А когда Лунитари на излете, когда болотная зелень едва плещется на дне глаз, знатный некромант превращается в знатного публициста.

О результатах экзаменационного сочинения/изложения в 11 классе

Достаточно плачевная ситуация, которую мы имели неудовольствие наблюдать на экзамене в этом году, была вполне предсказуема. На всякий случай напомню, что из всех писавших только одна ученица получила пятерку (по литературе, да еще несколько разбавили общую унылую картину две жидких четверочных работы). Что же послужило причиной для такого резкого контраста, если сравнить нынешний выпуск хотя бы с прошлогодним? Думается, здесь есть несколько факторов, большинство из которых глобальны и в рамках отдельно взятой школы, боюсь, не исправимы. Но все же позволю себе эти факторы перечислить.

Во-первых, низкое качество работ (причем здесь уже не имеет значения, были ли это сочинения или изложения) было вызвано воистину катастрофической несамостоятельностью учащихся. Иными – излюбленными методистами – словами, они не только не учились на протяжении предыдущих лет, но и не умели этого делать. Что здесь первично – неумение или нежелание – вопрос другой. Думается, ситуацию можно было бы поправить, если бы не ряд печальных обстоятельств. Главное из них – это абсолютная нивелировка неудовлетворительной оценки, точнее – ее полная отмена. У (от природы) ленивого большинства людей для работы должен быть стимул – кнут или пряник, ничего иного здесь не придумано. Пряник в виде пятерки черств и невкусен, а кнут заботливое министерство просто вырвало из рук учителя с криком «маленьких обижают», так что в результате мы получили «маленьких», которые на манер Робинзона Турнье с удовольствием лежат в болоте и никак, ни разу не хотят не то что пойти построить хижину, но даже и просто «выйти поговорить». И вытащить их, видит Б-г, нет средств. Оставить на осень и прочие интересные времена года? – Пробовали, слушали рассказы о Раскольникове, которого забрали в конце романа в армию – и, молитву сотворя, ставили «три». Потому как дальнейший процесс – уже не обучения, а бодания с дубом – был, очевидно, бесполезен. Вызвать в школу родителей? Ставить текущие неуды до скончания чернил в ручке? – Припарка для мертвого оказывается более эффективным лекарством. Таким образом, процесс обучения и его закономерный результат – экзамен – превратились в профанацию, а значительная часть старшей школы – в богадельню, где мы ради Христа и Фурсенко выдерживаем учеников, которым до «изящных искусств» (в нашем случае – литературы) нет никакого дела. Как говорится, «что он Гекубе, что ему Гекуба».
Заранее заданная безнаказанность, вседозволенность на экзамене – закономерный результат всей системы образования.

Во-вторых, (это замечание уже гораздо менее значимо) плачевные результаты этого года объясняются реформированием экзаменационной системы. Введение в школьную практику ЕГЭ (которое я не устану считать злом, с какой бы дотошностью не были вылизаны многострадальные КИМы) повлекло за собой трансформацию всей системы экзаменов по русскому-литературе, в результате чего большинство (в этом году – все) способных учеников выбирают не сочинение, а рефераты. Причем здесь нужно отметить, что разрешение сдавать их всем ведет к скачанным из сети (или купленным за небольшие деньги, или бездарно скомпилированным) работам, качества которых добиться крайне трудно, потому что с одной стороны мы ограничены указующим перстом методики «не навреди», не перегрузи бедного ученика, не дай бог ему прочитать лишний роман, а с другой – четким пониманием, что если даже мы не примем такой «реферат», то получим еще одно списанное сочинение. И какую из двух бед прикажете выбирать?

В-третьих же, (уж точно в самых маловажных) хотелось бы тихим незлым словом помянуть и темы сочинений, которые в очередной раз были обновлены в этом году. Я не говорю о том, как навязли в зубах учителям «Образы Бориса и Тихона в пьесе Островского «Гроза», но подозреваю, что думающим (слава богу, есть и такие) ученикам они скучны не меньше. Воистину творческая импотенция авторов комплектов сочинений из года в год порождает кадавров – мы неоднократно могли убедиться в этом как на олимпиадах по литературе, так и на экзаменах по ней же. Темы скучны, морально устарелы, раскрывают не творческую личность ученика, а качество его конспекта, сделанного на соответствующем уроке. Право же, не знаю, кого может заинтересовать переливаемая из пустого в порожнее (из одной цитаты в другую) мысль «ПатриотизЬм – это наше все», которой из года в год подменяют авторы комплектов свободные темы. После их прочтения в общем списке начинает казаться, будто вся русская литература только и делала, что изрекала пафосные пошлости.

Таким образом, из вышеперечисленных трех причин, на мой взгляд, и складывается печальный пейзаж нынешнего экзамена с усеявшими его чахлыми кустиками троечных работ. И помочь тут может, как ни странно, вовсе не учительская ирригация, а добрая воля самих учеников, их желание тянуться к солнцу. Год на Читать далее...

