Добрый день! Пожалуйста,отредактируйте фото как-нибудь интересно,поиграйте со светом,цветами,можно зубки чуть отбелить)))
За ваши труды поставлю симпатию.
[525x700]

Мне снился замечательный сон. Что я купила дом в Китае, и что мама, Бабуся и Курой переехали ко мне. Всё было так здорово, радостно. Огромное окно во всю стену было раскрыто настежь, шторы колыхались от мягкого ветерка. Мы сидели на диване, спиной к окну, и смотрели телевизор.
В какой-то момент мне стало тревожно и неуютно. Я сидела в полумраке одна. Я ходила и искала маму, и не могла её найти. Проходя мимо кухни, я услышала странный шум. Я заглянула в холодильник, но там ничего особенного не было. Тогда я открыла морозилку и... увидела маму. Она была связана, и с кляпом-шариком во рту. У меня внутри всё просто остановилось. В этот момент грань сна и яви начала прерываться, но я была... слишком потрясена. Для меня сон был реальнее реальности.
Оказалось, через то самое окно в дом влез грабитель. И из-за мелкой кражи моя мама чуть не умерла.
Сказать, что я была в ужасе - ничего не сказать. Мне казалось, что мир остановился, а Земля перестала вращаться.
Я хотела закрыть окно, но мне было так страшно, что я не могла даже подойти к нему.
Тогда мы стали куда-то звонить, что-то говорить. А потом позвонили из украинской налоговой и спросили, на какие это шиши мы купили дом. Я дала трубку Бабусе. Я была растеряна и испугана. Но картина мамы в морозильной камере до сих пор стоит у меня в глазах, как апофеоз ужаса.
Дальше, я помню, появился детектив. Он должен был расследовать, что же происходит в этом чёртовом доме.
Я помню, как мы вдвоём поднимались в лифте. Вообще, мы будто бы ехали куда-то, но это был лифт. Обычный лифт, совсем не похожий на те, что мне вечно снятся в кошмарах - раскачивающиеся и проваливающиеся. А потом он обнял меня (не лифт, конечно). И мне стало вдруг спокойно-спокойно. Он был будто бы олицетворением всего хорошего, что есть в мужчинах. Некой квинтэссенцией защиты, спокойствия и уверенности, что теперь то уж всё точно будет хорошо. Я стояла, уткнувшись носом ему в грудь, и мне было так уютно, то хорошо.

Другой сон был про парк. Там летали львы и тигры. Я тоже летало, что совершенно не могло меня спасти. Опять-таки, было очень страшно. Но хуже всего были гигантские летающие плотоядные кролики. Рядом с ними львы и тигры меркли. Я не знала как я туда попала, и как мне выбраться.

Утром я проснулась совершенно разбитая. Картина с мамой никак не хотела уходить в забытый сон. Нужно было вставать и идти, а я чувствовала себя просто ужасно. Я надеялась, что горячий душ, как всегда, меня спасёт - но не тут-то было. После него я подумала, что я лучше сдохну, чем переступлю порог квартиры. Я просто никуда не пойду, потому что я так хочу. Потому что во всём теле слабость, меня то ли тошнит, то ли болит голова, то ли живот, то ли хрен поймёшь что, но мне отвратительно.
Так что в конце-концов я на всё плюнула, снова надела пижаму и легла обратно спать.
Больше всего это было похоже на попа-боль - "у-меня-болит-мизинец-на-левой-ноге-так-что-я-никуда-не-пойду", но я слишком терзалась, чтобы это было так. Ужасно обидно было за сделанное домашнее задание. Я так над ним долбалась, а никуда не пошла.

Когда я проснулась ближе к 12 - было уже получше. Но я всё равно была вне себя. Я думала, что просижу дома весь день, потому что... отвратительно. Но сейчас я вроде даже готова сходить пообедать (а заодно позавтракать, и поужинать вчера). И забрать вещи из прачечной. Я должна была это была сделать намного раньше, но мне было немного не до того.

Я не знаю, дело ли во сне (а сказать, что я была потрясена - ничего не сказать), или в недосыпании, или просто давление (потому что временами такое чувство, будто мою голову сжимают тиски), но... чёрт побери, я сегодня первый раз пропустила занятия -__- Чувствую себя несчастной ещё и из-за этого, хотя пытаюсь себя убедить, что у меня была причина большая, нежели попа-боль.
Была ли?..
С другой стороны я понимаю, что я просто не могла придти. Все мои внутренности были против.
Я всё ещё чувствую себя очень потерянно.

