— Зачем ты отдаешь нам деньги, зачем? — недовольно говорила Люся. — Ты наша дочь, ты нас должна обдирать!

Я совсем ничего не знала о Марине Москвиной до этой книги. Вернее - думала, что не знаю. На самом деле трудно найти на постсоветском пространстве человека, который не любит мультика про крокодила. воспитавшего птичку, который снят по ее сценарию.

И еще "Олимпионик". Вики пишет о 1994 годе, но мне было максимум лет десять, когда ждала очередного номера не то "Костра", не то "Пионера" (а может вовсе "Барвинка"), где в нескольких номерах, скорее всего в преддверие Олимпиады-80, печаталась повесть про древнегреческого мальчика. Может в народной энциклопедии указан год выхода книгой, а может это не тот "Олимпионик"?

Но так или иначе, а теперь я непременно почитаю книги Москвиной, хотя бы из соображений разумного эгоизма. Когда снаружи столько темноты, нельзя пренебрегать возможностью впустить в душу немного света, а Марина как раз тот солнечный автор, который светит естественно как дышит.

"Золотой воскресник" не роман, даже сборником короткой прозы его было бы неверно назвать, скорее микропроза. Забавные случаи из жизни с участием родственников и знакомых, а поскольку знакомые сплошь знаменитости и литературные небожители - с оттенком некоторого культурного гламура.

Светская хроника, где на роли камеры приметливый взгляд и смешливое доброжелательное перо женщины, которая не боится посмеяться над собой. Искренне, заразительно, и от того мерзость жизни съеживается-скукоживается-отступает, а света и воздуха прибывает. И ты думаешь: блин, они ведь жили и начинали писать при Советском Союзе, и как-то умели развеивать удушье застоя, пробивать бетонные кубы соцреализма живыми историями, делать интереснее и веселее. Выживем-переживем и теперь.

Анекдотические, курьезные, порой грустные и с философским подтекстом, чаще смешные и (не то, чтобы прям добрые) - незлые истории и анекдотцы, солнечными зайчиками в холодной воде реальности.

Давно, усталый раб, замыслил я побег.
Пушкин

Лев Толстой среди скреп, не потерявших прочности. Как-то так вышло. К нему можно относиться в диапазоне от благоговения до ненависти, можно не числить его среди любимых писателей, можно вовсе не читать, но он существует как некая данность. Как солнце, вокруг которого все вращается, как кантова "вещь для нас". Время, когда русскость больше клеймо, чем знак доблести, не отменяет базовых понятий национальной идентичности, среди которых не Владимир-красное солнышко, Иван Грозный или Сталин, не к ночи будь помянут. И не русская культура в целом, а он - Глыба, Человечище.

Павел Басинский если и не главный в современном литературоведении исследователь толстовского творчества, то уж совершенно точно первый его популяризатор. Вы можете спросить, есть ли смысл продвигать торговую марку, и без того всем известную? Я отвечу, что любое золото тускнеет, если не полировать, а днище океанского лайнера обрастает водорослями и ракушками, которые надобно счищать. В случае Толстого таких обрастаний поразительно много. И вот он последовательно работает с апокрифами толстовской мифологии, высвобождая истину из-под напластований домыслов.

"Лев Толстой. Бегство из рая", удостоенный в 2010 году премии Большая книга, была второй, после биографии ЖЗЛ, в цикле книг Басинского о семье Толстых. И первым в череде романов-расследований, которые больше, чем беллетризованная биография, которые придают чтению о реальных исторических фигурах остроту почти детектива, а глубиной проникновения в душевные движения и мотивации поступков - совершенный психологический роман. Особо ценный достоверностью, подтвержденной архивными документами, письмами и дневниковыми записями.

Эта книга работает с глубоко укорененным мифом о старичке с посохом и котомкой, который уходит умирать, отчего-то на железнодорожную станцию Астапово, которая вообще-то почти в шестистах километров от Ясной поляны (ничего себе, прогулка). "Бегство из рая" выстроено в форме романа-расследования в десяти главах, каждая из которых открывается эпизодом ухода Льва Николаевича из Ясной в хронологическом порядке с момента отъезда в сопровождении врача Маковицкого и до смерти. Далее реминисценция, переносящая нас в ранние периоды жизни писателя, по сути разворачивая картины от раннего детства до "как мы дошли до жизни такой" финала.

