В 493 году по мусульманскому календарю Аллах послал правоверным ряд побед над франками. Особой удачей явилось пленение новоиспечённого правителя Антиохии Боэмонда.
Об этом читайте:
"История Дамаска" Ибн аль-Каланиси. Год 493. – Баркиярук, изгнанный из Исфагана своим братом, возвращается в Багдад. – Дукак идёт к Маяфарикину. – Боэмонд разбит и взят в плен Данишмендом.
Версия для печати
"Всеобщая история" Ибн аль-Асира. Потом наступил год 493. – О победе мусульман над франками.
Версия для печати
Дорогие друзья!
Читайте продолжение арабских источников:
"История Дамаска" Ибн аль-Каланиси. Год 492. – Захват франками Мааррат-ан-Нуман. – Взятие Иерусалима франками. – Они застают врасплох и разбивают аль-Афдаля у Аскалона.
Версия для печати
"Всеобщая история" Ибн аль-Асира. Потом наступил год 492. – О том, как франки, да проклянет их Аллах, овладели Святым Градом. – О сражении между египтянами и франками.
Версия для печати
Дорогие друзья и читатели! Этим постом я начинаю серию выпусков о новостях на моём сайте, которые будут посвещены трудам арабских историков и хронистов Ибн аль-Асира и Ибн аль-Каланиси, являющиеся непосредственными источниками по истории франкских войн, т.е. по истории крестовых походов глазами арабов. Сегодня читайте:
"История Дамаска" Ибн аль-Каланиси. Год 490. – Первое появление франков и их победы. – Угроза Антиохии. – Франки захватывают Никею и не отдают её Византии, как обещали.
Версия для печати
"История Дамаска" Ибн аль-Каланиси. Год 491. – Измена в Антиохии и её захват; бегство и смерть правителя Яги-Сияна. – Взятие Иерусалима египтянами под предводительством аль-Афдаля. – Попытка мусульман отвоевать Антиохию оканчивается неудачей.
Версия для печати
"Всеобщая история" Ибн аль-Асира. Потом наступил год 491. – Об овладении франками города Антакия. – О походе мусульман против франков и о том, что из этого вышло. – О захвате франками Мааррат ан-Нуман. – О прочих событиях.
Версия для печати
Цитата:
Доводы в пользу того, что исцеление старения не является важным делом
Я слишком стар/стара для того чтобы воспользоваться этим
Ну и что? Ваши дети тоже слишком стары? Любая жизнь ценна. Вспомните пассажиров рейса 93, которые одолели воздушных пиратов. Вряд ли они всерьез надеялись спасти свою жизнь. Они поступили именно так потому, что стремились спасти как можно большей жизней на земле. Знали ли они людей, чью жизнь они спасали? Наверняка нет. Они об этом не думали.
Положа руку на сердце, именно так я воспринимаю свою деятельность. Каждую секунду умирают примерно два человека, и более половины всех этих людей умирает вследствие причин, от которых почти никогда не умирают в молодости. Это значит, что каждую секунду старение убивает одного человека; это значит, что оно убивает сто тысяч человек в день; это значит, что оно убивает тридцать миллионов в год. Это много. А спасение жизни -благое дело. Сегодня я в меньшей степени, чем раньше, рассматриваю эту проблему через призму спасения своей собственной жизни. Конечно, когда я впервые занялся этой темой, я думал о своих собственных перспективах. По умолчанию, мы всегда рассуждаем эгоистично. Но чем больше я работал над этим, тем больше я проникался идеей спасения жизни также других людей. Поэтому на каком бы этапе ни находилось развитие науки - буду ли я считать, что у меня есть шанс спасти свою собственную жизнь или же я буду знать, что спасение собственной жизни уже гарантировано и что мне следует беспокоиться только о более пожилых людях, - каждый день приближения подлинной победы над старением спасает сто тысяч жизней, что, как вы знаете, равно тридцати Всемирным торговым центрам. Это серьезно.Ты зашёл слишком далеко, Юсуф; ты перешёл всякие границы. Ты всего лишь слуга Нуреддина, но теперь ты хочешь захватить власть для себя одного? Но не строй себе иллюзий, ибо мы, поднявшие тебя из небытия, сумеем вернуть тебя обратно!