Жираф большой, ему видней.

Видимо, такой уж сегодня общественно-политический день, что и второй пост будет про абсолютно внешнее, неприятное и ненужное. Но раздражающее!
Кто не знает (есть же счастливые люди!), нынче русский в школке сдают в виде ЕГЭ – достаточно гнусных тестов. Сама по себе затея уже с душком: даже мне, снизу, было слышно, как осваивали весьма неплохой бюджет: чего стоит одно малоизвестное издательство «Вентана-Граф», которому досталось право на официальное издание всех пособий по ЕГЭ в этом году. Остальные – подделки.) За этим бюджетным скрипом не будем, однако, забывать о главном. Нет, главное – даже не качество заданий, стремящееся к нулю (с другой стороны). Например, когда в ответе вместо варианта «краткое причастие» есть вариант только без этого лишнего эпитета. Или когда для правильного ответа «префиксально-суффиксальный» (способ словообразования) в бланке не хватает клеточек (клеточка-буква), и ученики пребывают в некоторой растерянности – значит, неправильный ответ? Или – ухохочешься – вопросы про нулевые суффиксы, которых в школе не проходят, или – да мало ли этих или, поверьте, совсем не мало. Про часть «С», «сочинение», в котором нельзя допускать «этических ошибок» и требуется уложиться в – шаг вправо, шаг влево – пять абзацев, 150 слов – говорено тоже уже изрядно. Но, повторюсь, про это все можно забыть. Как забыть и о школе, во время ЕГЭ превращающейся в концлагерь: никого не впускать-не выпускать, без паспорта ученику хода нет, в туалет под конвоем, место, парта и ряд прописаны заранее компьютером (а места-то как раз теперь и продаются…). Забыть, черт возьми, и о днях проверки «в три смены», когда под конвоем в туалет ходят уже учителя и половина с проклятием бросает эти работы – да подавитесь вы своими шестьюдесятью рублями за штуку, а половина проверяет по сто этих самых штук в день… Про все забыть. Вспомнить только об одном – об оценках.
Всего можно набрать 60 баллов. 60 баллов равно 100 процентов. Путем несложных расчетов получаем, что, допустим, 45 баллов равны 75 процентам. Но не все так просто! Такая простота – хуже воровства, потому как не дай Б-г все узнают, на сколько _на самом деле_ наши ученики знают русский язык. И появляется хитрая шкала перевода «первичных баллов» во «вторичные». Это как? – А очень просто: http://rustest.ru/ege/scale.php. А кому много букафф, так я перескажу и процитирую. Там один высший математик, профессор, изобретатель шкалы (ути мой маленький Лысенко!) рассказывает следующее: «Теоретической основой шкалирования является современная теория моделирования и параметризации педагогических тестов. Ее единственная предпосылка состоит в следующем: результат выполнения определенного задания теста определенным испытуемым зависит только от разности между уровнем подготовленности человека в соответствующей области знания и уровнем трудности задания. Ничего больше! При этом в расчет принимаются не только те задания (и их трудности), которые экзаменующийся выполнил верно, но и те задания (и их трудности), которые экзаменующийся верно выполнить не сумел».
Если кто чего не понял, то по-русски это называется «на воре и шапка горит». Очень, знаете ли, трудно оправдываться, что мальчика-то и не было. Чем больше слов, тем туманней смысл.
Но дальше: «Однако вникать самим испытуемым в теоретические тонкости подобных расчетов нет необходимости - в каждой науке есть положения, доступные только специалистам, и обсуждаются они на страницах только специальной литературы. Тем не менее, каждый испытуемый сможет убедиться в правильности полученного тестового балла самостоятельно, поскольку все экзаменующиеся, набравшие один и тот же первичный балл (т.е. верно выполнившие один и тот же состав заданий теста) получат один и тот же тестовый балл».
То есть «прочь, непосвященные!» «Не геометр да не войдет сюда». У меня вот нет высшего математического образования, и страницы специальных журналов я не листаю. Значит, абсолютно лишне мне будет разбираться в правилах оценки. Зато, мягко скажем, негуманитарию, который понятия не имеет, что в этом русском трудно, а что нет, разобраться – как раз. И сделать красивую смешную на две страницы формулу. «Штоп никто не догадался!»
И наконец: «Соответствие между баллами первичными и тестовыми может быть получено только статистически по реальным результатам экзамена и будет установлено к моменту выдачи свидетельств. Это соответствие будет наверняка нелинейным, но сохраняющим упорядоченность, то есть большему первичному баллу будет соответствовать и больший балл тестовый».

Вам все понятно? Мне – да. Только один вопрос: если со всякими Луговыми мы уже не стесняемся, то зачем смущаться в таких мелочах? Объявить поголовную грамотность, сказать, что Солнце вращается вокруг Земли - это же давний испытанный прием: доказательства ему только мешают. Ну да ничего, товарищи быстро учатся.