Вот мальчик-подросток-юноша, мужчина, не выносящий принуждения и ограничения свободы, стремящийся уйти из обстоятельств, которые их предполагают. При этом ограничения как таковые не отвращают его и не становятся проблемой, больше того, добровольно налагаемые на себя жесточайшие обязательства ведут к спартанскому образу жизни, граничному с аскезой. Однако на давление извне, заставляющее подчиняться нормам и правилам, которые считал отжившими и неверными, он всю жизнь отвечал бунтом бегства, в дилемме Fight ore Flight выбирая второе.

Если вам довелось бывать в Ясной поляне, вы видели этот добротный помещичий дом, ни коей мерой не дворец, где графская семья с кучей детей, челядью и постоянными гостями жила достаточно тесно - будем называть вещи их именами. А детский стульчик. на котором ЛН писал бессмертные романы, так и вовсе образец трогательного и одновременно убогого быта. Говорить о роскоши, от которой Толстой декларативно бежал - по меньшей мере странно. Но строй яснополянской жизни, не разделяющая его взглядов жена и дети, отсутствие взаимопонимания, невозможность исповедовать то, что проповедуешь - все это явилось той давящей силой, какой свободолюбец Толстой никогда не терпел.

На самом деле все гораздо сложнее, у любой проблемы множество аспектов, и семисотстраничная книга всесторонне разбирает ситуацию, чего не под силу сетевой рецензии. Да ведь я и не ставлю целью охватить всю ее своим отзывом, довольно рассказать, что есть такая книга. А уж вы решите, стоит ли читать (шепотом: стоит).

Дух всегда опережает действительность, косная материя следует за ним лишь с трудом. Но быть может, мы не так уж тщетно тешим себя надеждой, что после этой войны мы "выиграем мир". В звучании слова "мир" всегда есть нечто религиозное, и люди обозначают этим словом один из даров мудрости перед богом.

Завершающий роман тетралогии о библейском Иосифе - загадочный шедевр, которого в современном мире не знают. И не только в России, хотя это тоже более чем странно: автор нобелиант, сюжет увлекательный; блестящий перевод Соломона Апта; я помню, какой модной и престижной была эта книга в начале восьмидесятых; многие заслуживающие уважения люди говорят о ней как о любимой в юности. Но сегодня мои отзывы на отдельные романы четырехкнижия практически единственные на главном сайте русскоязычного книжного пространств Лайвлиб.

И если вы думаете, что в большом мире иначе, вы сильно ошибаетесь: рейтинги Гудридс исчезающе малы, рецензий нет, но ведь нет и книг. Издаются, переиздаются, читаются, экранизируются и обсуждаются горы макулатуры зчркнт литературы, а этой потрясающей эпопеи словно бы не существует. Только представьте, книга, которой человеку, читающему страниц по семьдесят на сон грядущий, хватит на месяц. И каким же замечательным может стать это время, проведенное с отчасти историческим, очень психологическим и философским, да библейско-мифологическим, в конце-то концов, романом. Как сказала Томасу Манну машинистка. перебелявшая рукопись: "Я всю жизнь знакома с этой историей, но только теперь воочию увидела, как все было на самом деле."

Итак, мы оставили героя в конце третьей книги брошенным в темницу по ложному обвинению хозяйки в попытке сексуального надругательства. На самом деле это именно она, знатная госпожа, обезумев от страсти, пыталась соблазнить прекрасного иноземца. Но суд, как мы знаем, всегда на стороне сильных, потому герой в застенках. Однако есть и другое правило: если ты обладаешь особыми способностями, которые могут быть расценены как полезные, ты и в аду сумеешь устроиться.

Иосиф обладает, он хорош с письмом и со счётом - навыки Тота, чрезвычайно ценимые культурой учета и контроля, какой был Древний Египет. Он хорошо проявил себя на административной работе, будучи управляющим хозяйством Потифара. Способный к языкам, может объясниться с представителями нетитульной нации, коих в каторге немало. Он снова менеджер и не то, чтобы несчастлив, учитывая, как многие вокруг рвут жилы на невыносимо тяжкой работе. Но никогда не забывает, что создан для большего.