Проснулась рано, на заснеженной улице было светло, так что я даже испугалась, не проспала ли я. Из-за морозов мне навязали очень тёплое, длинное и тяжёлое особо зимнее пальто, я забыла дома пакет с туфлями, но вспомнила, выходя из подъезда, и вернулась за ним. На первой паре Пивоварова продолжила говорить о Някрошюсе, так что мы не успели обсудить работу Насти по «Триптиху», которую я честно прочитала с утра. На второй была лекция о театре Волкова, а потом мы всем курсом отпросились у англичанки на очередную конференцию в рамках проекта «Театр+» в Чёрной комнате РАМТа, куда с утра Алина предусмотрительно записала и меня, и Сашу. Оставался час времени, народ торопился дойти или доехать пораньше, но я твёрдо вознамерилась сперва заморить червячка, ибо ехать было близко, а тащиться пешком не было желания, и в итоге Алина с Сашей пришли в Кофеин со мной. Я заказала среднюю порцию американо, оказавшуюся ведром, и не допила её на 1/5, ибо отвратительное получилось пойло, от которого потом тошнило, и успела проглядеть френдленты, втроём мы истребили мои захваченные из дому блины. Спустившись в метро, мы столкнулись с Лизой, Варей и Аней, постепенно от нас отставших, ибо мы пробежались по всем эскалаторам, перейдя с Площади революции на Театральную «через верх». Когда мы добежали до РАМТа и проникли внутрь по студакам, я обнаружила, что снова забыла туфли – на сей раз, по-видимому, в ГИТИСе. Пришлось в зале устроиться с краешку – всё равно издалека ничего не было видно – и поставить ноги отдельно, сапоги отдельно. Хотя прибыли мы уже в четыре, почётных гостей пришлось немного подождать, но минут через 15 появились и они. Тема дискуссии была «Молодые режиссёры. Прорыв на сцену», героями дня были собственно Бородин, Женовач и его бывшие ученики, поставившие спектакли в РАМТе: Марфа Горвиц («Бесстрашный барин»), Половцева («Почти взаправду»), Перегудов («Под давлением 1-3») и Хухлин («Волшебное кольцо»). Кураторы поспрашивали педагогов о принципах набора и обучения будущих режиссёров, молодых режиссёров – об экзаменах, обучении и создании первых спектаклей, актёров – о впечатлениях от работы с ними, репетициях. Хватило времени на все вопросы из зала, в том числе не относящиеся к теме молодой режиссуры – о критике, о драматургии, о женщинах в профессии, например; даже какой-то несчастный маленький ребёнок с галёрки по родительскому наущению поднял руку и спросил, почему молодые режиссёры поставили детские спектакли. Все темы пересказывать смысла нет, скажу только, что послушать было интересно, особенно Женовача. В финале сказали что-то про вино, но угощали не вином, а изюмом (в прошлый раз была сушёная вишня, теперь сушёный виноград, что же потом будет?), и все разъехались по домам. А ещё меня сегодня весь день пёрло по странной причине. Не так давно я шутки ради пообещала Саше, что если когда-нибудь через много-много лет поставлю свой «Вишнёвый сад», то дам ей роль Раневской. Больше об этом не вспоминали, но у меня начали всплывать старые ассоциации, возникавшие при чтении пьесы – ведь часто, глядя на текст, представляешь его на сцене или на экране. Сегодня же эти представления, благо «Сад» - такая вещь, которую знаешь почти наизусть, меня не отпускали, заставляя всё продумывать до мелочей: слушаю и записываю Наталью Сергеевну – представляю, слушаю выступающих на конференции – опять всё время представляю, и ни разу не отключаюсь от внешнего мира – фантазия играется где-то на заднем плане. Но при этом разыгралась она так, что от информации мозги уже трещат и требуют вылить её на монитор, так что буду-ка я, пожалуй, инсценировочку писать. Первый блин, но, чую, не последний. За недельку, может, управлюсь, закончу – выложу на суд общественности, и потенциальной примы-актрисы, конечно) А пока прощаюсь до новых культурных событий.

[323x367]