Апатия. Почему-то в голове вертится «Был в горах, сейчас вожусь с большим букетом». Нет, в горах я не был. И с букетом тоже возиться не довелось: мы даже не подарили его девушке Кате, потому как не было ни девушки Кати, ни букета, ни праздничга, на котором этот букет нам бы вручили. То есть хотя праздничег и был, но на нем не было нас. Зато и не было ощущения «я чужой на этом празднике жизни!» А ведь это дорогого стоит, когда нет такого ощущения, никаких букетов не надо.
Зато вчера я вот был в Алмазном фонде. Честно скажу, что если даже за компанию, если даже на халяву, если даже ненадолго, то все равно не стоит. Потому что снова выплывает тема праздника жизни. Этот фонд (ну просто ХУЯ какая-то), видимо, никак не может решить: он музей или сейф. Потому как если музей, тогда надо со всем блезиром к публике и подписями в витринах. А если сейф – то зачем в него билеты продавать? Все-таки по преимуществу сейф. Телефоны там не ловят, но их нужно сдавать. Выход из гардероба – по пластиковой карточке (как в бане номерок), на входе в Кремль – шмон, на входе в зал – шмон, девичьи пальчики неприятно-профессионально роются в сумке – в таких отделениях, куда и блокнот-то влезет кряхтя и проклиная толстящие его чернила. Странно, что шмона нет на выходе, но это, я думаю, поправят. Сам сейф – две комнатки с каменюками разной величины. Экскурсовод, собственно, и не предлагает вслушиваться в брильянты – тут все взвешено (а вот в этом самородке – ажно 36 кг!) и запомнено наизусть. Всякая бижутерия, которая пылится в немногих витринах, как сообщают почтеннейшей публике, «никогда никем не надевалась и создавалась только для выставок». – Конечно, а чего вы еще ждали от Кремля, в котором Царь-пушка никогда не стреляла, и даже киоск на входе никогда не работал? Это только Герцену странно, а всем остальным – нормально. Честное слово, поймешь героического белогвардейца Овечкина, самовывозом забиравшего с м.Боровицкая корону Российской империи – жалко ее оставлять пылиться, она забавная.
Собственно, символично, что рядом с этими коронами, в соседних витринах, лежат честные слитки – там не в красоте дело (а все в тех же каратах, долларах и что у них есть еще там).
Когда экскурсия кончается, то посетителей, случайно задержавшихся в зале, начинают ласково подталкивать в спину два мордоворота. «Дети – хозяева лагеря». Нет, я ждал чего-то такого, не питал иллюзий, что все вокруг народное, что ОМОН понимает, где сортир, а где музей, но все-таки как же противно… Чувствуешь себя грабителем, пойманным с поличным.
Да. И еще пару наблюдений. Экскурсия сама по себе – скучнейшая, так, ходячий безмен с голосом. По результатам рождается две фразы: «А почем?» и «Изумруд весом 300 каратов – оружие аристократии». Но главное – другое. Рядом с очередной каменюкой стоит портрет Грибоедова. – Эта каменюка – вира за убитого в Персии русского посла. Не поэта. Побывав в Алмазном фонде, веришь, что ничего не изменилось.

ЗЫ. Еще за каким-то … вчера перегородили весь Александровский сад, и наблюдалась с высоты чудная картинка: девушка, подходя к очередному бойцу-на-страже-Родины: «А вон там мороженое продают – можно я пройду куплю?» Боец (не размыкая уст) лениво мотает головой: «Пшла отсюда». «Дорогие москвичи и гости столицы!..»

Как всегда "Ы..."
[600x450]

Все просто: мы хорошие, они плохие.
Линьер

Это, на самом деле, очень просто, но и очень глупо. Когда аццкей сотона скалится кривыми клыками, то испытываешь все то же чувство эстетического протеста. А вот если, кроме клыков, у нашего сотоны оказывается еще и артистическая натура (или ранимая душа, или…), то ему веришь, и пошлейший «Красный бубен» превращается в «Приют героев».
А если наш сотона еще и преследует высокую цель… Не съесть полмира на скорость, а совсем наоборот – счастье для всех, даром, то вполне можно его понять и даже ему помочь. Казалось бы, еще Достоевский, навязший в зубах, рассказывал о слезе ребенка, еще у Ле Гуин из Омеласа уходили ротами и повзводно, казалось бы, если счастье для всех – то почему же через несчастье для некоторых? Но потом пришел Трурль и сказал, что он-то имел в виду совершенный мир. Так что придется обходиться тем, что дают, как советовал еще Антон Павлович.
Итак, у нас есть условная божественная сила (счастье для некоторых), и нет пути ее распространения, кроме как чума. То есть кто-то умрет, кто-то станет богом. Тут уж как повезет. Или. Все та же божественная сила и до боли несовершенный мир. Честно признаться, что он катастрофически не удался и начать все с чистого листа, точно зная, что выйдет лучше – против гуманистически-ленивого «оставить все как есть».
Пристрастный наблюдатель (особенно, если именно его дом, тело и душу назначат на слом), скорее всего, не поймет, назовет сотоной и объявит крестовый поход. Если пристрастного наблюдателя приучить, то он все равно не поймет, но радостно смирится и будет с содроганием и нетерпением ждать момента («мол, Страшный суд, звоните адвокату…»). А что сделает беспристрастный наблюдатель? Плюнет и отойдет в сторону? А если ему, именно ему дать в руки грешную силу?
Чума на ваше поле! Но это завернувшись в по-зимнему теплую и плотную черную мантию некроманта. А если «по человечеству»? – Спасибо, что-то не хочется, как говорил вполне нечеловек Чеширский кот.