Случай проявить свои совсем уж особые способности предоставится, хотя и не скоро - божьи мельницы мелют медленно. Двое знатных заключенных рассказывают сны, царскому виночерпию приснились три роскошные грозди, из которых получилось прекрасное вино, ему Иосиф сказал, что через три дня получит помилование и снова вознесется; придворному пекарю, что несет на голове три корзины с хлебом, который расклевывают птицы - ему, что через три дня голова его будет отделена от тела. Так и вышло. А когда фараону приснился знаменитый сон про семь тучных коров и семерку тощих, пожравших их, и никто не сумел истолковать этого тревожного сна, тогда-то королевский виночерпий и рассказал о толкователе, столь точно предсказавшем его и товарища по несчастью судьбы.

Дальше все по бессмертному источнику, но как хорошо это рассказано. Сколько обаяния в образе вельможи рачительного и предусмотрительного, дипломатичного и не чуждого разумного риска, умеющего не настроить против себя сильных и уберечь малых мира сего. Иосиф предстает в образе идеального политика, где нужно жесткого, где выгодно гибкого, радеющего о государстве, но и о себе не забывающего, чуждого мелочной мстительности, но умеющего доставить проблемы.

"Иосиф кормилец" о миссии героя в мире, где до сих пор люди умирают от голода, что уж говорить о тех мифических временах. Напоминание, что благополучие тучных лет может смениться тощими, к которым разумный человек готовится.

демоны по ночам терзают в пустыне путников,
внемлющий их речами может легко заблудиться, шаг в сторону и кранты.
призраки, духи, демоны дома в пустыне, ты
сам убедишься в этом, песком шурша, когда от тебя останется тоже одна душа.
Бродский "Назидание"

"Иосиф В Египте" третья книга романа-эпопеи "Иосиф и его братья", в основу которого легли ветхозаветные мифы о библейских патриархах: немного об Аврааме, Исааке, Иуде (не путать с предавшим Христа, это будет много-много позже, просто некоторые имена повторяются в истории так же, как в жизни). Куда более подробно об Иакове, и собственно о титульной персоне.

Рассказывая об этом романном цикле, мне довелось столкнуться с мнением, что растянуть на две с лишним тысячи страниц историю, которая в исходном тексте занимает два с небольшим десятка - тем ещё плутом надо быть. Так вот, смысл не в том, чтобы взять готовый сюжет и максимально изузорив, выдать за оригинальное произведение, но в том, что мифы наиболее компактно и точно отражают то, что было, есть и ещё только будет случаться под небом, пока жив род людской. Не нужно быть евреем или древним греком (скандинавом, шумером), чтобы, приложив к себе хроники наивности и тщеславия, ревности и зависти, жестокости и милосердия, выживания и возвышения - чтобы приложив к себе, опознать какие-то черты собственной или родовой истории.

Мы, люди, так уж устроены, что в любом деле больше всего и в первую очередь интересуемся, насколько оно поможет или повредит нам. В этом смысле хорошая книга источник помощи, которую трудно переоценить, и совершенно точно сэкономит много времени и денег, которые в противном случае пришлось бы потратить на общение с психотерапевтом и антидепрессанты. Позволяя разобраться в себе, выяснить источники мучающих переживаний, понять, что можно исправить, а с чем придётся уже примириться, но и в этом случае занять менее болезненное,не так рвущее острыми шипами душу и тело положение в пространстве. Разумеется, для этого надо уметь читать, и я не имею в виду чтение новеллизации дорам и криминальных триллеров, сколь угодно регулярное, если вы понимаете, о чем я.

Итак, герой, проданный братьями в рабство попадает в Египет, и не менее, чем фабула, вместо сотни смертей, которыми мог умереть, подарившая ему спасение и возвышение - не менее удивительна здесь его верность Богу, так жестоко с ним обошедшемуся, его стремление к чистоте. Но по порядку.

Смышленого обходительного юношу продают в богатый фиванский дом, где он, с его способностью к языкам и учёностью скоро становится помощником домоправителя и надсмотрщиком над всеми слугами, а челяди в такого рода поместье за сотню. Иосиф администратор в наших терминах, после же смерти старого управляющего, сменяет его в должности, становится топ-менеджером. И все идёт замечательно, с одним"но". Супруга царедворца Петипра, которого нам привычнее называть Потифаром, но аутентичность требует хотя бы попытки стилизации, его супруга, сиятельная госпожа Мут, влюбляется в красивого и делового чужеземца.