Тишина ночи накрывала мир, пока солнце, расстрелянное вечером, медленно умирало, истекая кровью заката, заливая белую известку облаков оттенками алого. Горизонт загорался множеством огней окон домов, которые смотрели на меня, словно тысяча ненавидящих глаз. Отвратительный день наконец - то закончился, сменяясь не менее отвратительной ночью, полной зажигающихся ламп. Эти огни пожирали душу, протягивая ко мне когти лучей и разрывая на куски невидимую сущность, что придавала жизнь моему телу, заставляя его дышать и мыслить и заставляли идти быстрее, чтобы поскорее спрятаться под безопасным одеялом темноты в комнате, где никогда не горел искусственный свет.
Этот свет так же притягателен и фальшив, как поддельная красота - та красота, к которой я давно испытываю лишь ненависть. Все эти модные диеты, кружевные трусики, резиновые буфера, губы, похожие на... меня тошнит от раскрашенных лиц, уложенных волос, песочных часиков фигурок так же, как любого нормального человека тошнило бы от самого отвратительного уродства, и под каждым нарядным платьем я вижу серую, шероховатую кожу, которой никакой чудодейственный разрекламированный скраб не придаст нежность и белизну, под тонким бельем, словно сотканным из цветочных лепестков - жалкие обвислые мешочки груди и безобразную поросль лобковых волос, где кишат мандавошки, в узеньких туфельках - лодочках покоятся сморщенные, обезьяньи ступни с кривыми мозолистыми пальцами, и это было бы смешным, если бы не становилось страшно оттого, что под масками красивых лиц нет ничего.
Просто ничего. Ни пустого белого бумажного листа, на котором была бы нарисована красота, ни маски, раскрашенной тональным кремом и губной помадой, ни чего - то, что, не напоминая о человеческой сути, хотя бы было материальным.
Честное слово, я бы смеялся над ними, заливался бы соловьем, катался по полу, пиная ногами ковер, если бы не боялся того ничего, что прячется внутри них!
Я представлял себе, как сейчас красивые люди снимают с себя себя за стеклами домов, озаренных ненастоящим светом, как сбрасывают одежду, смывают дневной аромат духов, натираясь на ночь мерзкими лосьонами для сохранения свежести кожи, а потом, выключив лампы - снимают свои лица, обнажая пустоту, пустоту, что у них внутри, даже днем сквозящую через незакрашенные оконца зрачков. Когда же расстрелянное солнце, зализав свои раны и отоспавшись в уютном черном логове темноты, продирает очи и встает над горизонтом, то они прячут свою пустоту под красивым рисунком ненастоящих лиц, выходят на улицы, салясь в дорогие машины, едут на престижную работу, сверкая своей идеальностью, возвышаясь над всеми уродами -так же как белоснежные горные вершины, искрясь снежным безупречным покровом, сверкают за дымкой облаков над черными каменистыми ущельями.
Я ненавидел их, потому что был уродом. И буду. И умру тем же, чем родился, не кем, а именно чем - созданием, которое не является одушевленным на взгляд тех, кто красив. Но - в отличие от других - я...
Дверь за мной скрипнула, и я наконец оказался в темной, тихой, безопасной комнате, куда злые глаза фальшивых ламп могли лишь заглядывать, бессильно ломая лучи когтей о стекло. И я был здесь не один.
Оно - не она, не он, не мужчина, не женщина - сидело на моей постели, обвив колени тонкими, словно когтистые птичьи лапки руками. Тело, напомнившее мне черно - белые кадры немого кино, запечатлевшие иссохшие трупы узников Освенцима, слабо светилось настоящим, не фальшивым зеленовато - голубым светом. Пальцы на правой руке были то ли отрублены, то ли оторваны, и осколки костей, белеющие в сочащейся похожей на закат кровью массе раздробленной кисти напоминали мне когти хищного зверя. На ногах чернели уродливые кратеры глубоких язв, какие, наверно, оставляет проказа - мне никогда не приходилось видеть прокаженных, но нечто подобное я представлял себе, в детстве читая Джека Лондона. Тяжелые ржавые кандалы сковывали тонкие, толщиной с человеческое запястье лодыжки - казалось, создание могло бы свободно снять их с ног - беспалые маленькие ступни, которые бы с легкостью уместились на моей ладони вряд ли годились для ходьбы... длинные черные волосы ниспадали на плечи, и я заметил, что они скрывают отслоившуюся, как после ожога кожу, обнажившую алое мясо, местами почерневшее и кишащее белыми червями, пожирающими живую плоть.
-Кто ты???
Существо взглянуло на меня, смахнув прядь волос с лица. Это было лицо, не маска. Оно было настоящим. И оно было... по - настоящему прекрасным.
Взгляд глаз, цвета которых я не сумел удержать в памяти, был нежен и кроток - так не смотрят красивые. Левая рука, мимолетным жестом коснувшаяся шелка волос, ничем не напоминала изуродованную правую - почти женская тонкая ручка с изящными пальчиками и вырванными ногтями, почти не тронутая разложением. Она переходила в полностью сгнившее плечо, мраморная кость сломанной ключицы белела на алом, тонкая шея - не мужская, не женская, напоминающая шею еще не сложившегося Читать далее...

Делать домашнее задание вовремя - у меня никогда не было такой привычки.
Я думаю, если отбросить природную лень, которая есть у всех - всё дело в первом классе. Учительница задавала нам домашнее задание, но я его не делала, т.к. придя в класс с чистого листа всё отвечала _лучше_ всех. Эдакое ощущение собственной исключительности. Через месяц меня перевели во 2-й класс, но привычка осталась.

Но сегодня была грамматика, и по прошлому разу я поняла, что если в следующий раз я не сделаю _всю_ домашку - Гао-лаоши (читай: Гао-сенсей, только по-китайски) таки достанет катану и раскроит мне лицо -__-
А вчера мы поехали на аниме-фест, и... когда вернулись, мне было ТАААК плохо, что я слабо воспринимала происходящее, плюс была температура. Я вырубилась спать, и проснулась поздно вечером. А домашнее задание - всё так и ждало меня -__-
Больше всего хотелось забить на всё к ебеням, и спать до утра.
Была подлая мысль ничего не делать, а завтра просто не пойти - но тут я вспомнила о русской девочке Даше - и желание пропало.

...в общем, пол ночи я долбалась с новыми иероглифами, словами, значениями, сочиняла тонну предложений с ними, и придумывала представление для Украины. Нам нужно было представить свою туристическую компанию, которая предлагает путешествия по своей стране. Рассказать о местах, что стоит посетить, где что интересное, стоимость билетов и... отрекламировать в общем. Я долго гуглила, ковырялась, насобирала в соответствующие папки фоток, и с горем пополам родила текст. Маршрут поездки был такой: Киев (пиздатые фотки ночного города сверху) - Днепропетровск (памятники архитектуры, красивые места, вид ночного города с Днепра) - Крым (море, закат, корабли и Ласточкино Гнездо) - Каменецк-Подольский (городу 1000 лет, фото замка) - Асканья-Нова (бескрайние прерии, олени и зебры). В результате, страна, из которой мы унесли ноги (потому что год от года в ней жить всё невозможнее и опаснее), выглядела просто таки ахуительно (правильный ракурс + профессиональные фото творят чудеса). Два раза отрепетировала вслух (текст не писала, просто по памяти), выписала нужные слова вроде побережья и заповедника. Ну а упражнения из учебника я уже не осилила.

