Живые есть?

1. Фото: поэт и эссеист Якоб Айгеншарф (Санкт-Петербург). Снимок Маргариты Пассмор (США, Сиэтл). Март 2010 г.

2. Якоб Айгеншарф. Русские поэты. Начало XIX века.

Русские поэты. Начало XIX века

Читать далее...

 

Читать далее...

Белой ночи колодец бездонный
И Васильевский в красном дыму.
Ностальгия - тоска не по дому,
А тоска по себе самому.

Этой странной болезнью встревожен,
Сквозь кордоны границ и таможен
Не спеши к разведённым мостам:
Век твой юный единожды прожит,
Не поможет тебе, не поможет
Возвращение к прежним местам.

На столе институтские снимки,
Где Исакий в оранжевой дымке
И канала цветное стекло.
Не откроются эти скрижали.
Мы недавно сюда приезжали,
После выпили,- не помогло.

Этот контур, знакомый и чёткий,
Эти мальчики возле решётки,
Неподвижная эта вода.
Никогда не стоять тебе с ними,
Не вернуться на старенький снимок
Никогда, никогда, никогда.

24 августа 1979

Что мы только за век свой не видели,
Ленинграда привычные жители:
И чужие в ночи истребители,
И разрушенный бомбою дом.
Но в суровую пору осеннюю
Может в город придти наводнение,
И суровое это явление
Переносим мы всё же с трудом.

Забываем не слишком ли скоро мы
За делами и за разговорами,
За домашними плотными шторами,
Что неслышной бывает беда,
Что какой бы ни век, ни эпоха вам,
Всё равно - хорошо или плохо вам,-
По Садовым, Сенным и Гороховым
Заливает подвалы вода?

Прекратим же ненужные прения,
Наберёмся побольше терпения,
И учёных досужее мнение
В строгом сердце своём зачеркнём.
Пусть твердят, что напрасны волнения,
Знаем все мы давно тем не менее,
Что бедою грозит наводнение,
Если вдруг позабудут о нём.

Что мы только за век свой не видели,
Ленинграда усталые жители!
Спим тревожно мы в нашей обители,
Репродуктор включив перед сном.
Потому что порою осеннею
Может в город придти наводнение,
И суровое это явление
Переносим мы всё же с трудом.
Мы внезапного ждём объявления,-
Твёрдо помнит моё поколение:
Обернётся бедой наводнение,
Если вдруг позабудут о нём.

1972

Царя властительно над домом,
Огни вонзая в небосклон,
Ты труб фабричных частоколом
Неумолимо окружен.

Стальной, кирпичный и стеклянный,
Сетями проволок обвит,
Ты — чарователь неустанный,
Ты — не слабеющий магнит.

Драконом, хищным и бескрылым,
Засев — ты стережешь года,
А по твоим железным жилам
Струится газ, бежит вода.

Твоя безмерная утроба
Веков добычей не сыта, —
В ней неумолчно ропщет Злоба,
В ней грозно стонет Нищета.

Ты, Хитроумный, ты, упрямый,
Дворцы из золота воздвиг,
Поставил праздничные храмы
Для женщин, для картин, для книг,

Но сам скликаешь, непокорный,
На штурм своих дворцов — орду,
И шлешь вождей на митинг черный:
Бездумье, Гордость и Нужду!

И в ночь, когда в хрустальных залах
Хохочет огненный Разврат,
И нежно пенится в бокалах
Мгновений сладострастных яд, —

Ты гнешь рабов угрюмых спины,
Чтоб, исступленны и легки,
Ротационные машины
Ковали острые клинки.

Коварный змей с волшебным взглядом!
В порыве ярости слепой,
Ты нож, с своим смертельным ядом,
Сам подымаешь над собой.

В этом мутном городе туманов,
В этой тусклой безрассветной мгле,
Где строенья, станом великанов,
Разместились тесно по земле, —

Попирая, в гордости победной,
Ярость змея, сжатого дугой,
По граниту скачет Всадник Медный,
С царственно протянутой рукой;

А другой, с торжественным обличьем,
Строгое спокойствие храня,
Упоенный силой и величьем,
Правит скоком сдержанным коня;

Третий, на коне тяжелоступном,
В землю втиснувши упор копыт,
В полусне, волненью недоступном,
Недвижимо, сжав узду, стоит.