И здесь, честь и слава Томасу Манну, из непристойной и довольно пошлой, чивоуштам, истории неудовлетворенных притязаний похоти, он создает дивный любовно-психологический роман о соблазне, страсти и обетовании как сдерживающем факторе. О красоте телесной и красоте поступков, о вожделении, не столько даже физическом, сколько убеждённости одних в неотъемлемом праве получать желаемое, чем/кем бы это ни было и умении противостоять со стороны того, кто кажется куда более уязвимым.

Это восхитительный язык Манна, который в переводе Соломона Апта симфония. Это сложнейшие лабиринты сослагательного наклонения философствований и неожиданный лукавый юмор. Этот богатство антуража, такое Египет-Египет, который доставит немало радости поклонникам псевдоистории.

Третий роман, несмотря на объем, превышающий две первых книги вместе взятые, не утомляет, с ним нет этого чувства "взялась, так уж домучаю". Наоборот, подростковый азарт:"а дальше что?" Несмотря даже на то что уже много тысяч лет известно, что дальше. Эффект по-настоящему хорошей книги.

Красота — это магическое воздействие на чувства, всегда наполовину иллюзорное, очень ненадежное и зыбкое именно в своей действенности. Сколько обмана, мошенничества, надувательства связано с областью красоты!

"Юность Иосифа" вторая книга романа-эпопеи "Иосиф и его братья", предыстория, без знания которой сложно было бы разобраться в мотивациях, известна. Напомню, у благословенного Иакова двенадцать сыновей, это единокровные братья, но не единоутробные. Первая книга объяснила, почему любивший всю жизнь одну только Рахиль, патриарх обзавелся детьми от четырех женщин. Так или иначе, от любимой Рахили их только двое, и малыш Беньямин, чье рождение стоило ей жизни, совсем еще несмышленыш, в то время, как первенцу Рахили Иосифу уже семнадцать.

Назвать его отцовским любимцем значило бы сказать слишком мало. Вся радость жизни, весь ее свет сосредоточился для Иакова в этом красивом мальчике и да, он его балует, предпочитая это общество любому другому, видя невольные жесты и интонации Рахили в речи и пантомимике Иосифа. И да, парнишка - как это свойственно красивым обласканным детям, которым мир улыбается с самого рождения - уверен, что все его любят. Больше того, ошибочно и совершенно необоснованно думает, что все вокруг любят его больше, чем себя самих. Жизнь не преминет разубедить его.

Сыновья Лии и сыновья служанок, числом десять, имеют все основания не разделять заблуждения. В обширном хозяйстве отца они на положении слуг, может быть более привилегированных, но жизнь пастухов, которых летом мучит зной, а зимой терзает холод - это их удел. Вы ведь не удивитесь, что особой любви к юнцу они не питают? А после того, как тот донес отцу, что во время сбора маслин, они сбивали плоды камнями, вместо того, чтобы аккуратно оббирать оливы вручную? А наивно-самодовольная манера рассказывать сны, где непременно фигурируют двенадцать предметов и всякий раз выходит, что одиннадцать, принадлежащих братьям, признают главенство его, двенадцатого - сновидец, блин!

Переполняет чашу терпения дар Иакова, тот самый брачный покров, что достался в приданное Рахили, тончайшей работы искусно расшитое серебром платье. Вышивки как комикс из ассиро-вавилонской мифологии, красоты необычайной, цены немыслимой, предел мечтаний в изобильной простыми радостями, но скудной яркими впечатлениями жизни. Да, Иосиф буквально вымолил у отца материнский брачный наряд (а ничего, что прежде Рахили, закутанная в него с ног до головы шла под венец с папочкой их мама, Лия?) Однако это сокровище, отданное юнцу, разве не свидетельствует оно полной мерой, что с ним же и отцовское благословение, о важности которого более подробно я говорила, рассказывая о "Былом Иакова"

Итак, покрывало становится соломинкой, сломавшей спину верблюду братнего терпения, разговоры про "проучить юнца" звучат среди них все настойчивее, но могли бы и утихнуть постепенно, когда бы. на беду, Иаков не отправил любимца навестить братьев. Он думает смягчить их отношение к юноше его появлением в пастушьем стане с кучей домашних вкусностей. Но не учел, что у маленького тщеславца хватит недальновидности отправиться в покрывале (да-да, сегодня напялить мамкино свадебное платье и пойти по раёну зашквар, но не забывайте, что времена и нравы иные).