Утром просыпалась я очень интересно. Периодичность будильника у меня стоит на 6 минут, т.е. не встал - следующий звонок через 6 минут. Обычно они пролетают как секунда: моргунул - 6 минут прошло. А тут я лежу, и никак не могу понять - почему будильник звонит раз в пол часа, раз в сорок минут?.. о_О Наверное, я давно проспала!
Встаю, и понимаю, что таки правильно он звонил! Просто это я с реальностью расслаиваюсь. Мозг работал с какой-то пугающе безумной мощностью, т.е. в голове проносилось овер дохуя всего. Видимо, отголоски вчерашней температуры.

Но, как ни странно, чувствовала я себя вполне хорошо. Скорее всего причиной был ОС, случившийся под утро. Яркий, чувственный и полноценно материальный - такие всегда придают сил.
Это был солнечный летний день. Всё вокруг было таким ярким, красочным, тёплым. Кружевная тень акаций устилала асфальт на улице, возле моего дома. Я летела в лёгком развевающемся платье, то поднимаясь, то опускаясь в потоках воздуха. Это было что-то вроде невесомости: изначально заданное движение несло вперёд, любые лёгкие повороты меняли направление. Как будто некая сила держит тебя. Легко и свободно. Я знала, что я сплю. Чувство радости и солнца переполняло меня.

...ещё раз повторила презентацию компании в ванной, пока собиралась.
Собрав себя по кусочкам, притащила себя на занятия.
Слава Аллаху, новые слова к уроку слушания я выучила ещё на прошлых выходных, благодаря чему урок из лёгкого превратился в супер-лёгкий, так что во все паузы я писала упражнения по грамматике. Все перемены просидела над ними же. Но к грамматике _всё_ наконец-то было готово.

И, как выяснилось, я горбатилась не зря!!! Я вот жопой чуяла, что если всё не сделаю - то это будет фейл! Потому что меня вызвали писать диктант по новым словам к доске!...
...и я написала!.. Несколько ошибок, конечно, было, но в целом я написала хорошо (о чём мне и было сказано)! Алекс, который писал то же самое на соседней половине доски, не написал и половины (а ту что написал - скатал у меня).

Потом все выходили и рассказывали про свою страну. В начале вышло двое французов, прочитали свой текст. Потом вышло трое корейцев, показали пару фотографий, и прочитали свои тексты. А потом вышла я. Одна, потому что из Украины только я. И показала овер дохуя красивых фото, и _рассказала_ обо всём безо всяких унылых текстов. Так

Читать далее...

приснился мне мой любимый человек. он ничего не говорил, но сон был нереально реальным. когда я к нему прикасалась, я его чувствовала! чувствовала его кожу, его тепло, каждый волосок на теле и каждый раз я повторяла себе "этого не может быть, он не настоящий, я же сплю!". а его чувствовала как живого человека наяву. я в жизни никогда таких реальных снов не видела! он был реальным буд-то я не спала.
стоит сказать, что на тот момент, он был без вести пропавшим. его нашли только через месяц. мертвым.
что может значить этот сон?