Из аннотации к переизданию пластинки «Алиса в Стране Чудес»:
«Ты знаешь, Кэрролл – это совершенно необычный сказочник. На самом деле, он был серьезным человеком, ученым-математиком! Он родился в Англии в 1832 году, а первое издание Алисы вышло в 1865 году. Посчитай, сколько лет было тогда Льюису Кэрроллу. Да-да! 33 года! Я надеюсь, что когда тебе будет столько же, ты тоже напишешь или придумаешь что-то совершенно невероятное, интересное и очень полезное для всех людей!»

Ну, еще целых десять лет можно плевать в потолок. А там и в Этну.

Нахуй, друзья мои, всех. Вас, вас и, простите, персонально вас.

Тут додумал про кино: а ведь могут возразить – Терабайтия, мол, не фэнтези, а про жизнь. Про настоящую жизнь, сынок. Но на это мы ответим: кино про жизнь для подростков – за такое вешать и жечь надо одновременно. Крылышки-то мы тебе подрежем…
«А крылышки-то мы тебе подрежем, сынок, - сказал Дедал Икару. И прожил Икар счастливо семьдесят лет, и нарожал кучу детей, и утопился под юбилей».
Или: «Уж (он всегда импонировал мне, этот циник) полетал - и ему не понравилось. А Сокол был дурак. И выпендрежник. Только вот... только вот... Уж до конца жизни после своего первого и последнего полета томился нездешним, зная, что оно - ну совсем не для него, потому что летать он на самом деле никак не может.
Томился и молился Кетцалькоатлю».

Я все-таки сделал это: с раннего утра зашел в игрушку, добежал до почтового ящика и почти недрогнувшей рукой набил в меру сентиментальное прощание согильдейцам. Заголовок: «Даже некромант может устать от жизни». Эпиграф: «Мне снилось, что теперь в притонах Сан-Франциско лиловый негр вам подает манто». Набил, отправил, вышел – и удалил игру. Потому что мосты нужно сжигать, а то будет соблазн по ним вернуться в Аркадию и увидеть собственный могильный камень. Как в Невервинтере, когда захочешь поиграть с фамильяром, он радостно откликнется: «Давай угадывать дату твоей смерти?» Бездна уютно свернулась во ржи, никого никуда не зовет, а просто лежит и глядит в небо. Проходи, виатор, проходи.
Да, мне нравится порой превращаться в князя Нехлюдова: нажимать кнопочку «обновить» и все такое. Перетаскивать в корзину вещи, мысли. А в нижнем углу левого глаза светится надпись «Сюицыд, бета-версия».
Моего ГГ я не уничтожил, нет – на предательство Летум еще не способен. Он передал знакомому пароль – ГГ умер, да здравствует ГГ.

А вот сейчас – непривычно! – Цехерит напишет про кино.
Меня обидели. Пообещали фэнтези вроде еще неиспорченной тенденцией «Нарнии», а выдали заунывный сюжет о проблемах взросления подростков – педагоги радуются и рукоплещут. «Мост в Терабитию», кажется, собрал все штампы, которые можно почерпнуть из двухсотлетней выдержки романтизма – тут вам и двоемирие с назидательной ухмылочкой: «Победил тролля? – А теперь надавай по ушам однокласснику!», и главный герой-музыкант (художник), непонятый злыми взрослыми и отвратительными сверстниками. А что он напоминает аутиста – так то не беда, зато духовно развит и на предложение представить волшебную страну отвечает гениальным: «А это как? Я не знаю…» Тон при этом – ну точно АВК, рассказывавший анекдот про сына-дебила.
Тут даже и прекрасноглазое юное создание-муза, все из себя в фенечках и кроссовках (эмо?), вдохновляющее нашего аутитста на подвиги. Аутист, конечно, тормозит и поддается с трудом.
Но к финалу до него все-таки доходит, двоемирие рулит, и аутист открывает волшебную страну Терабайтию младшей сестре: «Трям, здравствуйте!»

