Стараться убежать от своих же кошмаров, оставалось тем же бессмысленным действием. Ведь даже если прятаться от них, не смыкать глаз, все равно их абрисы и образы неминуемо предстанут перед глазами.
Я помню те фотографии, которые ты мне принес. Что на них было? Я видел сперва только красные пятна, пока не разглядел очертания лиц. Но только у этих ликов были пустые глазницы, да прорезью изображался рот. Эти снятые с живых лица, все как один искажались в ужасе, испуге и боли. Все одинаково свернулись как жалкий клочок кожи, который будто никогда не был частью чего-то живого.
Помниться, глаза как назло приковались к этим снимкам, взор бегал по каждому вырисованному кусочку, рассматривал. Пусть и картина эта уже и так задержалась в голове надолго, но все равно нельзя было отвести взгляд. Из живых лиц словно сделали маски.
Кто же был способен на такое? Промелькнула мысль и странное желание познать, кто столь художественно снимал такие личины. Я долго просматривал все, что было связанно с этим делом. Фотографии, видео, статьи. Я настолько увлекся этим, что был попросту одурманен самим фактом. И одновременно что-то знобило меня, отчего-то надавливало на душу и перехватывало дыхание. Был ли это страх или порывистое ощущение, захватывающее дух, я так и не смог разобраться.
Проходил не малый промежуток времени, на время поутихли слухи, перестало, как будто забылось, обсуждаться само это разбирательство. Все вернулось в прежнее плесневатое русло.
Буквально, хватило подождать некоторое время, пока все утихнет, для того чтобы показался на виду еще один удар. То кажется была ночь, да только без звезд и луны. Лишь темная завеса застелила все небо без единого проблеска света. Я совершал обыденную вечернюю прогулку, когда до ушей донесся наполненный леденящим ужасом визг.
Забитый в глубину темный угол, погасшие в округе фонари. Все как по элементарному сценарию ужасов, не находите? Сведенная дрожью фигурка девушки, затрепетала в одиноком тупике. Все тело как под тончайшими волокнами тока содрагало её и било изнутри. Взвившись рядом, стоял скрытый в тени мужчина. Нет, я не запомнил как он выглядел. Я даже не помню держал ли он что в руке. Единственное, запомнившееся, как его рука легла на лицо девушки, потом он легко провел чем-то по нему, и дальше в руке его сошлась новая добыча. Повисшая, обмяклая кожа.
Я тогда осел на землю, не понимаю почему, но меня внезапно сковал страх. Ни ноги, ни руки не были мне подвластны, и мне оставалось лишь как кукле сидеть на земле и издавать судорожные вздохи.
А потом все произошло слишком быстро и растянулось как на вечность. Возвышенный силуэт нагнулся надо мной и взял за горло, после чего незначительно держал на весу. Я смотрел в эти холодные, ничего не значащие глаза, которые смотрели на меня не больше чем на игрушку. Грубые руки ухватившиеся за мое лицо, и жестокая улыбка. Плотными тисками они сошлись на коже и тут же пальцы начали, словно срывать с меня мое же лицо…
Пожирая разум, шум разрывают голову и получаешь экстазное удовольствие, когда закрываются глаза в бессознательной дреме. И все только потому, что ты ничего не чувствуешь тогда. И это удовольствие.
Пора было привыкнуть, что в мире, как и равно везде, преобладает позиция равноценного обмена. На все что мы приобретаем, платиться определенная цена, и как ни прискорбно ценники нам чаще не видны. Поэтому продавщица-судьба попросту берет за что-то взамен то, что сама возжелает. Все настолько равнозначно, что за каждый свой блистательный выигрыш, платишь сокрушительным поражением. За радость – горем, за умениями – осечками, за улыбку – слезами, за любовь – ненавистью. Что за демагогия на ровном месте спросите вы? Вещи ведь совершенно разумеющиеся, и настолько естественны и разумны, что оспаривать такую позицию было попросту невежеством. Данное рассуждение возникает у всякого, когда на голову ему обрушивается, то, что сбивает с ног и сводит с толку. Он спрашивает «за что? Почему так?!», и вторит ему лишь его собственный голос. А на самом деле, просто время платить по счету. И если даже сперва удается удержаться от расплаты, то цена подлетит на проценты и возьмет еще больше.
И все же, за что может быть уплачена стоимость ценною в жизнь? Что такого величественного и могущественного может предоставить судьба за такую цену? И что мог получить взамен человек на жизнь в муках? В тех муках, которые превращают картины в блеклые виды, а музыку в бесполезный шум, когда все вокруг затухает миллионами свечей и хочется лишь кричать дни напролет разрывая горло. За какую силу уплачена такая цена, или же это попросту такой рок, обрекающий человека на муки? Ну нет…все уговорено и отмечено, и если уж товар будет настолько хорош, то можно купить его пусть и за такую цену.
Безумие, глупость? Согласен, так оно и есть. Но из чего тогда соткан мир как не из безумия?
Забыться, убиться, удушиться, застрелиться, зарезаться, вскрыться, напиться, наколоться, повеситься, утопиться, разбиться…
Как много вариантов, и как ни прискорбно – ни один не подходит
Вот уж и вправду ирония.
Улыбаться, наслаждаться, радоваться, довольствоваться, миловаться, защищаться, усмехаться, упиваться, ублажаться…
Нет, это не из моей оперы.
