Я слышу тебя, звук шагов на песке,

Шорох шелковых складок на блузе.

Дробь сладких духов на открытом виске

Впиваю, чуть ноздри сузив.

Я вижу тебя, мой серебряный сон,

Ты в бликах ночного фиала

Читаешь стихи с хором звезд в унисон,

Что тьма для тебя написала.

Я помню ладонь на любимых коленах,

Как ныла душа в конвульсиях:

Давно твое имя в натянутых венах

Вплелось в синусоиду пульса.

Я думал воспеть свежий запах цветов,

Или город в бетоне и сваях,

Но каждая ночь меня ловит на том,

Что только тебя воспеваю.

Зима (сонет)

Морозный вечер января,

Замерзший воздух будто хочет рухнуть.

От непогоды, окна затворяя,

Я прячусь в тихой полутемной кухне.

Но даже здесь я слышу лютый вой:

Кующий зи‘му серебром буран протяжный

Пришел ко мне товарищем присяжным

Иль вовсе стал моим седым судьей.

От холода терзающих сомнений

Ты даже в крепости не сыщешь утешенья,

Не то, что в комнате, заваленной снаружи.

Молитв и слез моих тугая нить,

Мечта, что жизнь возможно изменить,

Слились с бураном, мглой и вечной стужей…

***

Не дотянул, чуть не сорвался, не допел.

Он рвал всю глотку, чтобы было слышно,

Как феникс рифм его над миром возалел –

Небесный клич, так резко и так пышно.

Чтоб оросили жар пустынных суховеев

Высоких чувств его святые журавли:

Он жизнь дарил, сам даже не имея

Ни дома теплого, ни искренней любви.

Его друзья, Луны и Солнца диски,

Взлетали с ним над миром высоко,

И пили из посеребренных мисок

Пролитое кометой молоко.

Он понял смерть – она его ласкала,

Он смертным людям рассказать хотел,

Но удушила переполненная зала:

Я часто проходил по этому двору.

Мне каждая скамейка здесь знакома,

Я помню: в несусветную жару,

Он укрывал меня в тени большого дома.

В нем ты живешь, быть может, и поныне,

Пренебрегая чудом пламенной Москвы,

Которая во мне, как в кровном сыне,

Оставила печаль своей сухой листвы.

А жизнь играет сменой декораций,

И новая любовь играет дробь в виске,

Я выходил из разных ситуаций,

В которых часто был на волоске.

Мне стала ясной жизни красота,

И перешептывание диких вишен,

Меня манит святая высота

Московских некрашенных крыш.

Здесь серебром гремят Высоцкого лады

И без раздумий, рано по утру,

Я бы коньками взрезал Чистые пруды,

Свистя от скорости на ледяном ветру!

Я жив, пока, сгорая, солнце,

В своем безумном золотом пожаре,

Лимонным светом расцветает в бронзе

Титана на Тверском бульваре,

Пока сияет хохлома на чайном блюде

Солнечно-черным отблеском агата,

Пока в девятый майский день приходят люди

К могиле Неизвестного Солдата.

Ненавижу закрытые окна

И литые замки на дверях,

Обреченные жалобно мокнуть

Под дождем на железных цепях.

Я устал от подобного вида

И от спертого воздуха в стенах,

От всегда окружающей свиты

Страха лютого в собственных венах.

Ненавижу закрытые окна!

Мне противна запахнутость штор!

Синтетические волокна,

Обрезающие простор!

Мне б в окно, да в октябрь холодный,

На огни расщепив темноту,

Встрять листком в листопад хороводный,

Стать прозреньем слепому кроту.

Серость жизни тогда в свои оси

Не заключит меня никогда:

Опьяненьем безлиственной осени

Затоплю я ее города!

Ваше право – засы’пать камнями

Мои крики и мой нигилизм,

И, с издевкою дернув бровями,

Что-то буркнуть про алкоголизм.

Каждый сам выбирает позицию

На железобетонных полях:

Кто-то рвется свободною птицею,

Кто-то мокнет в железных цепях.

Цветочная элегия

Великая река, святое Время,

Ты нынче мельче с каждым новым годом,

И вод твоих мучительное бремя

Прозрачней с каждым пароходом.

Ты все быстрее, и несешь меня

От мели к мели рядом мощных гроз,

Своими обещаньями вселяя

В меня посевы лунно-белых роз.

Ах, розы, знак моей мечты!

Вы под охраной стебля острых игл,

Под ориентиром вашей красоты

Я груз судьбы своей по жизни двигал.

Вы все скуднее с каждым новым штормом,

И серебро цветков темнеет, будто ночь,

Ослабшие листы упали кормом

Для рыб, к ним липнущим как скоч.