А теперь претензии по пунктам в духе «дядя сценарист, дай порулить!» В-нулевых – кто читал «Порог» Ле Гуин, тот печально вздохнет. А во-первых… Все эти «бесконечные книги» и прочие пулманы грешат одним и главным, за что костер им без отпущения грехов. Герой уходит в другой мир, становится там всемогущим спасителем (а слабо сделать его Антихристом?) и… возвращается обратно! Что ты забыл тут, убогий мой? Папу-маму? Любимую школу? Вот сэр Макс правильно отвечает: «Свои видеокассеты». Взял – и ушел обратно. Но так это сэр Макс. А наш героический аутист лишь мычит в ответ и рвется слиться с реальностью в жарких объятьях – не нужен ему берег турецкий, Африка ему пофиг…
Почтеннейшие авторы, которым высокая цель воспитания заменила и фабулу, и сюжет! А вы на месте подростка тоже сняли бы корону и пошли мыть посуду на кухню в американскую провинцию? Или вам не дает спать образ пионера Васи, который еще должен сдать Мариванне контрольную? Молчат почтеннейшие авторы.
Представляете Фродо, который не уплыл с эльфами, а остался жить в Хоббитании, обзавелся детьми и внуками, по вечерам в таверне пьяно хвалился, как зарубил назгула? – А они вот представляют, ништяк.
Или помните «Эрика, сына человека»? Меня всегда смущало, почему в книге такой странный конец – хороший мальчик Эрик из благополучной скандинавской семьи, которому родители дарят новые кроссовки, победив всех великанов Етунхейма и став запанибрата с Тором, не просится обратно в Мидгард. С чего бы это?!
Во-вторых. После «Мио, мой Мио» уж точно неприлично мотивировать уход героя в другой мир недостатками этого. «Злые враги» должны остаться в районе студента Ансельма. На самом-то деле, Гофман всех опередил на много-много сюжетов вперед – Сартр отдыхает – перечитайте «Повелителя блох» и вам все станет ясно: один черт, что тот мир, что этот – блохи, блохи, и нет смысла. Но наивному подростку мы можем простить детскую очарованность драконом и волшебной палочкой. Ему можем. Автору, который для подростка пишет, можем. Но вот извинить им же очарованность школой и школьной любовью – дурой с косичками – за это уже надо вешать. Хотя да, мы же хотели жечь…
И наконец, в-третьих. Ну нельзя же, нельзя же так тупо, так бездарно описывать сам момент перехода: было дерево – стал замок, была белка – стала стрелка. Конечно, юные поклонницы Коэльо все съедят, а вот прочий, не столь восторженный люд попросит поделиться гербарием. Когда пишешь книгу с чудесами неплохо хоть самую малость их прорабатывать, а то термин «фантастический реализм» приобретает уж слишком ернический оттенок.
Дети мои, не смотрите «Мост в Терабитию». Трава смешнее.

А вот так, плохо и механистично, мы утешаем себя. Зато помогает.

Иногда в «Готике» бывало так, что хилый герой какого-нибудь раннего уровня забредал, счастливо миновав троллей и ящеров, в области, для него пока явно непредназначенные. Телепорта в инвентаре еще не было, идти назад представлялось самоубийством, и оставалось только бежать вперед, просто посмотреть, чего тут показывают – а там скоро находился какой-нибудь голем, который и прекращал этот кривой отросток неудачного прохождения. Загрузить…
Но самое главное было, конечно, в те минуты, когда ты вот так шел вперед, скорее-скорее, увидеть, куда ведет дорога, зная, что сейчас забытый храм в ее конце для тебя абсолютно бесполезен, ибо «съедят». Но терять уже нечего.

