[195x300]
До 12 подвигов Геракла в изложении Куна известны каждому с детства, но рассматриваются как далёкие от реальности сказки о совершении невозможного. Режиссёр Михаил Овчинников вернул мифу быт и возвысил быт до мифа, пользуясь в качестве связующего состава язык обэриутов – Введенского и Хармса, очищенный от контекстного смысла и пригодный к употреблению в обеих обстоятельствах. Выбранные им «Пять подвигов» (это название спектакля) между рождением и смертью героя, включёнными в повествование, представляют из себя пять микро-историй каждый раз с новым главным персонажем. Геракл, хоть и будучи сыном бога, проходит тот же ряд инициаций, что и любой другой смертный человек, и его победы являются не исполнением прихотей Еврисфея, а решающими этапами в становлении его личности. В битве с Лернейской гидрой выступает самоуверенный Геракл-мачо (Арушанян), но, памятуя первоисточник, этот подвиг не был засчитан, потому что ему помог друг Иолай. Со Стимфалийскими птицами сражался Геракл-Иванушка-дурачок (Ююкин), который без помощи Гефеста не смог догадаться спугнуть птиц громким звуком, чтобы перестрелять их в воздухе: он был слишком восхищён чудом полёта. За Киринейской ланью влюблённый Геракл (Краснёнков) гонялся, как за прекрасной дамой, чтобы спустя целый год она уступила его упорству… а её, в свою очередь, пришлось уступить другому. Со сложной задачей укротить Цербера без помощи оружия справился Геракл-философ (Богатырёв), а золотые яблоки Гесперид добыл Геракл-хитрец (Кирсанов). Становится видно, по мере возрастания «уровня» подвига и «качества» его исполнения, что каждый человек в течение жизни сталкивается с не менее и не более трудными препятствиями. Развитие эго, чувственное познание мира, любовь, логическое мышление и использование житейского опыта – и есть «пять подвигов» по Овчинникову. Обэриутские сентенции о таких абстракциях, как дробление движения до нуля, которые, хоть и имеют под собой вполне доказательные научные теории, требуют долгого осмысления и осознания, вплетаются в «одиссею» Геракла невероятно органично, только подчёркивая сложность простого и простоту сложности – редкое и приятное явление для спектаклей, не имеющих цельной литературной основы и потому склонных превращаться в винегрет. Той же двойственной природе спектакля служит и оформление, буквально составленное из абстракций, метафор и аллюзий: самые простые предметы создают точный визуальный образ или подходящее музыкальное сопровождение. Здесь, как редко где ещё, особенное удовольствие несут детали: например, Киренейскую лань «сложили» из рогов, бутафорских косичек и платья, голова Антея – «скворечник» с крышей из шахматной доски – отрывается от земли при помощи воздушных шариков. Привычные вещи издают непривычные звуки: металлический звон гири и бочки, смычок на гитарных струнах, текущая в вазу струйка соли, даже мерный стук метронома определяют ритм той или иной мизансцены, начиная передвижениями и заканчивая темпом речи. Безусловно, это прекрасный повод через представление продемонстрировать по максимуму возможности каждого актёра – его фактуру, пластику, интонации, вокальные и танцевальные способности – и сыгранность коллектива в целом. В итоге полуторачасовой спектакль предельно насыщен и содержателен, его непредсказуемая динамика мгновенно включает в себя и держит внимание на протяжении всего действия, а атмосфера свободы и раскрепощённости абсурдизма заражает надолго. И свобода эта – не самозабвенное «дураковаляние» обэриутских спектаклей театра «Эрмитаж», которые я тоже нежно люблю, а возможность вольного обращения с понятиями, возвращение их к жизни из догматического анабиоза. Это серьёзный разговор о несерьёзном и несерьёзный – о серьёзном… без амбивалентных определений к «Пяти подвигам» не подойдёшь.
После

Просыпаться я сегодня начала рано и уже не чаяла, когда прозвенит будильник, потому что после каждого засыпания снилась какая-нибудь хрень. Будильник был заведён с расчётом на то, чтобы успеть к двенадцати в кинотеатр «Брест», но мама собралась вызывать бабушке скорую, и я не успевала. Однако, когда я пострадала ерундой и погуляла с собакой, а двенадцать как раз пробило, они передумали, и я поехала в «Матрицу» на час. Когда я подъезжала к метро на маршрутке, подъезды оказались перекрыты, перед «Трамплином» собрался небольшой отряд знакомых со времён выставки пожарных машин, собственно пожарные и толпы зевак у каждого входа. Видимо, всё уже потушили до меня – по асфальту растекались мокрые лужи, но внутрь торгового центра ещё не пускали. В обход добравшись до метро, я загодя приехала в Крылатское, купила билет, обошедшийся мне в 120 рублей, благо маленький зал и не 3D, и до сеанса заглянула в книжный. Зал был практически пуст, населён преимущественно детьми, но они, хвала Магистрам, молчали. Перед показом крутанули очередной тупой микромультик от Warner Brothers про койота и минут 15 рекламы, и началось.
Теперь выросшие на «пушистом» фэнтези («Рэдволл», «Коты-воители») могут поностальгировать на «пернатом»: в свет наверняка скоро выйдут на языке родных осин книжки, по которым сняли «Легенды ночных стражей». У этого полуторачасового, полностью рисованного в компьютерной графике (мульт?)фильма скучный, предсказуемый и неоригинальный сюжет с множеством заимствований и пафосных реплик, в которых с завидной регулярностью упоминается слово «нутро». Зато у него очень красивая картинка с роскошными эффектами замедления, очень красивая музыка и чертовски симпатичные совы с выразительными глазами – совсем как настоящие, порода каждой легко угадывается (а сов я очень люблю, поэтому и пошла именно на этот фильм). Главный герой, сипуха Соран, мечтатель-недотёпа, был похищен из родительского гнезда приспешниками совиного Тёмного Властелина клана «Чистых» – как и полагается, искалеченного и потому скрывающего лицо под маской, и, конечно же, вынашивающего планы реванша после давнего поражения. Часть молодняка злодей с супругой выращивали воинами, часть – зомбировали прямыми лунными лучами и заставляли работать, прочёсывая чужую отрыжку в поисках крупиц волшебного металла. Сбежав, Соран оброс подругой, сычиком-эльфом, и друзьями – кроличьим сычом и серой совой, и вместе с няней-змеёй четвёрка добралась до острова Стражей Га’Хул, управляемого полярными совами (откуда они взялись в районе Австралии, где, судя по тасманийскому дьяволу и ехидне, происходит действие, сама не знаю). Там его взялся обучать Лайз, любитель экстремальных полётов, который высказывает весьма новаторские для детского фэнтези разумные вещи: что герой – это не рыцарь на фоне заката, а покрытый шрамами ветеран, а война – не романтичное приключение, и юнцам там не выжить. Впрочем, Соран здравомыслием пренебрегает и спешит на помощь, оказав, естественно, решающее воздействие на эпическую битву бобра с ослом. В итоге имеем избитые морали о том, что слабак может стать избранным, летающим сквозь огонь и воду, а парламентаризм симпатичнее тоталитаризма. Смотреть, любоваться, ни о чём не задумываясь, отдыхать – рекомендуется, заснуть получится вряд ли, потому что события сменяются очень быстро, детей брать можно – жестокости (да, Снайдер буквально наступил на горло собственной песне) не обнаружено, пошлости – тем паче. В конце концов, со времён «Золотого компаса» и «Чернильного сердца» таких славных сказок, кажется, не снимали, а когда-то ещё снимут?
После фильма я прошлась пешком до дома, зайдя за едой в «Трамплин», где внутри всё ещё нестерпимо воняло палёным. Дома наконец-то кончился кабельный инет (за октябрь я не платила, он работал засчёт переплат), впредь буду сидеть только с Йопты, перетыкивая флэшку из компа в ноут и обратно. Теперь надо бы башку постирать, а впереди ещё мнооого дел)
[466x159]