Дописывая рецензию на «Рапунцель», я не оставила себе запасного времени и вознамерилась добраться от родного дома до Кузьминок за час. Добралась – с пятиминутным опозданием, ещё через пару минут, когда я успела прочесать платформу, прибыла Алина. Она должна была стать моим Сусаниным, потому что я ни разу раньше не была в областном доме искусств, но, как выяснилось, она сама не очень-то помнила, куда надо идти. Однако, когда мы вышли из метро и немного прошли, МОДИ сам показался прямо напротив него, блистая всеми своими огнями. В итоге мы пришли почти за час, но администратор Лёша уже был на месте, мы получили проходку на два лица и вошли в холл. Здание, приютившее областной театр имени Островского, оказалось просторным, донельзя помпезным, как не всякий столичный театр; мы немного посидели внизу, потом поднялись наверх, побродили, нашли в углу свободный подоконник, посидели на нём. С первым звонком мы смогли без проблем войти в большой зал и со второй попытки уютно устроиться ряду эдак в четвёртом, даже почти не совсем с краю, а скорее ближе к середине. С традиционной задержкой последний и наиболее ожидаемый спектакль NETа прямиком из австрийского Шаушпильхаус.
Под многообещающим названием «Час, когда мы ничего не знали друг о друге» кроется апогей модной тенденции современного европейского театра выходить с камерами на сцену. Красивый, слаженный пластический этюд, вычленяющий гармонию из хаотичных перемещений героев по сцене, как по большому безымянному городу – его жителей, плавно перетекает в съёмку немого фильма, происходящую на наших глазах – в режиме реального времени кадры транслируются на большой экран над сценой. Два ряда коробочек-павильонов, обозначающих кафе, офис, гараж, вагон поезда и так далее, выстроены на фоне голой стены с грудой коробок у основания перпендикулярно зрительному залу. Иногда их разворачивают, но когда только камера заглядывает внутрь, события мы можем узнавать благодаря одному лишь экрану – и от несмонтированной мельтешни на оном быстро начинают болеть глаза. Говорить о сюжете можно лишь с большой натяжкой – человек пятнадцать актёров механически взаимодействуют, сталкиваясь в нужные моменты и условно обозначая те или иные отношения. Одни и те же эпизоды переигрываются по нескольку раз с теми или иными изменениями, вне хронологического порядка, их смысл зачастую подолгу скрыт, и ты скучаешь, зеваешь, не успеваешь уловить нечто важное, рассеивая внимание на пустяки. Наркоторговец, гоняющий на байке с двумя девицами лёгкого поведения, избивает свою благоверную, приводящую в дом сочувствующих ей кавалеров. Пожилая дама, у которой умерла мать, делится таблетками с женщиной, замученной на работе. Электрик то и дело вырубает и включает свет, господин в кепке всем суёт карту, а у этого мужчины и вовсе есть круглая дыра в стене, заглядывание в которую сулит непредсказуемые последствия. Множество историй без начала и без конца, к финалу их можно обобщить только тремя выводами: все нашли свою пару, все постепенно тронулись умом, а деньги в итоге стащил оживший голозадый рыцарь в доспехах. В пантомимах немало смешного, да и кинематограф спародирован забавно, хоть и заезженно: чтобы пошёл дождь, женщину поливают водой из лейки, чтобы жертва столкновения с мотоциклом медленно отлетела вдаль, актёра везут на платформе на колёсиках, обмахивая картонкой, а в теннис играют мячиком на штативе. Но многое вызывает недоумение, и в первую очередь – бессвязность и необоснованность смены «фишек»: полуторачасовое действо распадается на мельчайшие осколки, яркие сами по себе, но не составляющие цельного витража. За час, когда мы что-то узнали о героях пьесы Петера Хандке в изложении венгра Питера Бодо, это ничего нам не дало – ни уму, ни сердцу. Многие хвалят живое музыкальное сопровождение – да, трио из пианино, скрипки и виолончели наигрывает главную тему, но фонограммы из колонок звучат чаще. Вживую также внезапно исполняется оперная ария, затем певица распахивает юбку и уходит, изящно переступая мохнатыми белыми ногами с золотыми копытами. Иногда большие ожидания оборачиваются аттракционом, в котором не стоит искать глубокой философии – и, пожалуй, это скорее хорошо, чем плохо.
Немного после
[405x166]

Ему всё шепчут - оставь перо, в Чикаго снова стоит метро, здесь все болеют, теряют кров, спиваются - сто процентов. И вроде муторно на душе, и вроде вечно скандалит шеф, и нету времени - хоть пришей, порой не найти ни цента, и пусть здесь слишком темно от гроз, пускай совсем не осталось грёз, и слишком много вдали угроз, и всюду темно от сажи - но там, где бедность, чума, гробы, он видит улицы Аграбы, где мальчик бегает от судьбы - и бегает точно так же. А в час, когда устает от лжи, ему является синий джинн, и дарит лампу, тюрбан и жизнь...
Чикаго всегда в движеньи. И если туго, совсем беда, саванной в кране сверкнёт вода, и мудрый Рафики без труда найдёт твоё отраженье.
Уймись, всё шепчут - намнут бока, ну дёрнет чёрт, подведет рука - а он упёртый как истукан, нелепый как на картине.
И что с того, что совсем промок, и что в осколки весь твой мирок, когда любой дворовой щенок - потерянный далматинец.
И что с того - не идут дела? Смотри, садится в такси Мулан, Аид готовит свой злобный план, и ведьмы гремят ключами.
Ему всё шепчут - эй, друг, прости, ну что ведёшь себя, как кретин?
Он лишь смеётся - ну что за тип! - смеётся и жмёт плечами.
Считай, как хочешь - что мало звёзд, что ноги глупо менять на хвост, что мир из рамок - спокоен, прост, и сам ты - сплошная рамка,
Но как-то раз, уж меня прости, ты будешь просто домой идти, и где-то в самом конце пути увидишь ворота замка.
© Brother Bear
Читать рецензию
[518x179]

Мне постоянно снится, что я летаю. Уж не знаю, что на самом деле это значит, может и правда расту.

Недавно, вообще, прыгала по деревьям и зависала в воздухе. При том, что у меня был пушистый хвост и лапы. Надо мной еще дома долго смеялись, говорили, что я белка - летяга.

Господи, откуда такие ассоциации?

