Если нет в кармане пачки сигарет - значит, всё уже, блять, плохо на сегодняшний жизнь.
Ну, в целом, я могу и не курить, чем я сейчас успешно занимаюсь. Не в сигаретах дело. Дело в том, что я просыпаюсь каждый раз из того милого ада, который мне снится, и причём он менее кровавый последние дни. Даже так ничего, я бы остался там. Но - просыпаюсь.
Есть моменты, когда я просыпался не с разочарованием, потому что видел кроме себя ещё что-то невообразимо охуенное. Как я так оказался рядом - мне уже неважно, но дышать было страшно, чтобы не спугнуть. Таких моментов очень мало, и ценны они тем, что всё в конце концов пошло по пизде, и чем дальше - тем хуже. Это уже не мой выбор, простите, так заведено у вас, людей, наверное. И вот я думаю, что все так обламываются по жизни, нихуя самого простого не имея нисколечко. Это неправильно. если я что-то могу успеть сделать - пишите (звоните-приходите, хули уж), надо делать заебись людям, а то смысла нет.
Уже.
Хорошие запахи всегда сложные. Они похожи на людей - нужно время, чтобы они... "уселись", что ли. Вот мы с ней заходим в летуаль, и в одной линии выбираем, скажем, два запаха. Один более симпатичен сразу ей, другой - мне. Оба понимаем, что нужно брызнуть (в идеале на кожу, но тут мы не любим (привет, кинестетики) чужое на коже), поэтому бумажки. А я, хоть и филолог, но с этими запахами больше не способен воспринимать слова, и крайне сложно запомнить названия, хотя это важно.
Едем, курим, ветер. Мой запах всё же созревает, и ей потом нравится. Мне это дико приятно, но я даже не знаю, как этому радоваться, потому что не умею, если не на ней, а на ней - нельзя. Но пусть даже и так - для меня это важно, и я счастлив сейчас. Не думаю о том, чтобы подарить ей его, потому что.... не в моём случае, либо не сейчас. Через жизнь, может. Ну там неважно, время тут относительно.
А потом тебя берут с собой (вдруг), говорят - куда хочешь и что хочешь сейчас, и ты в этот момент сходишь с ума от возможностей. Конечно, делаешь всё самое тупое сразу, но тебя терпят и ждут. Ты не понимаешь. Не выветриваешься, не даёшь ту охуенную ноту, ради которой всё делалось.
И потом, совсем после, вы (такое даже бывает! -) разговариваете об этом. Я люблю умных людей, они такие красивые... Она спрашивает - почему? Я же не слепая, я же видела, что ты другой. Вот даже совпало, почему ты начал чушь нести?
А в голове у меня... Ну ты поймёшь. Просто когда не веришь, что с тобой это происходит, то ведёшь себя не как обычно. Вот та же Алиса в стране чудес - каким бредом только ни занималась, и сама охуевала при этом. Как живого единорога увидеть, это же нереально.
Вот и я так. К такому надо привыкнуть, это как жить под коксом постоянно и не палиться - а у тебя проблемы ещё кроме собственных чувств - её.
Не думать и дышать друг другом, пока дышится - ну почему нет, почему нет?
...Потом ты - мужик - начинаешь разбираться в запахах. "Разбираться". Потом есть "это пиздец да" и "это пиздец нет". Для сохранности своего туповатого мозга ты это давишь в себе и, как следствие, черствеешь. Нам, мужчинам, привычна эта механика. Нет руки? Да и не особо-то она и была, типа. Со временем, конечно, это всё, не сразу. И, конечно, такие эмоции никому не видны, никогда.
Даже если она рядом.
А ты не помнишь её совсем, просто сходишь с ума, и не понимаешь уже, почему. Не помнишь.
____________________________
P.S.
Есть подозрения, что мы способны чувствовать так же ярко, просто чаще умираем. И без спецэффектов. Так сложилось исторически.
P.P.S.
Ещё. Она брызгала два раза себе на шею и давала мне её. Я не хочу верить, что она это специально, потому что в тот момент ты бываешь согласен на большее, чем смерть.
dsquared red
на тебе завязаны все пароли и почти все явки. что же здесь, ни галстук и не пиявка,
и не симптом психи(атри)ческий, не память мозга - опиши не моими словами суть своего лоска.
почему я чувствую и зачем человек? и зачем мне жизнь без с утра "привет",
и за что, ну скажи мне, за что мне полметра
дис
соци
ации
martwy
С тобой я наполнен, и чуть через cry.
Пустынные улицы, мокрый асфальт, путь до дома.
Ты всё забрала, но - совсем забирай,
Сожми мои руки, чтоб чувствовал я переломы.
Не больно, не страшно, но горечь во рту,
Улыбка не в счёт, я дарю свою тень грязным лужам.
С утра перед зеркалом снова совру,
Что запах в постели твой, знаешь ли, больше не нужен.
Кури со мной в дождь, и закат провожай,
Две разные части единственной головоломки.
Мы переживём всё на свете, но знай,
Что нет победителей в этой бессмысленной гонке.
Нельзя тебя в губы, а только в цевьё.
Магазин на исходе, и ты словно камень.
На бетоном упоре последней щекой
Я ищу молоко твоё дольше, чем альков.
Я снова его сломал. Второй раз. Больно и жалею, но слова были бесполезны, ровно как и я сам уже ничего не значил.
Хуй с ним, с этим суставчиком, я справлюсь, и через неделю сам заживёт. А ты, Вик, останешься выломан.
Снова.
И теперь
убью каждого, кто попытается залезть внутрь.
Тяжко внутри. Быть хорошим мальчиком не всем дано, но видишь же - даже не плачу теперь. Даже когда один и очень горько, ведь хорошим мальчиком я хочу быть только для тебя, а тебя у меня никогда не будет. Сколько меня во мне уже задохнулось разной смертью, сколько собственных трупов волочишь за собой - хоронить ведь надо в раю. А счастлив с тобой только, кого и нет на свете. Ну... Моисей водил по пустыне сорок лет, говорят. Был ли он счастлив потом? Я же буду. Ведь буду. Ну хоть раз, по-настоящему, чтобы вот неизвестно откуда и как обняли - и всё, тут растворяешься и бормочешь что-то неважное.
Мне кажется, я так расплачусь.
Невыносимо без тебя.
Я буду хорошим мальчиком.