Оба шута: и Пьеро, весь в посеревшей за день пудре, в синяках от Арлекиновой палки, и сам Арлекин,
чей рот перекошен от каждодневных гримас, ладони цветут экземой,
а кровь отравлена собственным сарказмом, возносят по вечерам благодарственную молитву.

- Господи! - говорят они тайным дуэтом (каждый у себя, наедине с собою и сам за себя, но одновременно).
- Спасибо тебе, Господи, - твердят они, - что не сотворил меня дурой Коломбиной,
у которой нет иной печали, кроме как сделать, наконец, выбор между
двумя никчемными шутами,
Пьеро и Арлекином.

Все есть как есть, потому что все было как было.

"Человек устроен так, что когда с ним случается нечто необъяснимое, он кладет на это необъяснимое со словами: ”Ах, какое у меня пылкое воображение!”."

Влево...Влево
Она заглядывает в окно следующей комнаты. Кабинет? Детская? Точно сказать невозможно. Она отворачивается и поворачивается снова, как будто мига достаточно, чтобы открылась новая перспектива, но комната остается загадкой. Она пытается собрать ее по фрагментам, как мозаику. Недокуренная сигарета, балансирующая на губе пепельницы. Влажная тряпка на подоконнике. Клочок бумаги на столе с надписью от руки (почерк совсем как у нее): Это мы с Августиной. 21 февраля 1943

"Ты всегда на себя наговариваешь -
- огорчилась Стелла. -
Давайте сначала поедим, и
не трать прежде времени желчь.
Мы все о себе не высокого мнения,
потому что на самом деле
мы - лучше многих"

имхо - если только так.