До Не так страшны «Коммуниканты», как их малюют: нецензурной лексики там не больше, чем мы привыкли каждый день слышать на улицах города, даже не прислушиваясь. В спектакле присутствуют две красивые обнажённые девушки, а один раз посветит своим незавидным хозяйством толстый лысый мужчина, прежде чем на манер древнеримской тоги облачиться в простыню. Если бы он сделал это сразу, смысл постановки ничего не потерял бы, хотя оскорбить чьё-либо чувство прекрасного банальным человеческим естеством тоже непросто. Фактически целомудренный спектакль, ибо ни в этом, ни во вздохах под покрывалом нет ничего эротичного. В общем, сходить на «Коммуникантов» - прекрасный повод доказать себе или кому-либо, что ты не сноб, даже оставаясь таковым. Вышеупомянутый мужчина – депутат Дмитрий Борисович (Каморзин), развлекающийся в кафельных апартаментах некоей бани, совмещающих спальную, парилку и бассейн. Девушки – местные проститутки: Люба (Волкова) поёт под караоке попсовую песенку про «Сто шагов назад», Маша (Клюева) танцует стриптиз на пилоне (так по-умному называется шест). Попивая водку, власть имущий с интеллектом орангутанга с пафосом изрекает безмолвным слушательницам что-то о своей работе и о России, уверяет, что он «такой же, как все», репетирует общение с начальством и подчинёнными; публика машинально посмеивается сначала над каждым матерным словечком, но постепенно устаёт. Когда троица уходит в парилку, в помещение заходят ещё двое молчаливых – гастарбайтер (Салихов) уносит и приносит вещи, наводит порядок, милиционер (Горский) за этим порядком педантично следит. Настаёт пора прощаться с высоким гостем, и все четверо работников притона устраивают ретро-вечеринку, словно сошедшую с кинокадров Никиты Михалкова, а потом рассаживаются перед телевизором смотреть его речь – если верить программке, использовались фрагменты выступлений партий «Единая Россия» и «Справедливая Россия». Этот, наиболее смешной, момент как бы делит спектакль на две части: до крайности условный реализм сменяется сюрреалистическим сном. Дмитрий Борисович появляется из бассейна, как из голубого экрана, и начинает всеобщую дискуссию о семиотике, напичканную научными терминами, но по-прежнему пересыпанную матерком. В очередную попытку совместного застолья «элиты» (представителей самых обсуждаемых классов общества) вклиниваются моменты, когда персонажи вдруг принимаются говорить художественным текстом, иногда – целыми кусками из Чехова и Достоевского, не успевают с облегчением стряхнуть морок, как он снова овладевает речью. Язык, чего и добивались автор и режиссёр, становится главным персонажем спектакля, подчиняющим себе всё и вся. Он меняется вслед за человеком, человек меняется вслед за ним – две эволюции идут навстречу друг другу. Он был продуктом мысли, а стал заменой мысли, условным рефлексом – и это беда цивилизации. У зрителя появляется повод задуматься, как часто мы говорим не своими словами, подсознательно усвоив услышанные и прочитанные конструкции, как создаём себе маски из слов, как наши слова влияют на восприятие нас другими, как определённые статусы и положения обязывают к определённым словам, и так далее. Повод, которым воспользуется не каждый – сюжет, не располагая к философии, мчится к развязке, мы понимаем, что Дмитрия Борисовича заказали, а его «единственные друзья» запросто сдали его. Профессиональная паранойя оказалась не напрасной: когда со стульев исчезло два пиджака, обозначая, что его «соратники» уехали без него, он заявлял, что «под него копают», теперь, услышав шаги по лестнице, не хочет выходить. В финале любимая песенка Дмитрия Борисовича звучит в его исполнении, на экране перелистываются страницы его фотоальбома… Ретров и Агеев заставляют пожалеть своего убиенного героя! Быть может, с точки зрения социальной сатиры это и неверно, зато как-то по-человечески.
После
[346x160]

[164x280]
Страничка дыбра На пустой сцене накрыт стол, собравшиеся на день рождения Лёни Желтухина (Ринкунас), прокручивая пластинку с песней «Bye-bye Love», терпеливо ждут почётного гостя – профессора Серебрякова (Дапсис), а один из них говорит о нём гадости за глаза да шпыняет робкого Телегина (Верекас). Это дядя Ваня (Мартинаитис) – озлобленный неудачник, желчный и язвительный циник, отнюдь не пассивный, как герой Маковецкого в спектакле Туминаса. Напротив, в нём кипит напряжённая до предела, до психоза внутренняя энергия, накопившаяся и нереализованная жажда деятельности и зависть к тому, кто хоть чем-то был занят. Считается, что до начала пьесы он работал, но не верится, что прибытие Серебрякова с супругой отвадило всех и вся от дел, как по волшебству: как везде у Чехова, здесь о труде говорится как о некоем благодатном, но заведомо недостижимом состоянии, о котором можно только мечтать. Только все уже привыкли существовать механически, бессмысленно, танцевать слаженно, как марионетки, петь хором, смеяться, потому что так надо, разговаривать ни о чём, а в Иване Петровиче ещё живы амбиции стать «Шопенгауэром, Тургеневым». И он, как подросток, неожиданно проснувшийся уже не ребёнком, ещё не мужчиной, хоть и лысеющий, отчаянно пытается обратить на себя внимание своей подчёркнутой отстранённостью и враждебностью. С нелепым вызовом всему миру он неуклюже домогается Елены (Лавринович), пьёт с Астровым (Гавеноис), наконец, молотя по столу букетом разномастных роз, напоминает, сколько трудился на неблагодарного профессора. Всё впустую – и тогда он, изначально готовый в любой момент убить того, в ком разочаровался, хватается за пистолет, дважды промахивается и со страхом отбрасывает от себя опасную игрушку. Эмоциональный взрыв ударил по нему самому – новое разочарование, более страшное, в себе самом, не сумевшем самореализоваться через преступление, требует убить самого себя, ведь по законам юношеского максимализма смерть – единственное доступное решение любой проблемы. Как было и у Туминаса, мы не сомневаемся, что в финале дядя Ваня тихо и незаметно умирает – очевидно, баночку из-под морфия он вернул доктору уже пустой. Но не печальный конец не успевшего повзрослеть холерика видится лейтмотивом спектакля Эрика Лакаскада. Нервозность и агрессивность Ивана Петровича, не позволяющая ему спать по ночам, - лишь одна сторона тяжёлой атмосферы, заполнившей тяжкой предгрозовой духотой дом Войницких. За кадром – капризы тяготящегося старением Серебрякова, вымещающего своё раздражение на свите: зациклено-подобострастной Марии Васильевне (Гинтаутайте), бесцветно-смиренной Елене, стоически спокойной Соне (Самоулите), натирающей мазью, словно Гелла, его больное колено. Астров, в котором нет ничего, кроме мужского обаяния, воспринимается как глоток свежего воздуха: Соня ждёт его слов, Елена – поцелуев, какие уж тут леса, когда время утекает сквозь пальцы, как песок, и перед расставанием всё никак не надышишься. Соня – настоящий герой этого спектакля, немногословная, сильная миниатюрная девушка с короткой стрижкой, с улыбкой радующаяся рождению любви, без слёз расстающаяся с нею, заботящаяся и о своём непутёвом дяде, и, кажется, обо всех вокруг, такова её природа. Бочка дёгтя…