[214x305]
Удивительно, но проснуться и встать меня сегодня угораздило всего в двенадцать. Грустно, что при этом до дел учебных руки у меня так и не дошли, хотя последние фотки с выпускного я всё-таки довыложила. Опосля обеда, как водится, меня понесло в театр – и не куда-нибудь, а в «Человек», где я с позапрошлого лета не была и, естественно, сперва немного заплутала в переулках Поварской, благо вышла с запасом времени. Администраторша, которая явно меня уже забыла, поприветствовала меня призывом загадать желание, что, если мне не изменяет память, должны делать те, кто впервые приходит в этот театр. Приобретя программку и свежий «Театрал», я вовремя заняла местечко на диване его почитать, ибо со временем в маленький холл набилась толпа народа. Спектакль немного задержали; потом в холле притушили свет, и люди потекли в тёмный зал. Рассаживались едва ли не вслепую, при свете из холла; моё законное место в первом ряду было украшено бумажкой «служебное», чтобы на него не посягнули, ибо у большинства были билеты без мест.
Главные герои пьесы Бодрова и Слуцки «Клопомор», не нарушая общедраматургической традиции, безымянны. Он (Агапов) вызвал её (Горбатова) морить клопов и, представившись миллионером, который вот-вот умрёт от онкологии, преподаёт ей урок теории и практики случайной половой связи. Для авторов, написавших пьесу в девяностые, её основной смысл явно был в том, что «в этой стране жить нельзя», тут даже погода против людей, и надо валить в Америку. Для режиссёра Людмилы Рошкован главнее то, что жить – и любить – можно где угодно, когда угодно и кого угодно. Мелодраматическое, в сущности, действие от нелепого и смешного стремительно переходит к пронзительной трогательности отчаяния, с которым 30-летняя девственница и издёрганный чудак цепляются друг за друга, как за спасательный круг, в шатком подвесном гамаке. Словно они – последние люди на земле, словно это – их последний день жизни, а нескончаемый дождь, бегущий по оконному стеклу, - это начало Всемирного Потопа. В каком-то смысле так оно и есть: идиллия обрывается, обращаясь сумасшедшим, ирреальным фарсом. Его, действительно миллионера, но здорового, убивают на пороге квартиры, его друг (Лямочкин), действительно смертельно больной, только бедный, клянчит инъекции, приносящие недолговременное облегчение, к ней возвращается воображаемая подруга (Соколовская), без которой она пропадёт. Психологизм вывернутого наизнанку, вывихнутого из суставов мира передаётся через фирменную для «Человека» пластику, жесты и мимику, чёткий ритм движений и слов, выверенность интонаций, предельную актёрскую искренность и самоотдачу. Музыка, неотъемлемое действующее лицо, ненавязчиво, но ярко меняет настроения, создаёт атмосферу мрачноватого абсурда, медитативной игры, сновидения. Даже тишина становится более говорящей, чем человеческая речь. Как всегда в этом театре, это короткий (меньше двух часов), но предельно насыщенный самыми разнообразными эмоциями спектакль. Запах аэрозоля, от которого «даже клопы дохнут», неуловимо витает в воздухе, но он неспособен вытравить наших героев из привычной им искусственной, алогичной среды обитания. Потому что «если не привыкнешь – сдохнешь», а третьего не дано.
После спектакля публику удачно отвлекли продажей двух билетов по цене одного на следующие спектакли, так что в закутке с гардеробом и туалетами очередей возникнуть не успело. Прогулявшись до метро, я доехала домой и теперь собираюсь рано лечь спать, чтобы завтра сходить в кино на «Легенду ночных стражей». Прощаюсь до следующей рецензии)

До Дипломный спектакль «кудряшей», студентов-актёров мастерской Кудряшова в ГИТИСе, получивший гран-при IV фестиваля «Твой шанс», со сцены учебного театра перебрался на подмостки ТЦ на Страстном. Это «История мамонта» по тому самому Иванову, до которого у меня так ещё и не дошли руки, хотя рекомендовали уже со всех сторон, по его роману «Географ глобус пропил», тому самому, про который наша препод по русской литературе почему-то сказала, что он мне не понравится. Кусочек жизни «раздолбая» Служкина (Сиротин), который за неимением другой работы пошёл в учителя географии, нашёл общий язык со шпаной-девятиклассниками, зато совершенно оторвался, шаг за шагом, от своих сверстников, бывших одноклассников. Вроде и бытуют одинаково, и воспоминания общие есть, однако и жене, и лучшему другу, и первой школьной любви нужны только «машина, квартира и хрен в пол-аршина», а Служкин, чудак, ещё тянется к теплоте человеческих отношений. Но завязавшийся было роман с ученицей, естественно, оканчивается крахом вместе с карьерой… На сцене множество зримых примет девяностых – от деревянной лакированной картинки на стене и кружки в вишенку до музыкальных хитов с наиболее абсурдными текстами и привязчиво-душевными при этом мотивчиками. Это даёт повод рассматривать Служкина как почти «героя нашего времени» - обладающего непоколебимой невозмутимостью и при этом замечательным чувством юмора (причём шутить он предпочитает в рифму), легко схватывающего новые словечки и правила игры и не пасующего перед трудностями, уважающего себя и других, не дурака напиться, когда окружающий мир не вписывается в рамки понимания. Интеллигент-хулиган, бездельник с колоссальным потенциалом, принципиальный пофигист – сын противоречивой эпохи, которую кто-то зовёт расцветом, а кто-то застоем. Он ничего не изменил в своей судьбе, казалось бы, пассивно плыл по течению, но смог сплотить коллектив очень непростых и разных личностей и, не поучая и не осуждая, научить молодое поколение жизни. А ведь талант учителя – очень редкий, очень важный и один из самых незаметных и недооценённых. К сожалению, не могу судить, сужает ли такое понимание смысл лёгшей в основу книги, равно как и не могу сравнивать сюжеты и раскрытие персонажей, но все три с половиной часа мне было интересно следить за развитием нехитрых событий. Спектакль реалистичен донельзя – метафор и аллюзий в нём нет, как нет и впечатляющих психологических глубин и эмоциональных надрывов, экзистенциальных вопросов бытия и социально-политической злободневности. Он просто честен, искренен и естественен, обладает своим ритмом, атмосферой и каким-то тёплым посылом благодаря органичной актёрской игре, лаконичным многофункциональным декорациям, живой музыке, удачному освещению. В нём растворяешься и живёшь, заражаясь той энергией, которую находит Служкин в туристическом походе и борьбе с непокорной рекой. Про любой студенческий актёрский коллектив неизменно хочется сказать: «ребята – молодцы!» - за сыгранность, любовь к своему делу, молодой энтузиазм и вообще симпатичность. Этот – не исключение: несколько повзрослевшие и возмужавшие «ребята» - почти два десятка ярких индивидуальностей, объёмных, интересных, запоминающихся образов. Служкин Сиротина, фактически не сходящий со сцены на протяжении всего действия, великолепен без лишних слов. «Мамонта» стоит увидеть – его приятно смотреть и приятно вспоминать.
После
[320x186]