Исступленно скачет Всадник Медный,
Непоспешно едет конь другой;
И сурово, с мощностью наследной,
Третий конник стынет над топой, —

Три кумира в городе туманов,
Три владыки в безрассветной мгле,
Где строенья, станом великанов,
Разместились тесно по земле.

1913

Кем вписан он в гранит и мох,
Рисунок улиц ленинградских,
На перепутье двух эпох,
Бессмысленных и азиатских?

Насильно Русь привёл сюда
Разочарованный в Востоке
Самодержавный государь,
Сентиментальный и жестокий.

Здесь, первый выплавив металл,
Одев гранитом бастионы,
Он об Италии мечтал,
О звонкой славе Альбиона.

Не зря судьба переплела
Над хмурой невскою протокой
Соборов римских купола,
Лепное золото барокко.

И меж аллей, где тишина
Порхает легкокрылым Фебом,
Античных статуй белизна
Сливается с полночным небом.

Прости же, Англия, прости
И ты, Италия седая!
Не там Владимир нас крестил -
Был прав безумный Чаадаев.

Но, утомлённые Москвой,
Купив билет на поезд скорый,
С какой-то странною тоской
Мы приезжаем в этот город.

И там, где скользкие торцы
Одела влажная завеса,
В молчанье смотрим на дворцы,
Как скиф на храмы Херсонеса.

Шумит Москва, Четвёртый Рим,
Грядущей Азии мессия,
А Петербург - неповторим,
Как Европейская Россия.

1977

Санкт-Петербурга каменный порог
Славянские не одолеют тропы.
Так близок он и всё-таки далёк
От видимой, казалось бы, Европы!

Отделена границей узких вод
От острова с Ростральною колонной,
Здесь Азия упорная живёт
За Лиговской, Расстанной и Коломной.

В нём тонут итальянские дворцы,-
Их местный грунт болотистый не держит.
И бронзовую лошадь под уздцы
Не удержать - напрасные надежды.

И царь в полузатопленном гробу
Себе прошепчет горестно: "Финита.
Империи татарскую судьбу
Не выстроишь из финского гранита".

Не первый век и не последний год
Среди пастушек мраморных и граций
Здесь русская трагедия идёт
На фоне европейских декораций.

1994

Овен
Импульсивная Сволочь. Этим всё сказано. Сразу после содеянного либо просит прощения - шумно, с посыпанием головы пеплом и прочими театральными эффектами (чтобы назавтра опять приняться за старое); либо НЕ просит - "гордость не позволяет".
Отмазки: "Нашло что-то", "Бес попутал" и пр.

Телец
Расчётливая Сволочь. Полная противоположность Овну. Можно не спрашивать: "Ты соображаешь, что делаешь?" Ещё как соображает. Заранее рассчитал, куда ударить, чтобы было побольнее.
Отмазки: "Ты это заслужил".

Близнецы
Легкомысленная Сволочь. Зачастую просто не понимает, что ведёт себя как сволочь (полторы извилины к анализу своих действий как-то не располагают). О сделанной пакости забывает через 5 минут.
Отмазки: "Ты что, обиделся? ПОЧЕМУ?"

Рак
Вся-Из-Себя-Разнесчастная Сволочь. Это вы - сволочь, а он - невинная жертва. И так будет всегда, даже если гадостей на его счету вдесятеро больше, чем на вашем. Более того - он позаботится, чтобы весь мир узнал о том, как вы с ним, бедненьким, скверно обходитесь.
Отмазки: "Ты меня вынудил!"

Лев
Самовлюблённая Сволочь. Он велик, прочие - мусор под ногами. Из этого положения проистекают все его паскудства.
Отмазки: "Мне так захотелось" - максимум.

Дева
Злопамятная Сволочь. Где-то когда-то вы перешли ей дорогу (или просто неудачно высказались на её счёт) - получайте. Все эти годы она просто ждала удобного случая.
Отмазки: либо глухая несознанка - "Я?! Да как ты мог подумать!", либо торжествующее "А вот помнишь..."

