[591x698]Удалось немного распутать одну из древних легенд о леди Говард, хотя и остались кое-какие белые пятна...
Суть в следующем: на северной границе Dartmoor, на вершине холма в деревне стоят развалины замка - это OKEHAMPTON СASTLE. С этим местом связана одна из легенд о призраке леди Говард, которая каждую ночь следует из своего старого дома в Tavistock в Okehampton castle и обратно в жуткой карете из костей, в сопровождении демонической чёрной собаки. Встреча с ними предвещает смерть.
Развалины OKEHAMPTON CASTLE
[показать]
[показать]
[250x500]
Omnis mundi creatura
quasi liber et pictura
nobis est, et speculum.
Nostrae vitae, nostrae mortis,
nostri status, nostrae sortis
fidele signaculum.
Nostrum statum pingit rosa,
nostri status decens glosa,
nostrae vitae lectio.
Quae dum primo floret,
defloratus flos effloret
vespertino senio.
Ergo spirans flos exspirat
in pallorem dum delirat,
oriendo moriens.
Simul vetus et novella,
simul senex et puella
rosa marcet oriens.
Sic aetatis ver humanae
juventutis primo mane
reflorescit paululum.
Mane tamen hoc excludit
vitae vesper, dum concludit
vitale crepusculum.
Cujus decor dum perorat
ejus decus mox deflorat
aetas in qua defluit.
Fit flos fenum, gemma lutum,
homo cinis, dum tributum
homo morti tribuit.
Cujus vita cujus esse,
Poena, labor et necesse
vitam morte claudere.
Sic mors vitam, risum luctus,
umbra diem, portum fluctus,
mane claudit vespere.
In nos primum dat insultum
poena mortis gerens vultum,
labor mortis histrio.
Nos proponit in laborem,
nos assumit in dolorem;
mortis est conclusio.
Ergo clausum sub hac lege,
statum tuum, homo, lege,
tuum esse respice.
Quid fuisti nasciturus;
quid sis praesens, quid futurus,
diligenter inspice.
Luge poenam, culpam plange,
motus fraena, factum frange,
pone supercilia.
Mentis rector et auriga
mentem rege, fluxus riga,
ne fluant in devia.
Alanus de Insulis (с)
И в прочтении француза Камю перманентно вспоминалось это стихотворение нашего русского поэта....
|
Наш век |
«Стихийное бедствие не по мерке человеку, потому-то и считается, что бедствие – это нечто ирреальное, что оно-де дурной сон, который скоро пройдет. Но не сон кончается, а от одного дурного сна к другому кончаются люди...»
Прочитала «Чуму» Альбера Камю и хотя идея понравилась, но воплощение показалось не слишком убедительным. В центре сюжета лежит городок Оран. Люди там живут по инерции и не задумываясь. Вся жизнь для них проходит в обсуждении коммерческих сделок и нехитрых развлечениях, а смерть или болезнь для них «некомфортабельна» и воспринимается как нечто ирреальное. «Болеть всегда неприятно, но существуют города и страны, которые поддерживают вас во время недуга и где в известном смысле можно позволить себе роскошь поболеть. Больной нуждается в ласке, ему хочется на что-то опереться, это вполне естественно. Но в Оране все требует крепкого здоровья: и капризы климата, и размах деловой жизни, серость окружающего, короткие сумерки и стиль развлечений. Больной там по-настоящему одинок… Каково же тому, кто лежит на смертном одре, в глухом капкане, за сотнями потрескивающих от зноя стен, меж тем как в эту минуту целый город по телефону или за столиками кафе говорит о коммерческих сделках, коносаментах и учете векселей. И вы поймете тогда, до чего же некомфортабельна может стать смерть, даже вполне современная, когда она приходит туда, где всегда сушь»[i]. Таковы Оранцы, на большее, чем у них есть они и не расчитывают и, может быть где-то [i]«есть такие города и страны, где люди хотя бы временами подозревают о существовании чего-то иного. Вообще-то говоря, от этого их жизнь не меняется. Но подозрение все-таки мелькнуло, и то слава Богу. А вот Оран, напротив, город, по-видимому никогда и ничего не подозревающий, то есть вполне современный город». И вот по этому-то городу, откуда уходят остатки человечности и вдумчивости вполне закономерно бъет «бич Божий» чума. Чтобы люди проснулись, задумались, чтобы ход жизни изменился... А собственно, такое возможно? И если да, то как?
Вера. Естественным путем к пробуждению является вера. Но Камю верующим человеком не был, религиозного образования не получал, и в «Мифе о Сизифе» он как раз таки очень правильно обходит эти тонкие вопросы в стороне. Но в «Чуме» вопросы веры задеваются и раскрываются в образе отца Панлю — иезуитского священника. И вот этот то образ явился для меня наиболее спорным. С одной стороны, Камю описывает Панлю как умного и красноречивого проповедника, но тут же оговариваясь: «Панлю – кабинетный ученый. Он видел недостаточно смертей и потому вещает от имени истины». И, все же, поколебавшись, писатель, наделяет священнослужителя положительными качествами — Панлю соглашается не только проповедовать о спасении души, но и принимать деятельное участие в работе санитарной бригады. Когда священник насмотрелся на смерти, то Камю вкладывает в его уста фразу, которую просвященный верующий (а не религиозный фанатик) мог бы сказать только предварительно лишившись рассудка: «Если священник заболеет, то он не должен обращаться к врачу».
Дело в том, что верующие люди (те, у которых не только сердце, но и голова впорядке) понимают, что действие Бога можно обнаружить не только в непосредственном чуде, но и в действиях врача... в любом человеке, который пришел вовремя, чтобы помочь в трудную минуту. И вот в раскрытие образа вкралась такая очевидная для «моралиста-гуманиста» ошибка. Камю в этом обнаруживает свое отношение — типичное отношение атеистов к людям верующим, характеризующееся поверхностностью и поспешностью суждений: «И почему их Бог их не исцеляет?» (с внутренней обидой).
Мне кажется в отце Панлю (главным образом, в его кончине) отразились собственные отношения Камю к вере. Вера Камю слаба и лишена сколько-нибудь прочных, разумных оснований. Она умирает от непонятной болезни, боиться обратиться за помощью и ее можно назвать целиком и полностью «сомнительным случаем».
Гуманизм.