Увидев нечто сияющее в лучах восходящего солнца, и признав в этом братца, старшие приходят в ярость, разрывают платье в клочья, а Иосифа, связав, бросают на погибель в заброшенный колодец. На счастье мимо идет караван, купцы спасают парня, а когда в дальнейшем движении натыкаются на обидчиков, те еще и умудряются продать его им, выдав за нерадивого раба, наказанного за воровство таким замысловатым способом: всем хорош мальчик, глядите какой красава, а после того, как мы еще и воспитали, ему и вовсе цены не будет, но за тридцать шекелей уступим. Сговорились на двадцати. Отцу же принесли обрывки платья, вымазанные кровью козленка - нашли, мол, в степи, должно лев задрал братика, хнык.

Снова роскошно избыточный язык Томаса Манна в великолепном переводе Соломона Апта, с глубиной философских размышлений и психологических исследований сложности семейных отношений, в которых все так тесно переплетено, что как ни повернись - непременно кого-нибудь заденешь, а счастье для всех, даром, чтоб никто не ушел обиженным - и есть главный миф.

Подобно времени, пространство рождает забвение; оно достигает этого, освобождая человека от привычных связей с повседневностью.

Я могу ошибаться, но кажется Томас Манн первый, кто обратился к непаханному полю мифов как источнику сюжета для современного эпического романа, То есть, прежде был "Улисс" Джойса, но он работал с историей Одиссея не напрямую, а опосредованно, проведением аналогий. Взять библейский сюжет и пересказать его как роман, такого прежде не бывало. Это уж после апокрифы всех сортов и уровней исполнения наводнили литературу второй половины двадцатого, начала двадцать первого века, от "Пенелопиады" Маргарет Этвуд и "Цирцеи" Мадлен Миллер до "Мельмота" Сары Перри etc.

Обращение к ветхозаветному сюжету сразу после "Волшебной горы" не случайно, жена писателя, Катя Манн, была еврейкой, а в Германии времени начала работы над романом уже поднимал голову глубоко отвратительный автору фашизм с его людоедской расовой теорией. Немаловажной в ряду причин была благоговейная любовь к Гете, с которым всегда себя ассоциировал, и который относился с особым интересом к истории Иосифа.

"Былое Иакова" первая часть тетралогии "Иосиф и его братья", в основу которой положен ветхозаветный сюжет об Иосифе Прекрасном. Иосиф, однако появляется в этой книге лишь мельком, в сцене, где первенец любимой жены Рахили, совершает омовение у колодца. Дальше это будет рассказом - не очень подробным, о патриархах-предшественниках: Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, и вот это вот все - и собственно историей Иакова. Описанной подробно и со множеством деталей.

На самом деле Иаков - ветхозаветная фигура, с которой связано наибольшее количество узнаваемых идиом современной жизни. Что мы вспомним об Аврааме и Исааке? Пожалуй только жертвоприношение Исаака (Ицхака в романе), когда испытывая веру Авраама, Бог повелел принести в жертву сына, в последний момент послав ангела, заменившего мальчика агнцем. Теперь смотрите на Иакова: 1. чечевичная похлебка и право первородства; 2 Рахиль и Лия; 3. лестница Иакова. Да в конце-то концов - он отец Иосифа, который сам источник изрядного числа мемов, начиная от жены Потифара и разорванных с нужной стороны одежд, и до семи тучных-семи тощих коров, должным образом расшифрованных красавчиком и спасших население Египта от голода.

"Былое Иакова" подробно, живо, в мельчайших деталях оживляет историю любимчика мамы Ревекки гладкокожего Иакова, дитя шатров, в отличие от космача, охотника Исава. Мальчики были близнецами, но не однояйцевыми, Исав родился первым и спутать детей не представлялось возможным в силу рода атавизма, шерсти по всему телу. Уловка Ревекки, привязавшей к телу Иакова шкурки новорожденных козлят и обманом вынудившей Ицхака, который к тому времени ослеп, отдать отцовское благословение младшему сыну в обход прав старшего, вынуждает юношу бежать, после долгих скитаний наняться в услужение к брату Ревекки Лавану, в младшую дочь которого, прекрасную Рахиль, он влюбляется.