Где-то в тридцать пять для ровного счета лет такое ощущение и накатило. На какой-то развилке я повернул не туда – ну точь-в-точь дорога в Хоринис от фермы Онара: не заметишь развилки (а ночью-то оно легко) – и уже скелеты, варги, элитный орк… Вот куда-то я не туда и зашел. Честолюбивые мечты (слава, императорские троны…) – а вот когда я буду, Эл, президентом, то тебя, конечно, назначу главой администрации – давно уже развеялись как сон, как утренний туман, от друзей осталось несколько звонков на Новый год да немногим больше номеров в сотовом. Их страшно набрать, потому что сразу, в ответ на «алло», потеряются все слова и накатит невыразимая скука. От романтических грез сохранилась лишь риторическое «Когда ты вернешься?» – третий коренной вопрос русской интеллигенции, бесполезный и в пустоту. Было бы кому возвращаться. Короче говоря, в такие тридцать пять лет можно уже было садиться за перо и писать бестселлер «Жизнь утекает сквозь пальцы. Пособие начинающим». Да, счастья в работе тоже не наблюдалось – это так, на всякий случай.
И вот в очередной вечерний час, занятый размышлениями – что все-таки лучше: взорвать Опера или взять отпуск, в этот очередной час случилось чудо. Прогремел по огненной дорожке вдоль Миусского кладбища трамвай (кто еще помнит, что он там когда-то ходил?), раковина на кухне булькнула засором – золотая рыбка застряла в трубе, да не все ль равно? Хоть лично Мефистофель (уж простите за плагиат) с заточенными по последней моде рогами. Короче говоря, жизнь имени Никиты Воронцова на блюдечке оставлена под дверью. Камень был горяч и, взяв его в руки, я обжегся, но не бросил – он не должен разбиться раньше времени.
Теперь стало понятно, чего ждать и к чему стремиться, время понеслось вперед и его даже стало немного не хватать. Я оборвал последние контакты, ушел с работы, взял кредит под залог квартиры (ха-ха!) и стал готовиться. Это называется «почувствуйте себя студентом». Совсем забыл, как здорово – систематически заниматься, а не лениво перелистывать Интернет в поисках развлечения. Составил план – что необходимо помнить, заново очутившись в 84 году, что нужно просто выучить с чистого листа, а о чем можно подумать и в новой жизни (научусь наконец играть на гитаре, ездить на велосипеде, вызубрю весь какой ни есть английский – времени-то куча, уйду сразу на домашнее обучение и для виду буду приходить, поражая всех углубленным знанием гуманитарных предметов, бу-га-га!). На первом плане, конечно, оказывались медицина и история. Спасти семью от рака и инсульта, разобраться, как их избежать – и это все свалилось на меня, последний раз бравшего в руки книгу по химии в 11 классе. Но ничего, основные принципы, как оказалось, изложены достаточно популярно, а тонкости можно будет заново доработать самому – хоть где-то пригодилась любовь к схемам. С историей все оказалось куда как проще – тут нужно было просто посмотреть на те годы отстраненно – не современник, а потомок. Понять, как лавировать внутри всех приватизаций, перестроек… В течение месяцев, пока я пытался запомнить все эти даты и имена, на лбу пульсировала практическая жилка – больше не будет той нищеты, в которой мы оказались в девяностых, это не должно повториться.
Пять лет, до сорока, я провел как ГГ из Готики, просто мчась вперед, зная, что ничего вокруг мне уже не пригодится. О, а это сияние Высокой Цели!.. Параллельно я пытался спланировать личную жизнь (правда, смешно звучит?). Искал адреса старых знакомых, с которыми «не сложилось», всех тех, кого мы «в этой жизни любили», чтобы уже не терять времени, не изображать юношу бледного со взором горящим, а сразу, вдруг, подойти (как давным-давно еще мечтал тебе, Эл): «Здравствуй, меня зовут… Предадимся Гименею!»
Вообще, я сам не ожидал от себя такого – такой вдруг проснувшейся энергии, воли, черт возьми! Оставалась единственная опасность, как новый, усовершенствованный я буду воспринят в семье – ведь они же ждали ребенка, а появится всеведущий вундеркинд с памятью прошлой жизни. Но уж для этого и был бы мне дан язык, жало мудрыя змеи: убедить, рассказать, спасти!
И вот, наконец, кажется все. Больше ждать нет сил, деньги подходят к концу, память ломится от фактов и фактиков, сердце бьется набатом. Пять лет не прошли даром. Пентаграмму на полу, сам в центр, Читать далее...

Я думал, я спасусь, если на каждом углу раструблю, в каждую минуту подумаю – не вышло, совсем как обычно не вышло, а наоборот. Корни в глаза, крона в голову… Я чувствую так, так и так: http://www.svenlib.sandy.ru/pugovichki/fignya/stories/12.htm. Это последний угол, на котором еще можно раструбить. Все проходит.

Что-то любопытное происходит. Раньше как было: если я чего-то сразу не понимал, то, значит, и понимать там было нечего. А теперь вдруг, по прошествии некоторых времен, доходишь острым умом до тайного смысла вещей. Тупеем?
Например. Читали давно статью Щедрина про нечаевское дело и удивлялись – чего ему, Щедрину, в этом деле не нравилось? Чего он язвил про судей, которые говорят заключенным «вы», про газеты, осуждающие убийц?.. А потом я сам написал пост о мастерах культуры-ходоках, пошумел в комментариях и, наконец, сформулировал: писатель всегда – оппозиционер по определению. Тем и отличается от прочих пером-к-бумаге. Потому-то Щедрин и язвил над вполне правильным процессом – потому что оппозиционер. Похвалят – другие. Твое дело – критиковать. Разрушать, если угодно. Всегда и везде. Через сто лет критика станет, может, неправильной, но сейчас – она необходима просто потому, что ты – писатель.
Или вот еще до чего мы дошли собственным умом. Сюзанна Кларк (не зря ее сэр Макс хвалил!), «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл». Там в самом начале заседает общество волшебников-теоретиков, которые ни разу в жизни не прочитали ни одного заклинания, а только их классифицировали, обсуждали достижения предшественников… Образ как образ – нужный для развития сюжета и не очень, как казалось, жизненный. А сегодня, когда я в очередной раз полюбовался на исихастов, до меня все-таки дошло: куда как жизненный, не в бровь, а в глаз. Кто такие исихасты – это такие смешные (трава смешнее) люди, которые точно знают, что бог есть, и еще точно знают, что с ним можно соединиться при жизни путем «умного делания» – типа медитация. В общих чертах это похоже на клирика из Невервинтера: помолился – а врага-то молнией и шарахнуло. «Всем пристегнуть ремни, месса начинается». Но! Точно зная, что низведения молний с небес можно достигнуть здесь и сейчас, исихасты для этого не делают ничего. Кроме… кроме бесконечных рассуждений на тему «как круто быть исихастом, что об этом писал Лосский, и как на него повлиял Неоплатон». Да я бы волком выгрыз у бога эту молнию, если бы имел хоть крупицу их убежденности… (Впрочем, мои крупицы убежденности лежат в несколько другой плоскости, ну да об этом не сейчас – мы холодны и объективны). Типичные «нежизненные» английские волшебники-теоретики.
Отсюда вопрос: почему Мальчик стал думать медленнее? Отсюда же промежуточный ответ: спасите нашего Мальчика.