*осторожно! Много знаков препинания, имитирующих мат, может травмировать вашу психику!.. В целях безопасности вставьте анальные затычки!

Сегодня утром, повинуясь внезапному порыву, решила принять контрастный душ. То есть, в начале я стояла просто под струями горячей воды с закрытыми глазами, отогреваясь после холодной постели и воздуха, и пыталась вид что мне никуда не нужно идти, потому что меня не существует в этом измерении. Но тогда я осознала, что пропущу занятия. Этого ужасно не хотелось, потому что до этого у меня никогда в жизни не было, чтобы я ходила 2,5 учиться, не пропустив _ни_одного_ урока. Никогда. Так что...
И тут я подумала: "А почему бы мне, собственно говоря, не попробовать закаляться?.. Бабуся вон всю жизнь так делает, и слава богу ей уже 72!.."
И я врубила холодную воду.
 - Ааааааааааа!!!!!!!!!!!!! *много, очень много мата во всю глотку и сопровождающего прыгания на месте. Мат удалён по причине начала попа-боли у особо одарённых на попа-боль.*
Горячая вода.
 - Аааа.... даааа.... мммммм..... аххх... ннн....
Холодная вода.
 - %:?**? %;%;:??:?: *(*9?*(?* ;%:%:*:??**??*!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Горячая вода.
 - Дааа.... жизнь есть......... как хорошооооо...... ааххх....
Холодная вода.
 - ?**((%№ать!!!!! *%?%?*да!!!! ::?*(?**каааааа!!!...... :(?*(?*(%?ааааать! *всё то же прыгание на месте бешеного хорька*
Выключила воду.
А воздух, оказывается, тёплый!!!
...на занятия я, кстати, опоздала - почувствовав себя бодрой и счастливой, села за комп "на пару минут" и....
Гао-лаоши меня чуть не убила -___- НИКОГДА не видела у китайцев ТАКОГО злого лица. Я думала, они в принципе на отрицательные эмоции не способны!... С-с-страшно -__-

P.S. Ссылка по теме: запорная арматура в организации коммуникаций используется для регулирования направления потоков разных средств. Трубопроводная арматура перекрывает, а также открывает проходимость, которую обеспечивают пропускные клапаны.