Давеча вечером, начав обводить карту на чистовик ручкой, посмотрев новости и Симпсонов, я дисциплинированно отправилась спать, несмотря на то, что теоретически должна была отвыкнуть за каникулы от раннего времени отбоя. Снился редкостный бред, начавшийся с того, что я с мамой и бабушкой ранним туманным утром шла от метро в сторону автобусной остановки. То есть они-то шли, а я впереди трусила на четвереньках с такой лёгкостью, будто ноги у меня отнюдь не были длиннее рук; мне только сильно мешала в передвижении ручка, зажатая в левой ладони, и я периодически зажимала её в зубах, когда редкие прохожие на меня не смотрели. Когда мы дошли до остановки, вскоре подъехал автобус; мы сели в него, совершенно пустой, поехали, и он остановился напротив ДК Зодчие. Мы с мамой вышли, и она сказала мне идти в школу; я недоумённо воззрилась на открывающийся передо мной лабиринт переулков и честно сказала, что сто лет там не была и не помню, куда идти (там, во дворах, действительно была школа, в которой я была только пару раз в жизни во время выборов, но мимо проходила тысячу раз и в реале несомненно нашла бы её). Мама подумала, что я придуриваюсь, но я настаивала, и она наконец показала мне направление; пройдя до конца двора, я снова оказалась на распутье и снова обернулась на маму, а она, хвала Магистрам, продолжавшая ещё стоять на остановке, снова дала мне отмашку. Наконец, я вышла на прямую дорогу, которая в реале вела от метро к моей бывшей школе, и дошла до этой самой школы; я так и не побывала в ней с самого начала этого учебного года, но знала, что она теперь стала розовой, а в моём сне она по-прежнему была зелёной. Только на школьном дворе я спохватилась, что учусь уже в другой школе, позвонила маме и сообщила об этом, но она сказала мне оставаться там; а ещё только тогда я заметила, что идёт дождь – и был этот, казалось бы, самый обычный дождь на фоне самого обычного здания настолько красив, что я принялась его фотографировать. Двор был безлюден, только группки родителей жались поближе к дверям под навесом – видимо, я пришла слишком рано; зато бегал туда-сюда оленёнок ростом с пони и несколько почти таких же крупных собак, с которыми я здоровалась, как со старыми знакомыми, то бишь гладила и чесала за ушами. Оленёнок же сначала от меня шарахался, когда я пыталась и его сфотографировать, но потом я протянула ему руку, и он сам подошёл, обнюхал и позволил себя приласкать; собак же вскоре сманил какой-то парень – он уселся на каком-то холме или сугробе, а они все столпились вокруг него. Постепенно начали стекаться в школу ученики, и вот мимо прошёл, меня не заметив, Паравоз с кем-то мне незнакомым; я подкралась сзади, выпалила что-то громко и весело, но он и на сей раз не обратил на меня внимания, и я, забив на Паравоза, осталась на улице. Ещё спустя некоторое время появились Аня с Вероникой – они-то заметили меня издалека и направились прямиком ко мне с распростёртыми объятиями; на этом сон временно прервался – наверное, прозвенел будильник, на который я не обратила ни малейшего внимания и вернулась в сон, уже войдя в коридор первого этажа. Там сидели Паравоз, Жибек, кажется, Даша, может, ещё кто-то; меня спросили, что я здесь делаю, и я, чувствуя себя несколько глупо с портфелем за плечами, набитом учебниками и тетрадями для другой школы, ответила, что зашла погостить на денёк. Потом было ещё несколько коротких маловразумительных снов, и проснулась я в районе десяти часов, сразу сообразив, что проспала. Позавтракав и пострадав ерундой, провернула уборку (тока я могла разрезать при этом запястье об угол аквариума – теперь похожа на неудавшегося суицидника. А сперва была похожа на вампира, ибо насосалась крови до состояния лёгкого опьянения) и, окончательно отчаявшись найти его в книжных магазинах столицы, отправилась заказывать сборник марвеловских комиксов из редакции. То есть я не к ним, естественно, поехала, а потопала в Сберкассу, заполнила квитанцию, оплатила те 150 рублей, которые с учётом НДС стоит книжка, там же заполнила купон, вырезанный из журнала, и с квитанцией и купоном заявилась на почту. Там я приобрела конверт, засунула в него обе бумажки и, надписав адрес, опустила его в ящик, надеясь, что письмо дойдёт до издательства, а книжка – до меня: всё-таки я считаю почту довольно-таки ненадёжной вещью. Покончив с этим полезным делом, я ещё побродила по магазинам, заплатила за инет, вернулась домой, узнала, что на завтра ничего делать не надо, покопалась со своей картой, зарегалась на трёх дайри-сообществах, посвящённых выращиванию тамагочей с ДрагКейва (ибо, как известно, кто маньяк – тот маньяк во всём), попостила на сообществах, и теперь, когда ещё и пост выложила, чувствую себя бааальшим молодцом. В общем и целом, моя учебная неделя начнётся со вторника – должен же быть у человека послеканикульный отходняк? На этом риторическом вопросе прощаюсь)
[640x210]