Весы
Трусливая Сволочь. Вообще, 1-е место в рейтинге сволочей. Подлое, безнравственное существо. Здесь солгал, тут оклеветал, там предал - образ жизни такой. И всё из-за трусости.
Отмазки: никаких. Нашакалил и спрятался.

Скорпион
Принципиальная Сволочь. Принципы могут быть любыми, не в них суть. С точки зрения его громоздкого и неудобопонимаемого мировоззрения, вы нарушили какой-то запрет и должны быть наказаны. Себя он считает орудием Справедливости (с большой буквы, да).
Отмазки: никаких. И высокомерно вздёрнутый подбородок.

Стрелец
Скандальная Сволочь. Хам трамвайный. Баба базарная. Получает удовольствие от конфликтов как таковых.
Отмазки: бессмысленный текст, обильно сдобренный матом - на повышенных тонах.

Козерог
Ограниченная Сволочь. Безразличие Тельца + эгоизм Льва + его личная, неповторимая тупость. Ещё жадность - в качестве приправы.
Отмазки: "Так вышло".

Водолей
Циничная Сволочь. Почётное 2-е место. Сделает гадость только для того, чтобы посмеяться над вашими страданиями. У него врождённый порок сердца - то бишь его (сердца) отсутствие.
Отмазки: "Ха-ха".

Рыбы
Равнодушная Сволочь. Услышав крик "Помогите!", захлопывает форточку и поплотнее кутается в одеяло. Не придёт к вам в больницу, где вы доживаете на уколах последние дни. И прочее в том же духе.
Отмазки: "Каждый сам за себя, извини".

172 года прошло с тех пор, как на Чёрной речке прогремел роковой выстрел.
В этот день в Государственном музее А.С. Пушкина традиционный День памяти
поэта.
Василий Костенко
Пушкин и дуэли.

Хоть сослан был младой поэт,
В неполных только 20 лет,
Но автор,изданной "Людмилы",
Уж чувствовал себя кумиром.

И Кишинёвский тусклый свет,
Ему пророчил много бед,
И в карты крупно он играл,
А как- то Зубову сказал:

- "Что он играет против правил,
И зря ва-банк, ему он ставил."
- "Извольте сударь объясниться"
- "Ну чтож, за мной не залежится."

И вот уж едут в виноградник,
Дуэлей местных всех рассадник,
С названьем сладостным в "малину",
Найдя для драки сей причину.

Стреляет Зубов - офицер,
Но мимо, плох его прицел.
А Пушкин вовсе не стреляет,
И дуэлянта вопрошает,

Не чувствуя ничьей вины,
"Сударь - Вы удовлетворены?"
И ожидав ответный выстрел,
Обнятся бросился тот быстро.

Но Пушкин,отстранясь при том,
Ответил холодно кивком.

А как-то раз, средь танцев в свете,
Неуважение отметив,
Разгорячённый от вина,
Старый герой бородина,

Полковник, в орденах мундир,
Над егерями командир,
К барьеру Пушкина зовёт,
А на дворе метель метёт.

Стреляют дважды на рассвете,
Но им мешает сильный ветер,
И отложив сию дуэль,
Уж ресторана ищут дверь.

И в заведеньи "Никколети",
Утих и ссоры буйный ветер,
И Алексеев - друг поэта,
Их тут же помирил приэтом.

-"Полковник, я Вас уважал",
герою Пушкин там сказал -
"Поэтому и вызов Ваш ,
Я тот час принял не как блаж".

На что полковник отвечал:
-"Под пулями не раз стоял,
Вы пишите стихи умело,
И также Вы в дуэлях смелы".

Не раз был Пушкин на дуэли,
Но пули мимо пролетели,
А вот январским стылым днём,
На Чёрной речке, пуля в нём.

Представить страшно нам теперь,
Когда в распущенные нравы,
Вдруг сохранилась бы дуэль,
Как дело чести, без забавы.

Когда за оскорбление мужчина,
За слово пулей отвечал,
И без разбора званья,чина,
К барьеру запросто вставал.

Когда отказом от дуэли,
Суда был строже приговор.
Те кто позора не хотели,
Стрелятся шли за каждый вздор.

Да, в наше время нет дуэлей,
К барьеру больше не зовут,
А на словах все осмелели,
И брань нещадную несут.