Однако благословение в те времена наделяло вполне ощутимыми преимуществами, в обиходных понятиях это удача, сопутствующая благословенному во всех начинаниях. Потому средненькое по всем статьям хозяйство Лавана необыкновенно процветает в те семь первых лет, что племянник работает на него, чтобы получить в жены Рахиль, а в самую ночь свадьбы дядя-тесть обманом подменяет девушек, подсовывая ему старшую дочь, косоглазую Лию. И нелюбимая жена исправно рожает Иакову одного сына за другим, а Рахиль, которая идет к старшей прицепом спустя неделю, хотя за нее он должен еще семь лет трудиться на тестевых пажитях - так вот, Рахиль двенадцать лет неплодна.

Реальность переплетается с мифологией, порождая сплав авантюрного романа с философской притчей, великолепно избыточный и рассказанный языком, достойным первоисточника

Не Германию и не немецкий народ надо уничтожить и стерилизовать, а отягощенную виной комбинацию власти юнкерства, военщины и тяжелой промышленности, ответственную за две мировые войны.
Томас Манн "Новый гуманизм"

Один из столпов немецкой культуры ХХ века, нобелиант, автор эпических произведений (объемных и трудночитаемых), брат писателя Генриха Манна, видный антифашист, патриарх - Томас Манн культовая литературная фигура.

Его биография авторства Соломона Апта, серьезная, вдумчивая, хорошо написанная, настолько лишена навязчивого идеологизирования, обязательного для советской литературы семидесятых, что создается впечатление - книга написана в наши дни (ладно, чуть раньше, сегодня у нас снова эра "одобрямса"). Эта интеллектуальная независимость особенно заметна в сравнении с работами других советских исследователей творчества Томаса Манна, пытающихся подверстать его едва ли не к соцреализму, и она не может не восхищать.

Больше того, рассказывая о своем персонаже, автор позволяет читателю, знакомому с произведениями Манна, и следовательно имеющему представление о его гендерной амбивалентности, сделать собственные выводы об источниках вдохновения той или иной книги, оставляя профанное большинство, которое составляет мнение о персоне по биографии ЖЗЛ, в счастливом неведении, и это совершенно виртуозный уровень владения материалом.

Хотя кому, как не ему, подарившему русскоязычному читателю не только львиную долю книг своего героя, но в чьих переводах мы знаем также Бертольда Брехта, Германа Гессе, Франца Кафку (маленький шедевр "Превращения" тоже его). Кому, как не ему написать эталонно честную и деликатную биографию. Без потоков патоки и вознесения своего героя до небес. Амбициозность на грани тщеславия, непримиримость в конфронтации (хотя сам писатель склонен был считать себя конформистом) - эти свойства своего героя Апт не камуфлирует.

И в то же время перед нами подлинный гигант мысли и духа, заботливый внимательный семьянин, неутомимый труженик. Человек, умеющий держать удар. В той части, в какой обеспечение безопасности близких зависело от него, он делал все, и даже больше. Достаточно сказать, что резкое неприятие фашизма и эмиграция была не только следствием убеждений Манна, но не в последнюю очередь способом спасти жену и детей - Катя, жена Томаса, была еврейкой. Предчувствуя, чем все может обернуться, Манн, к тому времени уже нобелиант, увез своих за границу, как ни трудно было расстаться с только что построенным и с любовью обставленным прекрасным семейным домом.

В той части, где его любовь и забота не могли обеспечить безопасность, отвести беду и спасти - смирялся, переживал, продолжал работать. Да, я об эпидемии самоубийств в семье. Томас Манн в интерпретации Соломона Апта фигура колоссального масштаба, не превращенная в бронзового истукана, с человеческими слабостями. Замечательная биография с одним серьезным недостатком - биографическая книга о творце предполагает и даже предписывает подробный анализ его произведений, этого, к сожалению, нет. Соломон Константинович пишет так, словно само собой разумеется, что читатель его книги знаком с манновыми романами. О себе могу сказать, что прочла только "Волшебную гору", а к "Будденброккам" подступлюсь только за очень солидное вознаграждение.

Что ж, есть повод прочесть "Тетралогию Иосифа"