[220x519]
Решив вчера до первых зорь перед монитором не засиживаться, я уже в районе полуночи уползла спать и, немного послушав радио, отрубилась. Во сне я оказалась с мамой на Арбате в толпе народа, вроде как на Патрике (согласно опыту, этот день мне ещё добрые полгода будет сниться), и, увидев афишку концерта Мельницы в какой-то музыкальной гостиной на ВДНХ, отпросилась туда. Мама осталась на Арбате, а я вернулась в метро и поехала; добравшись до вышеуказанной станции, я нашла нужное здание, купила билет, уточнила у тётки, продававшей билеты, правильно ли я пришла, и, поскольку пришла рано, посидела-почитала, как давеча в театре, пока не соберётся народ. Когда народ собрался, публика повалила в зал, состоявший из большого заднего сектора и маленького полукруглого сектора перед сценой; моё место было в заднем, и все остальные зрители набились в него, а когда стало ясно, что в передний никто не сядет, все сразу переместились туда, включая меня, и задний сектор опустел, а передний, напротив, заполнился. Начался концерт, рядом со мной откуда-то появилась Ушастая; исполнялись песни только с последнего альбома, который нравится мне не так сильно, как предыдущие, но всё равно было весело, а под конец с потолка посыпались жёлтые цветы, и мы поймали себе по одному. Вернувшись с концерта, всё ещё во сне, я рассказывала маме, как он прошёл, и, чтобы объяснить устройство зала, рисовала сектора на бумажке, после чего проснулась; часы на моей мобилы, будучи не переведёнными в своё время на зимнее время (простите за каламбур), оказались единственными в доме, показывающими правильное время. Позавтракав, я не стала тратить это самое время зря и, наскоро глянув по карте Яндекса, уяснила, что ближе всего от Тишки находится станция Белорусская, и поехала туда. Вышла на поверхность к храму на Бутырском валу, убедилась, что без посторонней помощи дорогу не найду, и далее действовала только согласно туманным указаниям типа «вооон там» и «где-то в той стороне»: прошла под мостом к Белорусскому вокзалу, обогнув его, вышла на Грузинский вал, обросший торговыми палатками и магазинчиками, дотопала до Грузинского же переулка, не то Малого, не то Большого, свернула в него. Вскоре впереди показалась небольшая площадь с возвышавшимся в центре обелиском непонятного назначения, но мне и в голову не пришло, что это был ориентир, и я ещё немного прошагала по Грузинской улице, тоже, кажется, то ли Большой, то ли Малой, пока не увидела на противоположной стороне дороги перпендикулярную улочку с вывеской «Тишинская площадь» и не переместилась на неё. По этой улочке я шагала, пока не вернулась к обелиску, от которого и поворачивала на Грузинскую, только с другой его стороны, и подумала было, что заблудилась, но, пройдя ещё чуть вперёд, заприметила искомую вывеску, возвещающую о Блошином рынке, над входом в большой торговый центр. Стоило мне войти, как на меня накатило ощущение дежа вю: именно там я была в позапрошлом году на выставке кукол и мишек Тедди – а вот и афиша, возвещающая о том, что в этом году эта выставка будет проходить с первого по пятое апреля: стало быть, через неделю надо будет её посетить! А пока я разорилась на билет на вышеуказанную выставку антиквариата, ничтоже сумняшеся поленилась встать в длинную очередь в гардероб, даже после предупреждения охранника о том, что внутри очень жарко, и погрузилась в бесконечные ряды павильонов, сплетающиеся кругами больших и маленьких диаметров с узкими проходами для посетителей. Посетителей было много, они двигались в разных направлениях и расталкивали друг друга в попытках подобраться поближе к прилавкам, витринам и полкам, поэтому на выставке действительно было очень жарко, очень душно и очень тесно, а мне под конец ещё и очень тяжело таскать на себе тяжёлые куртку и торбу мелкими шажочками, постоянно нагибаясь или поднимаясь на цыпочки. Ассортимент выставки не поражал разнообразием: основными товарами были бижутерия, ювелирка и фарфор, у которых толпилось больше всего народу, но были и монеты с марками и открытками, и исторические экспонаты вроде стремян и самоваров, и иконы с картинами, и старинные игрушки и посуда, а также несколько павильонов с восточной экзотикой и с современными дизайнерскими подарками. Сколько бы я ни пыталась просто любоваться всем подряд, как в музее, у меня это получалось недолго: в этом раю для коллекционеров, в котором я по удивительному стечению обстоятельств ни разу раньше не была, я быстро превратилась в такого же коллекционера, как и все прочие, высматривающего только то, что его интересует, а всё остальное равнодушно пропускающее мимо своих глаз. Также сперва я хотела перемещаться от краёв выставочного зала к центру, осматривая сначала левую, затем правую сторону каждого круга, но вскоре заплутала в переходах между ними и стала хаотично метаться, вглядываясь в каждый новый ряд только с одним вопросом: Читать далее...