Порой так хочется,чтоб слово,
Как в тот жестокий,славный век,
Могло ответить пулей снова,
Чтоб цену знал им человек.

25 августа 2008г. К ВаМ.
,

Василий Костенко
ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 1917.

Кругом постылая война,
Повсюду серые шинели.
Россия слухами полна,
Все революции хотели!

Февраль. Метель. И воет вьюга,
И очереди длинной хвост.
А в Петрограде с хлебом туго,
И зря опять народ промёрз.

- "Все расходитесь, хлеба нету,
Есть только белый, дорогой!"
- "Жри сам! Порядка в стране нету!
А может быть царя – долой !?"

- "Царя?"
- "Конечно! Он в ответе!
Вся власть прогнила до трухи.
Царица – немка, в Кабинете
Министры бездари – рвачи."

Казарма. Ночь. Не спят солдаты.
Назавтра, что ж, опять шагать
Не на врага, на супостата –
Рабочих с улицы гонять!

И командирам веры мало
Чуть что, на фронт грозят послать.
А вдруг у них "ума достало"
Приказ отдать в толпу стрелять?!

В окопах быстро забывают
Свободы воздух чумовой.
Как дальше жить? Никто не знает.
А может быть царя – долой !?

Мрак. Копоть. Цех пустует,
А во дворе гудит толпа.
Завод Путиловский бастует.
Идёт на улицу "качать права".


Всю ночь трудился над плакатом
Кузнец натруженной рукой,
Чтоб утром прозвучал набатом
Призыв простой: "ЦАРЯ – ДОЛОЙ"!

Трон зашатался вековой,
Под справедливым возмущеньем,
И понеслось по мостовой
Народа гневное волненье.

И вот февральскою порой,
Всё то, что долго где-то тлело,
Прорвалось бурей грозовой,
И в Питере всё закипело.

Но только власть не извлекла
Урок истории кровавый,
И свой народ всё ж довела
До смуты и войны без славы.


К ВаМ. Ноябрь, 2007г.

И что?... И вот теперь вот ты оставляешь меня? И это после того что мы пережили вместе? После всех этих приключений на свою жопу, которые, если уж по-честному, принес ты.Обманы..Так и не сбывшиеся желания...
Господи, сколько отвратительных минут, часов и даже дней ты доставил. Не только мне, но и другим, похоже, что бесследным ты не умеешь оставаться... Впрочем, дело твое.
Ладно, не растраивайся.. Есть и хорошие у тебя стороны. Ты можешь быть ласковым и весьма обходительным, а это конечно очень хорошо, если ты не скрываешь за этим какую-то пакость.
Ну а главное, если сравнивать тебя с моими тремя предыдущими, то длина твоего куда больше... Целых 366..
Ладно, извините, что снова брежу.
С наступающим, дорогие чтицы всего этого.

Заря поблекла, и редеет
Янтарных облаков гряда,
Прозрачный воздух холодеет,
И глухо плещется вода.

Священный сумрак белой ночи!
Неумолкающий прибой!
И снова вечность смотрит в очи
Гранитным сфинксом над Невой.

Томящий ветер дышит снова,
Рождая смутные мечты,
И вдохновения былого,
Железный город, полон ты!

Дрожат в воде аквамарины,
Всплывает легкая луна...
И времена Екатерины
Напоминает тишина.

Колдует душу сумрак сонный,
И шепчет голубой туман,
Что Александровской колонны
Еще не создал Монферран.

И плющ забвения не завил
Блеск славы давней и живой...
...Быть может, цесаревич Павел
Теперь проходит над Невой!..

Восторга слезы — взор туманят,
Шаги далекие слышны...
Тоской о невозвратном — ранят
Воспоминанья старины.

А волны бьются в смутной страсти,
Восток становится светлей,
И вдалеке чернеют снасти
И силуэты кораблей.

Так вот он, прежний чародей,
глядевший вдаль холодным взором
и гордый гулом и простором
своих волшебных площадей, --
теперь же, голодом томимый,
теперь же, падший властелин,
он умер, скорбен и один...
О город, Пушкиным любимый,
как эти годы далеки!
Ты пал, замученный, в пустыне...
О, город бледный, где же ныне
твои туманы, рысаки,
и сизокрылые шинели,
и разноцветные огни?
Дома скосились, почернели,
прохожих мало, и они
при встрече смотрят друг на друга
глазами, полными испуга,
в какой-то жалобной тоске,
и все потухли, исхудали:
кто в бабьем выцветшем платке,
кто просто в ветхом одеяле,
а кто в тулупе, но босой.
Повсюду выросла и сгнила
трава. Средь улицы пустой
зияет яма, как могила;
в могиле этой -- Петербург...