Несколькими годами позже это предостережение, присланное Саладину знатными людьми Алеппо, показалось бы абсурдным. Но в 1174 году, когда правитель Каира начинал становиться главной фигурой арабского Востока, его достоинства были очевидны ещё не всем. В окружении Нуреддина как при его жизни, так и после его смерти, имя Юсуф не произносили. Чтобы обозначить его, использовали слова "выскочка", "неблагодарный", "изменник", или чаще всего "наглец".
Сам Саладин вообще то быть наглым не стремился, но его фортуна была таковой несомненно. Именно это и бесило его противников. Ведь этот тридцатилетний курдский военачальник никогда не был амбициозным человеком, и те, кто видел, как он начинал, знали, что он бы легко удовольствовался обычным званием эмира, одного из многих себе подобных, если бы судьба против воли не выдвинула его на авансцену.
Читать дальше
Мой дядя Ширкух повернулся ко мне и сказал: “Юсуф, оставь все дела и отправляйся туда!” Этот приказ прозвучал для меня как удар кинжала в сердце, и я ответил: “Клянусь Аллахом, даже если бы мне отдали всё египетское царство, я бы не поехал туда!”
Человек, сказавший эти слова, был никто иной как Саладин, повествующий о своих первых и самых неуверенных шагах в будущее, в котором он стал одним из наиболее прославленных в истории монархов. Ввиду удивительной искренности, характерной для всех его высказываний, Юсуф был далёк от того, чтобы ставить египетскую эпопею себе в заслугу. «Я начал с того, что сопровождал моего дядю, – добавляет он. – Он завоевал Египет и потом умер. И тогда Аллах дал мне в руки власть, которую я совсем не ожидал». Действительно, хотя Саладин получил огромную выгоду от египетской экспедиции, он сам не сыграл в ней главной роли. Не больше преуспел в этом и Нуреддин, несмотря на то, что страна на берегах Нила была завоёвана от его имени.
Эта кампания, длившаяся с 1163 по 1169 год, имела в качестве главных действующих лиц трёх удивительных людей: египетского визиря Шаура, демонические интриги которого повергли этот регион в кровавый хаос, франкского короля Амори, столь одержимого идеей завоевания Египта, что он вторгался в эту страну пять раз за шесть лет, и курдского генерала Ширкуха, «Льва», который проявил себя в качестве одного из военных гениев того времени.
Читать дальше
В то время, когда в стане Зенги царило смятение, лишь один человек оставался невозмутимым. Ему было двадцать девять лет; с короткой стрижкой, с лицом смуглым и выбритым кроме подбородка, он имел широкий лоб и добрый ясный взгляд. Он приблизился к ещё тёплому телу атабега. С душевным трепетом взял его руку, снял с неё перстень с печаткой, символ власти, и надел себе на палец. Его звали Нуреддин. Он был вторым сыном Зенги.
«Я читал жизнеописания правителей прошлого, но не нашёл ни одного за исключением первых калифов, кто был бы так добродетелен и справедлив, как Нуреддин». Ибн аль-Асир имел полное право преклоняться перед этим князем. Хотя сын Зенги и унаследовал качества своего отца – строгость, смелость и государственный ум – в нём не было и следа тех пороков, которые делали атабега столь неприятным некоторым его современникам.
Если Зенги ужасал своей свирепостью и полным отсутствием щепетильности, Нуреддину с момента своего появления на политической сцене удалось предстать в образе человека набожного, воздержанного, справедливого, уважающего обещания и полностью преданного джихаду против врагов ислама.
