" За двадцать лет службы городовым среди рвани и беглых у Рудникова выработался особый взгляд на все.
- Ну, каторжник... Ну, вор... нищий... бродяга... Тоже люди, всяк жить хочет. А то что? Один я супротив всех их. Нешто их всех переловишь? Одного пымаешь - другие прибегут... Жить надо!"
"Сухаревка - дочь войны. Смоленский рынок - сын чумы. Он старше Сухаревки на 35 лет. Он родился в 1777 году. После московской чумы последовал приказ властей продавать подержанные вещи исключительно на Смоленском рынке и то только по воскресеньям во избежание заразы".
"Сюда в старину москвичи ходили разыскивать украденные у них вещи, и не безуспешно, потому что исстари Сухаревка была местом сбыта краденного. Вор-одиночка тащил сюда под полой "стыренные" вещи, скупщики возили их возами. Вещи продавались на Сухаревке дешево, "по случаю". Сухаревка жила "случаем", нередко несчастным. Сухаревский торговец покупал там, где несчастье в доме, когда все нипочем; или он "укупет" у не знающего цену нуждающегося человека, или из-под полы "товарца" иногда дымом поджога пахнет, иногда и кровью облит, а уж слезами горькими - всегда. За бесценок купит и дешево продает".
"- Слышали, утром-то сегодня? Под Каменным мостом кит на мель сел... Народищу там!
- В беговой беседке у швейцара жена родила тройню - и все с жеребячими головами.
- Сейчас Спасская башня провалилась. Вся! И с часами! Только верхушку видать.
Новичок и в самом деле поверит, а настоящий москвич выслушает и виду не подает, что вранье, не улыбается, а сам еще чище что-нибудь прибавит. Такой обычай^
- Колокол льют!
Сотни лет ходило поверье, что чем больше небылиц разойдется, тем звонче колокол отольется.
А потом встречаются:
- Чего ты назвонил, что башня проварилась? Бегал - на месте стоит, как стояла!
- У Финаляндского на заводе большой колокол льют! Ха-ха-ха!"
"- Вот вам десть рублей. Я беру картину. Но если она не настоящая, то принесу обратно. Я буду у знакомых, где сегодня Репин обедает, и покажу ему.
Приносит дама к знакомым картину и показывает ее И.Е. Репину. Тот хохочет. Просит перо и чернила и подписывает внизу картины: "Это не Репин. И. Репин".
Картина эта опять попала на Сухаревку и была продана благодаря репинскому автографу за сто рублей".
"Конечно, от этого страдал больше всего небогатый люд, а надуть покупателя благодаря "зазывалам" было легко. На последние деньги купит он сапоги, наденет, пройдет две-три улицы по лужам в дождливую погоду - глядь, подошва отстала и вместо кожи бумага из сапога торчит. Он обратно в лавку... "Зазывалы" уж узнали зачем и на его жалобы закидают словами и его же выставят мошенником: пришел, мол, халтуру сорвать, купил на базаре сапоги, а лезешь к нам...
- Ну, ну, в какой лавке купил?
Стоит несчастный покупатель, растерявшись, глядит - лавок много, у всех вывески и входы похожи и у каждого толпа "зазывал"...
Заплачет и уйдет под улюлюканье и насмешки..."
"Вспоминается бессмертный Гоголь:
"Возле того забора навалено на сорок телег всякого мусора. Что за скверный город. Только поставь какой-нибудь памятник или просто забор - черт их знает, откудова и нанесут всякой дряни..."
Такова была до своего сноса в 1934 году Китайгородская стена, еще так недавно находившаяся в самом неприглядном виде. Во многих местах стена была совершенно разрушена, в других чуть не на два метра вросла в землю, башни изуровованы поселившимися в них людьми, которые на стенах развели полное хозяйство: дачи не надо!
... Возле древней башни
На стенах старинных были чуть не пашни.
Из расщелин стен выросли деревья, которые были видны с Лубянской, Варварской, Старой и Новой площадей".
"В древние времена здесь протекала речка Неглинка. Еще в екатерининские времена она была заключена в подземную трубу: набили свай в русло речки, перекрыли каменным сводом, положили деревянный пол, устроилистоки уличных вод через спускные колодцы и сделали подземную клоаку под улицами. Кроме "законных" сточных труб, проведенных с улиц для дождевых и хозяйственных вод, большинство богатых домовладельцев провело в Неглинку тайные подземные стоки для спуска нечистот, вместо того чтобы вывозить их в бочках, как это было повсеместно в Москве до устройства канализации. И все эти нечистоты шли в Москву-реку.
Это знала полиция, обо всем этом знали гласные-домовладельцы, и все, должно быть, думали: не нами заведено, не нами кончится!"
"Временем наибольшего расцвета такого рода заведений были восьмидесятые годы. Тогда содержательницы притонов считались самыми благонамеренными в политическом отношении и пользовались особым попустительством полиции, щедро ими оплачиваемой, а охранное отделение не считало их "опасными для государственного строя" и даже покровительствовало им вплоть до того, что содержатели притонов и "мельниц" попадали в охрану при царских проездах. Тогда полиция была занята только вылавливанием "неблагонадежных", революционно настроенных элементов, которых арестовывали и ссылали сотными.
И блаженствовал трущобный мир
Читать далее...