Читать далее...

Воспоминанье, острый луч,
Преобрази мое изгнанье,
Пронзи меня, воспоминанье
О баржах петербургских туч
В небесных ветренных просторах,
О закоулочных заборах,
О добрых ликах фонарей.
Я помню, над Невой моей
Бывали сумерки, как шорох
Тушующих карандашей.

Все это живописец плавный
Передо мною развернул,
И кажется совсем недавно
В лицо мне этот ветер дул
Изображенный им в летучих
Осенних листьях, в зыбких тучах.
И плыл по набережной гул,
Во мгле колокола гудели -
- Собора медныя качели.

Какой там двор знакомый есть,
Какие трубы! Хорошо бы
Туда перешагнуть, пролесть,
Там постоять, где спят сугробы
И плотно сложены дрова
- Или под аркой на канале,
Где нежно в каменном овале
Синеют крепость и Нева.

1926 г.

Опять на площади Дворцовой
Блестит колонна серебром.
На гулкой мостовой торцовой
Морозный иней лег ковром.

Несутся сани за санями,
От лошадей клубится пар,
Под торопливыми шагами
Звенит намерзший тротуар.

Беспечный смех... Живые лица...
Костров веселые огни, —
Прекрасна Невская столица
В такие солнечные дни.

Идешь и полной грудью дышишь,
Спускаешься к Неве на лед
И ветра над собою слышишь
Широкий солнечный полет.

И сердце радостью трепещет,
И жизнь по-новому светла,
А в бледном небе ясно блещет
Адмиралтейская игла.

Здесь снов не ваял Сансовино,
Не разводил садов Ле-Нотр.
Все, волей мощной и единой,
Предначертал Великий Петр.

Остановив в болотной топи
Коня неистового скок,
Он повернул лицом к Европе
Русь, что смотрела на Восток;

Сковал седым гранитом реки,
Возвысил золоченый шпиль,
Чтоб в ясной мгле, как призрак некий,
Гласил он будущую быль.

Вдали — поля, поля России,
Усталый труд, глухая лень,
Всё те же нивы вековые
Всё тех же скудных деревень;

Вдали, как редкие цветенья,
Шумят несмело города,
В краях тоски и униженья,
Былого рабства и стыда.

Но Петроград огнями залит,
В нем пышный роскоши расцвет,
В нем мысль неутомимо жалит,
В нем тайной опьянен поэт,

В нем властен твой холодный гений,
Наш Кесарь-Август, наш Ликург!
И отзвуком твоих стремлений
Живет доныне Петербург!

1912 г.

Это стихотворение , посвященное сфинксам на Университетской Набережной, помню с детства. Буду очень признательна, если кто-нибудь сможет припомнить имя автора.

 

***

Глаза в глаза вперив, безмолвны,

Исполнены святой тоски,

Они как будто слышат волны

Иной торжественной реки.

* * *

Младенчество. Адмиралтейство.
Мои печали утолив,
не расхлебаю дармоедства
всех слов моих у снов твоих.

Вот с обтекаемых ступеней
гляжу на дальние мосты, -
там движется вагон степенный,
назначенный меня спасти.

Возить к раздвоенному дому,
сосватать женщине седой,
пока позору молодому
стоять за утренней слюдой.

Он выследил: нас арестуют
за бессердечие и жар,
в постыдных позах зарисуют,
отпустят, как воздушный шар.

Ударившись о подворотню,
он снова выдаст нас, беда!
Лови меня за отвороты,
тебе в постель, а мне куда?

Согласным берегом куда мне,
рассветной этой чистотой
буксир развесил лоскутами
знак бесконечности с тобой.

Как будто плот органных бревен,
тая дыхание, поплыл -
со всем, что было, вровень, вровень,
все подбирая, что любил.

ЕВГЕНИЙ РЕЙН.