарождающемся Новом Мире вся эта опасная пропагандистская дрянь – есть жесткие, неукоснительные табу.
5. Подытоживающая функция - слом либерального миропорядка.
6. И метафизическая, тонкая, концептуальная функция – переформатирование и передел мира Без Войны.

Так что не слушайте пессимистов, «коронавирус» в данном случае не является предвестником Апокалипсиса, виртуальный «коронавирус» - это предвестник Нового Мира; многополярного, многоукладного, опирающегося на большое количество полюсов силы.

Вирус здесь многоуровневая метафора, и не более того.
Единственное, что ему предстоит убить – это организм дряхлеющего американоцентричного однополярного мира. И он обязательно сделает это.

Мы живём в эпоху великих перемен.