[336x499]
Вчера вечером я успела всё, что хотела: постирала хаир, навела временный и относительный порядок в ящиках, так и не нашла свою карту метро и нарисовала, в карандаше пока, новую, лучше прежней. А потом посмотрела КВН, а после него – в Закрытом показе фильм по одноимённой Есенинской повести, Яр.
Повесть эту я либо не читала, либо не помню и посему о следовании букве классика говорить не могу. Могу только сравнить с другими фильмами подобного рода, каковые пересмотрела за всю жизнь: это Эйфория, Свои, новый Живи и помни. Яр – такая же первобытная сага о людях, оторванных от цивилизации бескрайними просторами и посреди этих просторов запертых на своём клочке земли, и что бы ни произошло в мире, они не узнают, не изменятся и будут так же, следуя животным инстинктам, спариваться, производить потомство, убивать других и самих себя. Сага без начала, без конца, без смысла, действующая не на разум, а только на органы чувств и лично у меня оставившая впечатление чего-то душного и мутного до тошноты, как переполненная телами баня, показанная в начале, и тупого и сонного, как колыбельная, завершившая фильм. Сага, по мрачной безысходности переплюнувшая все те три примера, которые я привела; но её неразрывное коловращение вне времени и пространства, обросшее, как старая водяная мельница илом, пугающими приметами, обрядами и песнями, и отталкивает, и притягивает одновременно. Если автор фильма хотела показать русалочий морок, пустивший свои нежно удушающие корни в души людей, остающихся, в отличие от нас, частью природы, а не её соседями, то ей это удалось; если она ставила своей целью снять псевдодокументальное кино о деревне накануне революции, то она допустила столько исторических и топографических ляпов, что лучше об этой цели было бы забыть. В любом случае, кино получилось в высшей степени специфическое на очень редкого любителя, но отнюдь не дерьмовое, так что порекомендовать его для расширения кругозора могу всем, не боящимся заснуть при лицезрении практически стабильной картинки.
Затем я посмотрела ещё и пустопорожнее, как всегда, обсуждение и в итоге легла спать в четвёртом часу, а встала в двенадцатом. То, что я читаю Метро 2034 и рисую карту, и то, что я посмотрела фильм по Есенину, причудливо сплелось в последнем из моих коротких снов, в котором я заблудилась на станции метро Константиново. С утра у меня не было хорошей ручки, чтобы начать обводить на чистовик свою карту, посему я, устав страдать ерундой, полюбопытствовала, что задано на понедельник, и от нефиг делать сделала инглиш и русский. Хотела выйти из дому пораньше, соблазнясь ярким солнцем на дворе и намереваясь прогуляться пешком до метро, но закопалась с обедом, с сообществами и забила на эту идею, выйдя вовремя и отправившись, не выпуская из лап томик Метро ни на секунду, на Бутусовскую. Оказавшись там за сорок минут до спектакля, я прогулялась вдоль проспекта до памятника Янке Купале и обратно, после чего вошла в здание малой сцены театра Фоменко; я уже была там однажды, но совершенно её забыла. Там были маленький гардероб, просторное фойе, где я пристроилась на стуле почитать после того, как купила программку, и буфет, куда я не пошла, ибо немного севшие после стирки джинсы пресекали все мои чревоугоднические мысли. Первый звонок я пропустила мимо ушей, со вторым решила, что пора и честь знать, и поднялась в зал, где заняла своё место в районе середины четвёртого ряда правого крыла и только тогда соблаговолила отвлечься от книги и ознакомиться с программкой; о том, чтобы пересесть, не могло быть и речи – зал был набит битком, но поскольку он был маленьким, там с любого места было отлично видно и слышно. И я смотрела и слушала час пятнадцать минут на едином дыхании, без антракта.
Когда хочешь припомнить самое ностальгическое из зарубежной литературной классики, как правило, первой приходит на ум монопьеса «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине» Габриеля Гарсия Маркеса. «Как жаль…» Петра Фоменко поставлена именно по этому знаковому произведению, написанному, конечно же, о любви – о столь свойственной многим женщинам любви к подлецу. А ещё – о последней капле безграничного терпения, приносящей свободу и надежду, о чём-то упущенном в прошлом, причём это что-то, кажется, оттого и дорого, что не сбылось. В этом спектакле только три актёра, но персонажей, сменяющихся на сцене, гораздо больше, и все они, перевоплощающиеся один в другого, - характерны, колоритны, естественны, убедительны. Силами их слов и жестов зримо, ощутимо оживают истории, каждая из которых не таким талантливым драматургом, как Маркес, растянулась бы на несколько томов вместо нескольких минут. Нежность и презрение, смирение и гордость, сила и слабость, смех и горечь плотно сплетаются в единую ткань, так что не замечаешь, где комедия, где трагедия – в точности как в жизни. Остаётся только подчиниться этому Читать далее...

[300x464]
Со вчерашнего дня я была свято уверена, будто сегодня – ещё четверг, а оказалось, что уже пятница. Международный день театра, если верить smsке с поздравлением от Дениса, пришедшей за два часа до того момента, как я соблаговолила оторвать свою тушу от кровати и воззриться на остановившиеся на половине восьмого стрелки часов. И – день, свободный от театра, а, следовательно, открытый для мучительного выбора, где его провести. В итоге, позавтракав, я вышла на свет Божий с книжкой в торбе, добралась до метро и доехала до Партизанской, где первым делом отправилась на вернисаж. Условной мелочёвки за вход на сей раз не содрали; с навесов лавок сыпалась капель, дорогу периодически запруживали лужи, не имевшие обходных путей, но я прогулялась по обоим рядам сувениров – а блошиный рынок ещё не открылся, там только суетились рабочие. Ничего интересного не приглядев, я потопала в обратный путь и завернула в торговый дом АСТ – на втором этаже заглянула в Экспедицию, на третьем, пожидившись угостить себя мороженым, зашла в тамошний Детский мир, обошла все отделы игрушек, кроме детского, покаваилась, попускала слюни над драконами, да и вернулась на улицу. Минуя метро, спустилась в подземный переход, там заглянула в маленький книжный – настолько маленький, что книгами там было забито всё, что только можно, и, видимо, настолько захолустный, что там быстро книг не разбирали, и поэтому там можно было найти практически всё. Практически – потому, что сборника марвеловских комиксов я даже там найти не смогла, зато тихо офигела от обилия там отечественной и даже переводной, включая Блич, Наруто и Магазинчик ужасов, манги: её книжечки стопками, загораживающими одна другую, были свалены на полке и были набиты в ящик, который пришлось бы выгребать полностью до самого дна, чтобы выяснить весь ассортимент. Однако я не стала разоряться на мангу, а прихватила – в хозяйстве пригодится – ЕГЭшный справочник по литературе и продолжила свой путь в парк, вопреки каникулам и дневному времени суток – практически безлюдному. Дневное время, впрочем, клонилось к вечернему, поэтому я ограничилась тем, что описала круг по главной площади парка – ближайшим, обозримым от входа, окрестностям; там было меньше слякоти и больше гололёда, между деревьями всё ещё лежал и не собирающийся таять снег, а по краям клумб возвышались такие же рукотворные сугробы, как и в прошлый раз, когда я там была – 31 декабря. Закруглившись в своём немного ностальгическом обходе, я посредством того же перехода вернулась к метро, зашла в музыкальный магазин Настроение в надежде, что там окажется такой же отдел сувениров, как в Хитзоне в Европарке; и, наконец, спустилась обратно в подземку и в вагоне встретила англичанку, которая без слов напомнила мне о том, что каникулы уже кончаются, а никаких уроков на первую учебную неделю после них я так ещё и не сделала. Доехав, зашла отовариться в Трамплин, пообедала в маршрутке горячими пирожками с яблоком, а дома поджидало громадьё планов, заключающихся отнюдь не в уроках: написать пост, пропалить ленты, попостить по сообществам, подлить фотографий, постирать хаир наконец (а то уже который день с косичкой хожу)… а ещё надо бы навести порядок в ящике с комиксами и заново нарисовать свою карту метро, ибо старая, так и не раскрашенная, бесследно сгинула на просторах квартиры за долгое время с момента своего создания. А завтра – снова театр, неизбежно предвещающий очередную рецензию, поэтому – до встречи.)