Стела на братской могиле. Против одной из фамилий приписка маркером: «Стучать три раза».

Мне в руки попал любопытнейший документ – «Эталоны оценивания зачетных работ. Русский язык», а попросту – правила проверки ЕГЭ. Среди прочего бла-бла о баллах, выставляемых за сочинения («точность и выразительность речи», «соблюдение орфографических норм»…), находим следующую рубрику: «Соблюдение этических норм». И пояснение: этические ошибки в работе отсутствуют – 1 балл. Допущены этические ошибки (1 и более) – 0 баллов.
Я в восторге, дети мои.

Как известно, кроме ежиков есть еще зайчики. Я должен писать на эту тему.
Про зайчиков с батарейкой знают все. Идущая вдоль позвоночного столба энергия зарождается в районе тазобедренного сустава, пробуждая все семь чакр, змей Кундалини вьется по батарейке вверх, обвивая мозг и волнующе шевеля опилки. Такие зайчики останавливают на ходу коней, ломают им крестцы – не со зла, а просто не замечая ничего вокруг: они заворожены идущим изнутри взглядом Кундалини, чувствуют, как удав шуршит мимо их сердца. В такие моменты зайчик на батарейке замирает, ощутив вдруг невероятную, беспричинную тоску…
Однако есть и другие зайчики – те, которых природа обделила батарейкой. Кундалини у них лениво свернулся гордиевым узлом, а чакры увяли и пожухли. Но зато природа наделила этих, вторых, двигателем внутреннего сгорания. Таким зайчикам не нужно менять батарейки, стоять в очередях, нервно рассчитывая, хватит ли на них Энерджайзера, или придется ограничиться Вартой… Такие зайчики всегда на ходу, и ход у них – лихорадочный, прыжки порывистые, а все потому что они чувствуют, как сгорают опилки внутри. Шерсть выпадает рано, кожа становится шагреневой, глаза краснеют и начинают светиться – через бусины пробивается Внутреннее Сгорание. Окружающие боятся и уважают их.
Есть еще и третья разновидность зайчиков: с протекшей батарейкой или кончившимися опилками. Эти, застыв, сидят у своих нор и равнодушно смотрят на пробегающих мимо собратьев, так равнодушно, будто знают какую-то тайну, не доступную даже змею Кундалини, выползшему из сердцевины седьмой чакры…

Я знаю, что ничего не писать нехорошо. Это даже очень плохо – ничего не писать. Но что ж поделать, если просто не получается, нет желания. Говоришь себе – ну давай, придумай что-нибудь, потому как ты же творческая натура, да и вообще. А творческая натура издевательски смотрит в сторону и покачивает ножкой, якобы совсем она здесь ни при чем, вроде и не к ней взываешь. Так что придется пробовать без ее помощи, своими слабыми руками цепляясь за веревочную лестницу Иакова, карабкаться ввысь, к небожителям на пир. А высоко-то как! А боязнь-то этой самой высоты! Снимите меня!
С детства не доверял рукам – то есть не пальцам, проворным, гибким, ловко складывающимся в кукиш, а именно рукам: турник там беспощадно-высокий (до него еще допрыгнуть надо!), гантеля черно-чугунная, планирующая на плюсну и предплюсну…
Однако о чем это я? – А вот и не знаю, о чем. Творческая-то натура устранилась, и приходится теперь притворяться, будто умеешь что-нибудь такое красиво излагать – это как холодильник последней модели, весь из себя аэродинамических форм – хоть сейчас прямо в космос, только стоит он в магазине и пуст до невероятия. Повапленный такой холодильник…

А в общем, все, конечно, сводится к бессмертному «дайте этой дуре лесипед, и пусть катится».