Читать дальше
В июне 1137 года Зенги прибыл с внушительной осадной техникой и разбил свой лагерь посреди виноградников, окружавших Хомс, главный город центральной Сирии, который традиционно оспаривали Алеппо и Дамаск. В тот момент город был под контролем Дамаска и управлял им ни кто иной, как старый Унар. Увидев катапульты и мангонелы, установленные противником, Муануддин Унар понял, что долго обороняться он не сможет. И тогда он сообщил франкам, что намерен капитулировать. Триполитанские рыцари, не имевшие никакого желания видеть Зенги обосновавшимся в двух днях пути от их города, отправились в путь. Хитрость Унара удалась вполне: опасаясь попадания в клещи, атабег поспешно заключил перемирие со своим старым врагом и вступил в борьбу с франками, решив подвергнуть осаде их самую мощную крепость в этом регионе, Баарин. Обеспокоенные рыцари из Триполи позвали на помощь короля Фулька, который явился со своей армией. И вот под стенами Баарина, в покрытой полями и террасами долине, состоялось первое серьёзное сражение между Зенги и франками, что может показаться удивительным, если учесть, что Зенги был правителем Алеппо уже более девяти лет.
Битва была короткой, но решительной. Через несколько часов западные пришельцы, изнурённые долгим переходом и уступавшие в численности, были разгромлены наголову. Лишь король и несколько человек из его свиты сумели спастись в крепости. Фульк едва успел послать гонца в Иерусалим с просьбой о подмоге, и после этого, как рассказывает Ибн аль-Асир, «Зенги перерезал все пути и столь затруднил сообщение, что осаждённые не знали более, что происходит в их стране».
Читать дальше
Визирь аль-Маздагани явился днём как обычно в Дом Роз во дворце Цитадели в Дамаске. Там были все эмиры и военачальники, – рассказывает Ибн аль-Каланиси. – Собрание занималось многими делами. Потом правитель города, сын Тогтекина Бури, обменялся взглядами с присутствующими, и все встали, чтобы вернуться домой. По обычаю, визирь должен был выходить после других. Когда он встал, Бури дал знак одному из своих людей, и тот нанёс аль-Маздагани несколько ударов саблей по голове. Потом его обезглавили и отнесли эти две части его тела к Железным воротам, чтобы все могли видеть, как Аллах поступает с теми, кто плетёт коварные интриги.
За несколько минут о смерти покровителя ассасинов стало известно на рынках Дамаска, и после этого немедленно началась охота за людьми. На улицы выплеснулась огромная толпа, размахивавшая саблями и кинжалами. На улицах гонялись за «батини», за их родителями, их друзьями и за всеми, кто подозревался в симпатии к ним; их хватали в домах и безжалостно убивали. Их вожаков распинали на зубцах стен. В этой бойне принимали активное участие и многие члены семьи Ибн аль-Каланиси. Можно предположить, что сам хронист, который в сентябре 1129 года был чиновником высокого ранга в возрасте пятидесяти шести лет, не присоединялся к толпе. Но тон его высказываний многое говорит о его настроении в эти кровавые часы: «Утром тела «батини» убрали с площадей, и собаки с воем стали драться из-за их трупов».
Очевидно, что жители Дамаска были раздражены господством ассасинов в их городе, и более всех – сын Тогтекина, который отверг роль марионетки в руках секты и визиря аль-Маздагани. Согласно Ибн аль-Асиру, речь при этом отнюдь не шла об обычное борьбе за власть, а о спасении сирийской метрополии от неотвратимого несчастья: «Аль-Маздагани написал франкам и предложил им отдать Дамаск, если они согласятся уступить ему в обмен Тир. Договор был заключён. Был даже определён день - пятница». По плану войска Бодуэна II должны были нагрянуть под стены города, а отряды ассасинов – открыть им ворота, в то время как другие группы имели задание охранять выходы из большой мечети, чтобы помешать сановникам и военным выйти до того, как франки захватят город. За несколько часов до начала осуществления этого плана, узнавший о нём Бури, поспешил устранить визиря и тем самым дал населению сигнал нападения на ассасинов.
Читать дальше