Проспав до одиннадцати и пообедав, я сегодня первым делом позвонила в театр на Юго-западе в надежде заказать билеты, ибо, о чём я уже писала, вчера вечером на его сайте появился репертуар на май, но ещё без возможности заказа через инет, но не дозвонилась и снова полезла на сайт. Там появилась новость о том, что продажа билетов в кассе театра начнётся с двух часов, и я незамедлительно сорвалась с места и поехала, ибо Юго-западная как была, так и остаётся далековато от моей родной Молодёги. Приехала, вышла на сторону проспекта, противоположную той, на которую выходила в прошлый раз, естественно, ввиду приступа топографического кретинизма, заплутала, то бишь дошла до другого выхода, поняла, что что-то тут не так, спросила дорогу и только после этого встала на путь истинный, по дороге купив бутылочку черносмородинового ФХ, который около года уже как не пила. Этот путь вскоре привёл меня к театру, где сразу же оправдались худшие мои надежды: несмотря на то, что два часа только-только стукнуло, тесный предбанник театра был до отказа забит людьми, выстроившимися в очередь, которая, в свою очередь, простите за каламбур, скрутилась немыслимой синусоидой; и народ продолжал прибывать и прибывать, так что металлодетектор неистово пищал практически не замолкая. В этой очереди я проторчала примерно полтора часа, успев за это время доперечитать до победного конца Войну и Мир и ознакомиться со всеми рецензиями, вырезанными из газет и журналов и развешенными по стенам в пределах досягаемости, чутко вслушиваясь в разговоры впередистоящих с кассиршей и всё слабее и слабее надеюсь на то, что списку покупок, который я заранее составила, суждено будет сбыться. Однако, хоть и пришлось брать билеты не по запланированному выбору, а по принципу «на что остались дешёвые билеты», частично этот список был куплен, частично заменён другими спектаклями; в итоге я выползла из театра с греющей душу пачечкой из шести билетов, заменившей пачечку денег, которой едва на них хватило (угробила около полутора тысяч). С Юго-западной я вернулась домой, в метро жуя для-ради худо-бедного утоления голода армянский лаваш – чтобы за час пообедать, написать всё вышеизложенное, пропалить ленты и снова исчезнуть за дверью. Вернее, не совсем за час – немного я всё-таки задержалась, посему, когда я доехала до Курской, поднялась на поверхность и взглянула на часы, до начала спектакля оставалось 15 минут. Ужаснувшись, я рванула по Земляному валу, потом по улице Казакова бегом, словно за мной гналась свора голодных вурдалаков, и ворвалась в театр Гоголя достаточно рано, чтобы раздеться, купить программку и войти в зал, но всё-таки позже, чем я когда-либо ранее прибывала в театры. В большом зале этого театра я ещё ни разу не была прежде, и он своими деревянными стенами и балконами и деревянным потолком почему-то живо напомнил мне нижнюю палубу какого-нибудь огромного старинного парусного судна. Моё место было с самого краю восьмого ряда партера, но второй звонок уже прозвенел, и я, оценив некоторые недостатки такой дислокации, переместилась во второй ряд, в самую серёдку, где никто меня не побеспокоил. Прозвучал и третий звонок, но спектакль задерживали, и я, недавно ещё боявшаяся, что не успею до закрытия зала, успела досконально изучить программку и немного почитать прихваченное с собой Метро 2034 (надо будет его, как выражалась моя первая учительница, «обложить», то есть обернуть газетой, а то в торбе мнутся уголки); но вот свет погас, и я переношу ваше внимание со своей персоны на происходящее на сцене.
Безобразная Эльза – это не только общеизвестная песня Крематория, но и финская комедия о дурнушке с плохими манерами, целомудренном книжном черве, которая вдруг решает ради эксперимента влюбить в себя всех под руку попадающихся кавалеров, а в итоге находит свою любовь. Да, сюжет превращения гадкого утёнка в прекрасного лебедя, а Золушки в принцессу – один из самых беспощадно эксплуатируемых, поскольку имеет неизбежный успех у наивной половины человечества. Однако в этой пьесе мне импонирует отнюдь не романтика, а удачный, по-настоящему смешной юмор, который в большинстве случаев заменяют натужной морализаторской серьёзностью, а то и сопливым трагизмом, малюя в мрачных тонах злоключения очередной «Кати Пушкарёвой». Конечно, и юмор может скатиться в дешёвую пошлятину или клишированность, но я после Театрального романа на малой сцене театра Гоголя и не подозревала тамошнюю труппу в чём-либо подобном – и не прогадала: комедия сыграна с отменным качеством, так что лучше и не придумаешь! Глубокой философии, динамичного экшна, напряжённой атмосферы и непредсказуемых поворотов вы от Эльзы, конечно, не дождётесь, зато это отличный способ отдохнуть и зарядиться позитивом – особенно после того, как какой-нибудь другой спектакль загрузит вечными вопросами по самое не хочу. Впрочем, и во всех других случаях я рекомендую вам то, что сегодня видела сама – рекомендую как симпатичную, аппетитную историю. Да и скульптор Пэртти (Артём Цвигун) у них весьма обаятелен – не Читать далее...

