[401x700]

есть мужчины, с которыми хочется быть женщиной,
крутить локон на указательном, смеяться слегка манерно,
заказывать только салат и в нем копошиться вилкой весь вечер неспешно,
поблагодарить за ужин и положить трубку первой.

есть мужчины с которыми хочется быть слабей,
принимать букеты, стать плавной в движениях, сбавить шаг,
таким обычно говоришь: «прости, дело не в тебе»,
лишь улыбнешься, когда придержит дверь, подаст пальто и шарф.

есть мужчины, с которыми нервно бьется пульс (это всего опасней),
как разряды тока под кожей в несколько тысяч ватт,
есть мужчины - как бокал шампанского,
сначала сладко, потом немного кружится голова.

и есть тот за которым нырнёшь в любую тьму,
побежишь встречать ночью в домашних тапочках и смешном прикиде,
все желания сводятся к одному:
просто его увидеть.

подышать воздухом возле его волос, запомнив запах одеколона,
рассказать обо всем, что случилось за день: веселом и наболевшем,
он не то чтобы лучший из всех мужчин, здесь другие законы:
просто рядом с ним ты живая женщина.

ты встречаешь его в самый странный период жизни,
в его объятьях находишь дом и все ответы.
просто он умеет включать в тебе винтики важного механизма,
его называют в народе «счастьем»
или что-то вроде этого.


© Анна Захарова
[466x700]

"Тебя сразу прикончить или желаешь помучиться?" (С)
________
Я за то, чтоб помучить,
…………..а ты уточни у предков…
Завтра станет священным всё то, что ещё не ты -
всё (!) -
от гелевой ручки и двух проводков в розетке
до норвежского шарма, что въелся в твои черты.
В этом городе южном так странно / почти нелепо /
напороться на айсберги
синих порочных глаз.
Мне запомнится вьюжным январское наше лето -
с черноморским «креплёным» и лентами горных трасс.

Здесь по склонам - не вереск, а буйство терновых кущей.
Мир шипами наружу циничен, как этот лес.
Вопреки договору
«банально терзать и мучить»
мы почти с упоеньем вживаемся в нежный квест.
И когда мне заноза прошила иглой запястье,
это стало сигналом, чтоб вырвать зубами шип.
Ощутив на секунду,
как жилка поёт от счастья,
различаешь при этом, как мелко она дрожит.

И на месте прокола рождается капля крови:
под твоими губами не патока -
чистый яд….
но вполне подходящий, такой уникальный повод
для языческих оргий и древних суровых клятв.
Наш походный костёр совпадает почти в деталях
с тем, который когда-то / три тысячи лет назад /
точно так же искрился,
………….и только седые скальды
не имели возможности снять этот пир на смарт…

Ты глядишь на огонь -
как-то вскользь - тяжело…незряче…
и мне чудится явно в тревожных, больших зрачках,
как из мрачных глубин прямо в душу глядит твой пращур -
восстановлен на время в друидских своих правах.
Поклянись на крови,
что всегда, при любых раскладах,
будешь так же, как нынче, шипы вынимать сквозь боль.
Для поющих в терновнике нету другой услады,
что могла бы так точно измерить любовь иглой.

И когда-нибудь… честно….в бреду рокового культа
я измученным сердцем сама налечу на шип,
чтоб избавить тебя от удела сорокопута…
А что делать с иглою -
пусть викинг в тебе решит…
Это лирика, бро….
Но пока мы с тобой неспешно
разливаем в бокалы «креплёное» - чистый мёд,
пусть сквозит под ребром ледовитая злая нежность -
в этом городе южном, что плавит в зрачках твой лёд.

И руническим символом Эйваз горит наколка,
на плече проступая неявно из темноты,
ибо часть оберега скрывает твоя футболка,
объявляясь священной -
………………….как всё, что отныне ТЫ….


© Нюансы Стиля Ню
[560x700]

[604x700]

Я проживаю эту музыку
как этот день,
и нужно северное мужество,
чтобы теперь
играть знакомую мелодию
всю до конца,
стаккато в пальцах
дрожью нотною
останется.

Знакомая до нот история
и боль больней,
но небо стало выше втрое,
а я сильней.

Я вспоминаю её звуки,
беру свирель
и мои чувственные руки
танцуют ей.


© Яни Асерфи
[700x401]

Есть ли что-то сильнее,
чем теплота осени,
есть ли что-то сильнее,
чем небо с просинью,
есть ли что-то сильнее,
того, что носим мы
в себе
по земле?

Есть ли что-то,
от чего
голова кружится
так,
что становится
видно небо в лужицах
и начинают все
листопады рушиться
словно стена
в голове.


© Яни Асерфи
[525x700]

[466x700]

У меня сидит ворон
на белом плече,
я читаю ему
книгу тёмных ночей.

Я себя описала в ней
до мелочей,
до совсем неизведанных
и тайных черт.

До стежка моего платья
из алой парчи,
глаз светящихся
в тёмной глубокой ночи,
голоса - черный бархат и
виолончель,
до разгаданных страхов
и тайных ключей.

Среди всех хрупких чувств
и глубоких вещей
стережёт мою грусть
ворон и книгочей.


© Яни Асерфи
[417x700]

Осень ранняя.
Падают листья.
Осторожно ступайте в траву.
Каждый лист — это мордочка лисья...
Вот земля, на которой живу.


Лисы ссорятся, лисы тоскуют,
лисы празднуют, плачут, поют,
а когда они трубки раскурят,
значит — дождички скоро польют.


По стволам пробегает горенье,
и стволы пропадают во рву.
Каждый ствол — это тело оленье...
Вот земля, на которой живу.


Красный дуб с голубыми рогами
ждет соперника из тишины...
Осторожней:
топор под ногами!
А дороги назад сожжены!


...Но в лесу, у соснового входа,
кто-то верит в него наяву...
Ничего не попишешь:
природа!
Вот земля, на которой живу.






(с) Булат Окуджава
[393x700]

Были у меня родственники - остряки,- Лида и Володя Шиловы. Жили они не то в Томилино, не то в Удельной. За давностью времён могу путать. Короче - в Московской области. 
Кем работала Лида, уже не вспомню, а Володя был лётчиком. Воевал, был сбит, попал в плен, концлагерь, трижды бежал, ловили, били, но третий (или четвёртый?) побег был удачным. Уже не помню как, но добрался до наших... Уже наш лагерь, длительная проверка... Выпустили, но летать не дали. Уже при Хрущеве реабилитировали, но летать разрешили только на Крайнем Севере...
Доработал до пенсии в полярной авиации. Поселились в Московской области. В Москве не разрешили...
Про него можно было бы книгу написать... Кстати есть фильм - очень похожий...  ("Чистое небо"?)
Но сейчас я не об этом.
Приезжаем как-то к ним в гости.
- Здрасьте, как дела?
- Мы сейчас с Володей пытаемся делать шоколадное масло из г...а.
- Ну и как, получается?
- Размазывается уже хорошо. А со вкусом и запахом пока не очень. Работаем.