«Сдох»
Слово аккуратно помечено галочкой.
Поиграть чувствами, словами.
Мысли, ощущенья все в воду окунуть.
Все это лишнее, все это ни к чему.
Отрезать и в мусор. Отрезать и забыть.
Взломать код доступа, провести цепочку от начала до конца, сложить пазл, который так и не уложиться в картинку. Бездумные, неосмысленные логикой вещи собираются в комок. Нервов.
Простые, никчемные занятия украли время и так и не оправдали затраченные средства. С противным зудом в голове, безвольно закрываются глаза и опускаются руки, а потом с еще большей скрупулезной ненавистью набрасываться на угрызения своих ненужных действий.
Онемело, поглядывать на ситуацию и скрепя зубами от злости. Все было не нужно, все смысла не имело. С хрипотцой огрызнуться и развернувшись, уйти травить организм антидепами. По ходу бранясь и тяжело вздыхая, разбить дурные мысли на осколки.
Затемнив зрачки глаз, составляя картину мрачности и недовольства, встать за новое полотно и начать заново. Забрызгать и размазать кисточкой белый холст, и снова испортить всю картину.
И снова заново. Поиграть воображением зрелищами, вздохнуть и разорвать полотно. Все это проходили, все это уже было.
Противнейшим, настырнейшим, грызущим чувством, отдаться грязным мыслям и размазать чувства по стене, как никчемное насекомое. Просто взять и уничтожить все, что свидетельствовало о недавней ошибки. Так будто не было ни её начала, ни промежутка, ни финала. Стереть и уничтожить.
Стереть все файлы и заметки, убрать в корзину все ярлыки ситуаций. Очистить. Очистить от мусора мозг и тело. Испить спирта и йода, хлоркой убрать пятна с тела. Очистить. А после стереть.
Бельмо позора осознания, закрывает глаза и поглощает рецепторы ощущений. Осталось только двое дуэлянтов. Остались обрывки мыслей и ты. И кто победит в неравной борьбе за рассудок подсказать никто не сможет. Поводом были излишние действия, предлогом стали они и развязали сражение, и протекание его решит лишь только время.
Смериться с ситуацией и продолжать начинать, вот резолюция этого не начавшегося акта.
Однажды, в тот день когда ему исполнилось под двадцать, тогда в тот хладнокровный зимний день, одним среди своих подарков – он получил ту вещь, надолго завладевшей страстью.
Розу. Но нет, не просто розу! Стеклянную, божественную розу, что заколдовывала чужие взоры, своим пристяжным пленом. Она была хоть не жива и неестественна, зато прекрасна и изящна. Она никогда не завянет, не погаснет, не испортиться – её молодость вечна. Она красива, так красива, что взгляд от нее отвести трудно и нелегко, но красота её так холодна, ненастоящая.
А он не сводил с неё глаз, все смотря, приковано, как будто та дурманила его. И день, и ночь и вечер он миловался ей.
«Она ненастоящая» - говорили ему окружающие часто.
Он говорил: «как так, она ненастоящая?! Все это чушь и вздор! И клевета!»
Он долгими днями просиживал время, сидя в своей комнате, любуясь своим ледяным божеством, закрывая шторы на окнах, затворяя двери. Люди ведь не поймут и не оценят, а если и осмыслят, то околдуются ей и заберут. Но этого нельзя никак допустить! Её нужно спрятать от прочих глаз, убрать, чтоб никто не видел. Скрыть само существование!
И тогда он возвел ей крепость, он скрыл возможность лицезреть её за стеклянными стенами, сбиравшие толстые стекла, что пропускали лишь дневной да лунный свет. Он навещал её, он любовался ею. Она была иконой, которую он идеалом избрал.
Она ж покорно, незабвенно спала в вазе, своих холодным, вечным снов. А он не замечал другие розы. Ведь для него была одна она.
Мы легко престращаемся к нашим идеалам возводя и одухотворяя их божеством. Иногда и не замечая того.
Слишком много слов. Не надо, все они пусты и не нужны. Можно большинство в охапку взять и в урну выбросить. Все они уже потеряли смысл, и срок годности этого товара кончился давно. Скажи «прощай» им, и замолчи. Все они лишь излишек пафоса и надменности, все заезжены и стары. Они уже не в моде. Забудь их.
Но все равно опять, опять, они летят как птицы в осени, их много. Они заполняют уши и ломятся в барабанные перепонки.
Хватит, это походит на сломанное радио, что передает в большинстве шуршание без слов. Да, эти слова назойливо шипят. Ядовито и высокомерно, прикладывая к ним весь яд.
Большой сценарий. Устарелые пьесы. Зрители ушли, зал пуст. Декорации сняли, а актеры дотошно цитируют который раз один и тот же монолог.
Толстая книга в сером переплете, размазанные мелкие буквы диалогов. Страницы перелистывали так часто что всю публикацию возможно рассказать наизусть. Каждый параграф, абзац, строчку и букву.
Да, раньше это было актуально, раньше были и приверженцы и поклонники, и часто все те слова цитировались и вспоминались. Но они надоели, и стали просто съеденными молью платьями.
Эти слова уже не к чему, но их все повторяешь вновь.
Подавись ими, захлебнись, удавись. Слишком много ненужной информации, слишком много ненужных слов.