Дело было утром, делать было нечего… проще говоря, сегодняшний день я начала с того, что убедилась, что на ЛиРу ещё нет сообщества, которое было бы всецело и полностью посвящено такому замечательному недавно отгремевшему празднику, как День святого Патрика. Вернее, ещё не было – ибо я незамедлительно подсуетилась создать своё новое комьюнити День святого Патрика, куда и настоятельно приглашаю всех без исключения, ибо обещаю, что будет позитивно. После обеда же я более дома засиживаться не стала и пораньше подъехала на Арбатскую, несмотря на не располагающую к променадам погодку: с неба сыпался мелкий снег, сырой как дождь и колючий как льдинки, и сильный холодный ветер периодически устраивал метель и швырялся этим самым снегом прямо в морду. Однако пешком по Арбату я всё-таки пошла и не прогадала – там, между домами, не было никаких буранов; к тому же уже издалека мне приветливо светила окошками Аннушка, где я по традиции отобедала блином со сгущёнкой. Безошибочно свернув в Большой Николопесковский направо от Стены, я дошла до театрального института имени Щукина за сорок минут до начала спектакля, перевела дух внизу на мягком кресле, заглянула в уютную столовую, поднялась наверх, купила программку. Студент, проверявший билеты, распределил меня в одну из гостиных; там были драные кожаные диваны, большое зеркало, искажавшее отражения, а из-за двери в зал раздавались звуки репетиции и периодически кто-то вбегал или выбегал. Там, на одном из диванов, у которого была не обивка, а одно название – лоскуты, стыдливо прикрывавшие вылезающий скомкавшийся синтепон, – я и продолжила читать произведение, дипломный спектакль по которому собиралась посмотреть: «Завтра была война» Бориса Васильева. С первым звонком пустили в зал, состоявший из одного партера; моё место было с самого краю третьего ряда, но со вторым звонком я переместилась на первый ряд – не то чтобы в серёдку, но, по крайней мере, уже ближе к ней, а видно оттуда было замечательно. Так, восседая перед высокой, остро пропахшей нафталином, бутафорским дымом и табаком сценой, я и посмотрела всё то действо, о котором собираюсь поведать.
Все произведения Васильева – о войне, но не столько с внешним врагом, сколько с самим собой. А эта повесть – ещё и о дружбе и любви, вере и предательстве, о невероятной силе тех, кто обычно бывает слабым. Повесть большая, поэтому, конечно, щукинцы поставили её не в мельчайших подробностях, что-то опустив, что-то из разных эпизодов собрав в одной сцене; но они искренне постарались передать и поэтому вполне передали все те идеи, которые я перечислила выше. Единственное, что покоробило в передаче сюжетной линии – так это странная толерантность, с которой заменили обвинение в продаже фашистам чертежей самолёта обвинением в растрате казённых денег. И не могу не отметить, что некоторые важные, на мой взгляд, моменты актёрам не следовало проговаривать от третьего лица, а следовало бы сыграть от первого, поскольку это не заняло бы больше времени, но добавило бы спектаклю мощности; а кабы я не знала, что студенты ограничены в ресурсах для творчества, я бы добавила ещё и то, что более грамотное музыкальное оформление также поспособствовало бы усилению воздействия спектакля. Однако то, что играют не профессионалы, а те, кому ещё только предстоит стать таковыми, заметно не только в плохом, но и в хорошем смысле этого слова: ребята стараются не из привычки стараться, а из зримого интереса и любви к тому, что они делают. И поэтому делают искренне – настолько, что сложно поверить, что перед тобой на сцене четверокурсники – взрослые, в принципе, люди, а не воплощённые ими ученики девятого класса – во многом ещё непосредственные, как дети. В общем и целом, с отличной актёрской игрой, замечательными декорациями, симпатичными молодыми лицами – получился цепляющий, трогательный спектакль, заставивший многих в зале время от времени всхлипывать. Такие книги, как «Завтра была война», и, соответственно, такие спектакли, без излишнего пафоса и морализаторства незаметно (и несомненно!) делающие нас лучше, я как рекомендовала всегда, так и теперь рекомендую всем и каждому как действенное лекарство от пагубного влияния современной потребительской идеологии, шкурнической и недоверчивой до мозга костей. И даже уже не рекомендую, а прошу не пожалеть времени и (в случае с театром) денег на ознакомление, ибо окупится сторицей.
А я обрываю свои словоизлияния, возвращаясь к тому, как после спектакля снова прошлась пешком до Арбатской, приехала домой и теперь радуюсь по поводу появления репертуара на май на сайте театра на Юго-западе: как говорится, будем брать! А завтра у меня снова театр, посему прощаюсь ненадолго – не далее как через сутки порадую себя и вас новой рецензией. Скорее, конечно, себя, но себя-то оно всегда приятней)
[600x417]

Странники:
Авиус - Рохирим
Феникс - Black-and-Red_Phoenix
Мор - Мор_Мерридук
Хайд - Блудный_попугай

Осада Эренгарда

Авиус, будучи приученным к ранним пробуждением с самого детства, и в этот раз проснулся рано, несмотря на предыдущую бессонную ночь.
Глядя на еще спящих товарищей, Авиус разжёг потухший костёр и принялся готовить завтрак. Заглянув в свой мешок с припасами, воин был немного разочарован: мясо закончилось, на дне котомки лежало несколько лепёшек, яйца, аккуратно сложенные в тару, чтобы они не разбились, коробочка с различными специями, которую он пополнял при первой же возможности в любом из миров, коробки с чаем и кофе.
Достав сковородку и посуду для заварки, Авиус, наконец, принялся за готовку. Пока жарилась яичница и варился кофе, он вспомнил таверну Мерзавца Карла и его восхитительную свинину, всегда холодное пиво и убранные комнаты. Это была воистину особенная таверна...
Всю ночь Феникс смогла предаваться одному из любимых своих занятий - смотреть на огонь. Вид таинственного ворона, как ещё не так давно - вид Безымянного дракона, не шёл у неё из головы, и она раздумывала, какие ещё сюрпризы преподнесёт им этот мир, столь немногим, в сущности, отличающийся от её мира. Рано поутру проснулся Авиус и начал готовить завтрак.
- Доброе утро, - сказала ему Феникс и, подойдя к щели, выглянула наружу. - Чёрт, эта буря стихает в тысячу раз медленнее, чем должна стихать любая нормальная буря, - проворчала она, - наверняка это дело рук какого-нибудь могущественного недоброжелателя. Нас хотят задержать... но если они перегонят нас, им же хуже: мы ударим с тыла... - так, побеседовав сама с собой, девушка вернулась к костру и принюхалась к запаху яичницы. - Это должно быть восхитительно, - заявила она и улыбнулась Авиусу: - где ты научился так готовить?..
- Ударим с тыла? Впятером против тысяч. Это будет подвиг, достойный легенды. - Мор открыл глаза и встал. Окинув взглядом их "убежище", он глубоко вдохнул воздух и, улыбнувшись товарищам, поднял свой лук со стрелами и побежал в сторону лесочка, растущего неподалеку.
Авиус улыбнулся наивной мысли стать легендой.
- Дома, - ответил он на вопрос Феникс и проводил взглядом Мора. - Черт возьми, куда его понесло?! Буря еще не закончилась! - недоумевал Авиус.
- Вчетвером, - пробормотал проснувшийся Фаундер. - Я в этой битве участия не принимаю, - напомнил он, подсаживаясь поближе к костру и кутаясь в плащ.
Авиус уже приготовил завтрак и разложил яичницу с лепёшками по мискам своих товарищей.
- Уже и пошутить нельзя, - с улыбкой проворчала Феникс вслед Мору и приняла свою порцию завтрака.- И надо было ему всю ночь сохнуть, чтобы опять идти куда-то в дождь и ветер, - усмехнулась она, имея в виду Мора. - Хотя мне кажется, что нам не стоит дожидаться, когда всё это закончится окончательно. Да, погода плохая, но крыши с домов уже не сносит, а значит, можно ехать. Нам же дорога каждая минута...
- Да, ты права. Выдвигаемся, когда вернётся Мор, - ответил Авиус и поглядел на все еще спящего Хайда. - Меня поражает этот человек, - засмеялся он. - Буря ли, дракон, война, конец света, он будет хранить молчание и дрыхнуть без задних ног, - говорил Авиус, посмеиваясь.
- Да уж, не говори, - засмеялся в ответ Фаундер, который уже поел и седлал коня.
Минут через пять Мор вернулся обратно к дозорной башне. Странно, но его волосы и одежда были абсолютно сухие.
- Прекрасное утро. И, если верить птицам, то на много миль вокруг ни одного человека. Так что если мы сейчас поспешим, то успеем как раз вовремя.
Он улыбнулся и стал снаряжать своего Орфея в дорогу.
Выслушав вернувшегося Мора, Авиус последовал его примеру.
- Не, серьезно, может кто-нибудь его разбудит? – Спросил он, кивнув на Хайда.
- Отлично! - Феникс незамедлительно вывела из заброшенной башни своего Блэйза и вскочила на спину пегаса, с удовольствием подставив лицо дождю и ветру - последним признакам унявшейся ночной бури. - Будите Хайда - и вперёд, - торопила она товарищей, - нам надо нагнать упущенное время!..
- Разбудить?.. - Мор подошел к Хайду и пару раз несильно пнул его. Ноль внимания. Тогда полуэльф бесцеремонно поднял его и бросил на спину его коня. И он не проснулся!..
- Чёрт, это же надо...
Достав веревку, Мор привязал Хайда к его коню и что-то прошептал коню на ухо. Тот в ответ понимающе заржал и встал рядом с выходом.
- Если он проснется, мы поймем это по его крикам. А пока сойдет.
Авиус с Фаундером уже откровенно ржали над Хайдом, но, успокоившись, закончили сборы и отправились в путь. Путники скакали через деревню, не обращая внимания на лужи и грязь. Армия смертоносцев сравнялась с ними, и отряду предстояло преодолеть это расстояние за два оставшихся дня.
При виде Хайда, выехавшего из башни спящим и привязанным к седлу, Феникс не удержалась от короткого смешка:
- Братишка в своём репертуаре... надеюсь, он не свалится прежде, чем проснётся!.. - Затем она поскакала впереди прочих, всё Читать далее...