Моя Судьба, твой холод и мороз

Устанет, знаю, скоро от истерик

И на волнах в стране снего‘вых роз

Внесет меня на мой цветочный берег.

Я сегодня пишу не стих,

Не для себя и не для виду,

Я пишу про тех, кто нынче тих,

Я пою умершим панихиду.

Не ушедшим друзьям и врагам,

Не строениям, канувшим в летах,

К Божьим я кидаю ногам

Песнь о погибших поэтах.

Не о тех, кто прожил и ушел к

Небесам, вкушать заслуженный нектар.

О променявшим на славу и кошелку

Дающий крылья священный дар.

Всем, писавшим, чтоб просто было,

Чтоб лопатой грести комплименты,

Весь талант обратившим в мыло,

Чтобы легче текли дивиденды.

Всем растратчикам мысли и слов,

Пускающим пустых речей путаные паутины,

Продавцам голубиных голов,

Торговцам песнями и картинами.

Всем, имеющим эти грехи,

Закопавшим скелеты в шкафу!

Да, я тоже продаю стихи,

Но лишь по искренней слезинке за строфу!

Но лишь за искреннюю думу и мечту,

Рожденную моим светом.

Но не просите, я вам больше не прочту

Свой плач о несложившихся поэтах.

Я не помню, когда ты смотрела в последний раз

В хрупкие сферы моих опечаленных глаз,

Когда опускалась параболой в плоскость мечты,

Которой экстремумом вечно являешься ты.

Я не скажу тебе, кто ты и кто‘ я.

Имена как аналог души ничего не стоят.

Кому-то шесть квадратиков на прессе,

А мне стихи арифметических прогрессий.

Ты даже не поймешь, что я Тебе писал!

Как сюзерену пишет преданный вассал.

Я сосчитал дискриминант, и он мне дал ответ:

Между тобой и мной пересечений нет.

Поезд, что уносит лето,

Отгремел под вечерним конвоем,

Из купе ало-красного цвета,

Осыпая окрестность листвою.

Из трубы серый дым; укрываются

Дымным шелком печальные звезды.

В небеса бури птиц поднимаются,

Оставляя земле свои гнезда.

Что увозят твои перегоны,

Кроме жара августовской ночи?

В очертания серых вагонов

Врезал я свои карие очи.

И я вижу знакомые лица,

Выражения прожитых дней,

Расставания, встречи, попытки влюбиться,

Корчеванье душевных корней.

Я отдал свою грусть проводнице

Из экспресса, летящего в осень.

Думал я, что они – заграницу,

А они ее в сердце увозят.

Грусть звучанием меццо-сопрано

Распустилась букетом настурций -

Проводник, дотянись до стоп-крана!

Мне б опять в эту грусть окунуться…

Я б опять… Но уже навсегда,

Перед первым осенним рассветом

Направляет свой путь в никуда

Этот поезд, что уносит лето…

Смотреть это видео

Я был тогда, наверное, смелей…

Сейчас мне в жизни не решиться

Под руку прогуляться с ней,

А раньше – только надушиться!

Я был, наверное, тогда силен…

И так притягивающе нелюдим.

- Быть может, нам с тобой, Ален…

- Мы будем лишь друзьями, Дим…

И я вдруг - бах! – и просто – друг!

И вроде чувств не выставляет!

Я был тогда, наверное, как лук,

Который в опытных руках стреляет.

Я, право, пробовал найти покой…

Как ищет голубь водопоя в луже,

Я даже пробовал подумать о другой…

Но мне, признаюсь, стало только хуже.

Ох, как тяжел сердечный плуг…

Рассудок захламлен.

А может…

Нам с тобой…

Ну вдруг…

Ну может…

Нам с тобой…

Ален…

Смотреть это видео

По тропе, облачившись в сутану,

Крепко посох держа смертоносный

Я в леса ухожу, когда рано,

Но всегда прихожу, когда поздно.

Темный Лес меня манит ночами

Тихим шепотом черных ветвей,

И уста мои молвят устами

Скрытых мраком духов и теней.

Мне известно теперь заклинанье,

Что откроет печати веков:

Во второй раз ко Древу Познанья

Прикоснулся любимец Богов.

Во второй раз забылось Созданье,

Тайны мира не в силах узнать,

И чрез Лета одно наказанье-

Смерть людей обещает достать.

И сиим обещаньем ведомый,

Свет Луны заслонивши собой,

Лорд Смертей, мой хороший знакомый,

Меня вновь вызывает на бой.

Его взор - хладный шепот могилы

Рунный меч разбивает металл

Раз взмахнул он - и кончились силы

И я мертвый на землю упал.

Спрятан тканью густого тумана,

Я не встречу рассвет венценосный,

Не покину Леса, когда рано,

И домой не вернусь, когда поздно.