«На его месте должен был быть я!» – кричал бы сейчас всеми своими буквами предыдущий пост, когда б рука-владыка его жестоко не удалила за слюнявость (-ю) и вторичность (-ю). Так что возьмем из прошлого лучшее и радостно с ним пойдем в будущее, этим самым им размахивая, как пустой корзинкой, которой у меня никогда не было, или черным зонтиком-тростью, который у меня когда-то был, а сейчас истлевает на дне реки Яуза – заместительная жертва, классический образец. Хотя о зонтике, конечно, лучше не думать, потому что представить, как он там год лежит, на темном илистом дне, летом его едят безглазые рыбы (ну почему же сразу безглазые? – книжки надо читать. А что? – Ничего.), зимой он промерзает вместе с водой, и нет никакой надежды, и эта совсем не та зеленая вода Ишмы… В общем, и без того жутковатая ночь достаточно близко, чтобы думать еще о такой вещи, как зонтик, лежащий сейчас на дне реки Яуза. Чем от него, допустим, отличается город Помпеи и город Геркуланум рядом? – А тем, что когда происходил (внимание, умное слово!) процесс фоссилизации, меня там рядом не было, а вот рядом с зонтиком я был, мы с ним сроднились и прочая Чакра Кентавра, но опять-таки не будем о грустном, и вообще, хватит превращать свой текст в бесконечный поток сознания, слово поток опять напоминает… Стоп!
Я хотел сказать не о том, и замечательная традиция «был один рассказ» вовсе не у места, да и забыта уж давно и капитально. Конечно, жаль, потому что рассказ на самом деле был, и недавно даже вышла целая новая книжка с раньше непереводившимися рассказами Каттнера, но, во-первых, я забыл их сюжеты и, если не будет повода, не вспомню, такова судьба всех рассказов в моей захламленной голове, а во-вторых, я хотел сказать вовсе не об этом.
В третий раз начинаю одну и ту же мысль. Три – число фольклорное, значит, должно удаться, потому что русский народ – он великий и могучий, и я, примкнувший к нему, тоже стану великим и могучим и расскажу наконец историю про голема, точнее, метафору про голема – слово, которое совсем не знает компьютер, даже и в родительном падеже.
В общем, про голема. «…спасительная рука снова оживит бесформенную и злобную груду глины, вложит ей в рот тетраграмматон, и голем, проникнутый дыханием костей, станет счастлив, вдруг увидев смысл, цель… пока бумажка с волшебным словом не размокнет на языке и не настанет пора возвращаться. Но это потом, а пока внутри, внутре, только одна мысль – если бы жить, только бы жить, но нужен тетраграмматон, ах, как нужен, без него совсем никак, без него день похож на ночь и еда на питье…» Это из бывшего раньше на этом месте поста. Я образ придумал, с ним долго носился и, наконец, поместил его не в самое удачное окружение. После долгих дней застоя, когда руки привыкли к обрывкам намеков в игровом чате, трудно сразу вспомнить, как это – писать и перечитывать написанное.
Небольшое пояснение для прессы: можно было бы обойтись и без сравнений с големом, потому что наш Мальчикна-паровом-ходу сам по себе, без всяких метафор, испытывает острую нехватку дров в атомном реакторе. Как только очередной День свободы от забот, божественно совпавший с отсутствием игрушки, или очередное эфирное создание подкидывают этих самых дров в реактор, то глаза нашего Мальчика разгораются и хочется ехать и гудеть. Но дрова сгорают – дальше и продолжать не нужно.
Разве это интересный образ? – Наш ответ – нет. Вот то ли дело с големом. «Писать роман, как баба бросилась под поезд» далеко не так романтично, как «Анну Каренину». Голем – это что-то такое древнее, оккультное, все из себя каббалистическое, кто читал Майринка – так вообще крутое и понтовое, ну а кто еще и Понедельник вспомнит – так просто прелесть. Поэтому не паровоз, а именно Голем.
Голема может сделать любой дурак, потому как что такое голем? – Тот же снеговик, только из глины. А вот чего любой дурак сделать не может, так это написать волшебный набор буковок тетраграмматон и сунуть (нет, вот это дурак, пожалуй, опять сумеет) его в рот нашему глиняному снеговику. Как известно, чего не сможет дурак, то завсегда осилит компьютер, его верный помощник, что мы знаем на примере известного рассказа выдающегося зарубежного фантаста А.Кларка «Девять миллиардов имен Бога», но это опять отступление от темы сочинения, дорогие товарищи экзаменаторы. Ах да, про голема. Ну вот, короче, написали мы тетраграмматон, высчитали его по высоким правилам Темуры, и голем наш задвигал ручкой и задергал ножкой, дрожание его левой икры даже наблюдается. Но это голем вульгарис, а настоящий голем – это круче, это когда наш глиняный жующий бумажку снеговик становится воплощением судьбы человека, его двойником, тем самым хавел герамимом, дыханием костей и еще какая-то хрень с метафизического забора, которую я, видит Б-г, не помню, однако могу досочинить, как это всегда и бывает с философией в исполнении Летума, хотя, опять же видит Б-г, получается не хуже.
В общем, Летуму взбрело в голову уподобить себя голему, который по жизни весь такой из себя скучный, и бессмысленный, и Читать далее...

Перед отъездом в одной из обреченных газет - последний привет, последнее четверостишие:

Не негодуя, не кляня,
Одно лишь слово! Но простое!
- Пусть будет чуден без меня
И Днепр, и многое другое...

Д.-А.