АнимеГид #32. Анализ "Тоторо" академиком педагогических наук

"Приступая к анализу мультфильма "Мой сосед Тоторо" (далее "Тоторо") по запросу печатного издания "АнимеГид", мы не можем не отметить, что весь фильм, как и ожидалось, носит ярко выраженный сексуализированный характер, что и выявлено нами методом активного стыка психодраматического и логикосемиосемантического контент-анализа.

Первые же кадры - шествие девочки допубертатного возраста, которой угрожают гусеницы, жуки и ящерицы, - недвусмысленно символизирует невроз, рассматриваемый Фрейдом как фиксация на анальной стадии. Сцена, в которой отец привозит дочерей в старый дом, презентует зрителю первый, но далеко не последний фаллический символ - гнилую колонну, которую малолетние сестры сладострастно раскачивают из стороны в сторону. Так называемые "чернушки", в свою очередь, изображают подсознательный страх перед взрослением и вторичными половыми признаками.

Сцена, в которой обнаженный отец моется вместе с дочками в одной лохани, свидетельствует об отклонении в психике этого персонажа и его приверженности к сексуальным извращениям. По существу, эта сцена содержит аллюзии педофильного, садистского и фетишистского характера. На догенитальной стадии подобные действия отца недопустимы: вторгаясь в интимную сферу дочерей, он способствует развитию в них фригидности, сервильности, маскулинности, мазохизма, комплекса Электры и тоски по идеальному самцу(см. ниже).
Самое угарище под катом!
[600x500]

[300x317]
Худо-бедно выспавшись, я сегодня решила осуществить своё намерение посетить открывшуюся давеча выставку «Подарки Экспо 2009» и засим поехала до Библиотеки, откуда, немного заблудившись сперва в подземном переходе с непривычки (давненько там не была), вышла к Манежу. Ничтоже сумняшеся дотопав до его главного входа, я сунулась в металлодетекторы, но там меня спросили, не организация ли я; получив отрицательный ответ, мне сообщили, что вход для частных лиц – с другой стороны. Пришлось возвращаться, тем самым описав вокруг Манежа полный круг, и входить в заднюю дверь, но и там облом: мне заявили, что пускают только по приглашениям, имеющимся у специалистов. Постояв перед металлодетекторами и посмотрев на публику, бродившую между павильонами и стендами, я пришла к выводу, что многоуважаемая охрана явно темнит, ибо среди посетителей были личности моложе меня – это раз, и какой смысл специалистам устраивать выставку, которую увидят другие специалисты? – это два. Однако вступать в конфликт с секьюрити я не стала, ибо моим запасным парашютом была Пушкинка, до которой оттуда недалеко было дойти пешком. Там проходила непривозная сборная выставка немецкого, австрийского и швейцарского рисунка «От Дюрера до Клее», где, помимо указанных в названии, фигурировало ещё несколько известных фамилий (впрочем, все они были представлены двумя-тремя рисунками). Хоть я и не любитель мелкого жанра, выставка порадовала несколькими воистину симпатичными произведениями акварели и графики среди однообразных академических штудий; мне же особенно приятно было видеть парочку заочно знакомых мне и довольно-таки любимых сепий Каспара Фридриха. В общем, для общего развития советую эту выставку посетить (это осуществляется по билету на основную экспозицию, стоящему полсотни для льготных категорий) – я, по крайней мере, усердно обошла её всю в хронологическом порядке (который был несколько нарушен размещением экспозиции) и только потом покинула музей. Ещё по дороге к нему я начала было подумывать о том, чтобы после выставки пешком дойти до Лубянки и зайти в Библио-Глобус, но погодка выдалась настолько холодной и ветреной, что я не рискнула осуществлять продолжительные прогулки и юркнула в уютную подземку уже на Боровицкой. Впрочем, оттуда одна остановка была до Полянки, и именно туда я и поехала, дабы зайти в Молодую Гвардию – большой и недорогой книжный, где я если раньше и была, то очень давно, ибо обычно туда ездит моя мама. Там тут же отыскалось и Метро 2034 по божеской цене в 350 рублей, а также обнаружился коллекционный отдел, где помимо всего прочего была витрина с каменными фигурками. Разных свиней там было аж три штуки: шунгитовая – примерно за 350, яшмовая – примерно за 750 и самая маленькая из них, из розового кварца – примерно за 900; я уже была не при деньгах, но на будущее записала в анналы долговременной памяти, ибо каменные свиньи всё-таки не на каждом шагу продаются. Безуспешно поискав сборники комиксов и прихватив для кучи свежее издание справочника ВУЗов Москвы, с Полянки я уже поехала домой, немедленно начав читать своё долгожданное приобретение – пахнущую бензином, с ещё липким переплётом и тиснёными знаками «Метро 2034» на обложке, книжку. И до сих пор я так и не смогла вырвать её из своих цепких лапок, и это при том, что с утра я начала перечитывать (а стало быть, в идеале должна и закончить) Завтра была война, на постановку которой в Щепкинском театре я и пойду завтра вечером. Стало быть, завтра и ждите с рецензией, на сегодня у меня всё, а на картинке вы можете лицезреть зловредного Лагмонстра, поселившегося в уже неделю как не работающем ДрагКейве.)