До Через всё пространство сцены ниспадает белое полотно, на которое проецируется видео. В полотне – окошко, как кинокадр, за ним – своя маленькая сцена-балкончик, со своим видеозадником, своими декорациями в виде нехитрой меблировки и раздвижными панелями вместо занавеса. Мужской голос начинает рассказ, видео его иллюстрирует: Изотов (Коваленко), главный герой одноимённой заказной пьесы Дурненкова и одноимённого спектакля соответственно, модный писатель, пишущий только о себе, подцепил на какой-то вечеринке доступную девушку Лизу (Марченко) и повёз сквозь ночь и снег к себе на дачу в местечке Часовая горка под Питером. Потом видеоряд будет строиться и из снимаемого в режиме реального времени со стоящей у кулисы камеры, и – чаще – из «рисующихся» по полотну условных обозначений упоминаемой обстановки, которые можно подсвечивать изнутри. Техника на грани фантастики, первые минут пять-десять она способна увлечь, а когда из-под колосников падает дождь из одежды, машущей рукавами и извивающейся в полёте, как живые существа, это и вовсе завораживающе красиво. Но подобные инсталляции, и желательно без актёров, не должны длиться полтора часа, ибо в отсутствие внятного сюжета очень быстро становится скучно, и даже этот короткий срок тянется мучительно долго: ну когда же это наконец закончится? Происходящее больше всего напоминает процесс съёмки какого-то бредового мультфильма, созданного на планшете на коленке, герои которого, хоть за ними и ходят рабочие сцены с микрофонами, не осознают, что существуют в плоском, условном, изменчивом мире. Изотов, Лиза, время от времени разговаривающая искусственным голосом не то Петрушки, не то Пятачка, не то попугая, да таксист Николай (Паршин) сидят на стульях, потом происходит лёгкая авария из-за перебежавшего дорогу зайца (на предварявшем сценическое действие клипе это человек в костюме, на сцене – игрушка) – с балкончика выкидывают картонную машинку. До дачи добираются на лыжах, и всё те же рабочие направляют в лица нашим героям пушки, исторгающие бутафорские снежинки метелеподобным потоком. Участок некогда был поделен пополам между самим Изотовым и его дядей, прославленным композитором (этим внесценическим персонажем можно по праву считать странноватую дисгармоничную музыку Каравайчука), но разрезающий территорию забор виден только загостившемуся у дяди астроному Сергею Сергеичу Заратустрову (Сытник). Пока Изотов выслушивает его вольный поток сознания, зритель смеётся над попытками Лизы войти в «нарисованный» туалет и её влезанием по лестнице в окно – все эти предметы «материализуются» по слову Изотова. Тут же действие переносится в местную библиотеку, где Николай жалуется Сергею Сергеичу, что материализуются его мысли: боялся служить в магнитогорской части – а туда и призвали. По инерции публика продолжает смеяться и над каждой репликой этого диалога, а Изотов с Лизой уже тут как тут: он объясняется с библиотекаршей Ольгой (Панина), она кокетничает с ненастоящим голландцем Марселом Яном (Волгин). Потом Сергей Сергеич придёт к Изотову «парламентёром» от дяди: маэстро желают записывать голландцы, и на вырученные средства тот собирается выкупить у племянника его половину земли. Переговорщики на фоне рентгеновских снимков, изображающих «русский авангард», играют в воображаемые шахматы и пьют воображаемый коньяк. Изотов ставит условие: он подарит дяде свою часть участка, если он согласится дать концерт. После этого Изотову, всё время терзавшемуся вопросом, главный ли он персонаж или второстепенный, уже никак не получается попасть в кадр – видимо, его роль на этом исчерпывается. Он снова и снова взбегает по наклонной, бьётся об стену, срывает один слой полотнища за другим, до голой сцены всей машинерией наружу, до расписанных под деку рояля подмостков; кадр рвётся: туловище Лизы сидит на балконе, голова лежит на ящике с зеркальными стенками внизу – она напугала дядю, увидевшего её в тётином платье. Читать рецензию дальше
[307x156]

Снилось что-то странное (как всегда -_-). Что я играла на гитаре, в то время как моя классная руководительница зачем-то жила пару дней у меня дома. Я опоздала в школу, потом решила не приходить вовсе (всегда в снах куда-то опаздываю или не прихожу вообще). Почему-то затем лечу в кабинке лифта с подругой в другой лифт, спотыкаюсь, цепляюсь за пол лифта. Выглядело это примерно как на рисунке. Подруга пыталась мне помочь залезть, я залезла. На нас смотрела какая-то женщина вне лифта. Потом я вдруг очутилась около младшей сестры (девочке 12 лет) первой подруги. Она снималась в каком-то фильме-боевике. Все исчезли. Я хожу по помещениям, первое - коридор какой-то конюшни, наверное. В меня кидают стрелы, стреляют из орудий, какие-то ловушки вокруг, я перебегаю-перелетаю в другую комнату, это, наверное, главная комната конюшни. Там светло, время - около полудня, образовываются небольшие тучи, но видно солнце. За мной закрывается дверь в коридор, передо мной закрывается дверь в другую комнату. Открыты окна, такие большие красивые светлые деревянные окна. Я с прыжком вылетаю из них, чей-то голос \\\"Не успела\\\", но я успела вытелеть. Теперь на улице, там ни души, кроме двух человек, которые в меня стреляли. Вообще там красиво, немного похоже на игру Perfect World (не-е-ет, я давно в неё не играла, так что это не задротские результаты). Наверху есть большие куски земли, которые похожи на парящие куски земли из клипа Gorillaz - Feel good. Только они очень близко к земле были. Я пыталась улететь от двух людей, стрелящих в меня, но лететь было трудно. И вот я уже на высоте около 5-10 метров, почти долетела до парящей платформы из земли, и сон обрывается. Меня разбудил отец.

Это было утром, поэтому первую часть сна помню спонтанно. Было ещё кое-что, но я не написала. Нет, пошлости не было. Просто смутно помню.



В сообществе впервые. Написала сон и думаю, что из этого можно книги писать и фильмы снимать. ._.



  Рисунок: 
Ой, а рисунки нельзя выставлять.

Наш Яшка живёт унас уже пол года
Он любимиц моего старшего сына.Он у нас уже совсем ручной.
[640x480]

До Под общим названием «Поздние соседи» Алвис Херманис при помощи двух актёров театра «Каммершпиле» зашифровал два рассказа Исаака Зингера, объединённых оптимистичной темой: импотенция и простатит – любви не помеха. Волею судьбы и собственной невнимательности по рассказу «Поздняя любовь» я уже видела две разных постановки, и ни одна из них не оправдала в моих глазах бредовости его сюжета. Но ни размазывать сантименты, ни комиковать Херманис не собирался: как и в «Соне», в этом спектакле он достигает высокой степени условности через натурализм, эстетизма – через бытоподобие, а мизансцены выплетает из мелочей, выдающих заинтересованное и пристальное наблюдение за жизнью самых простых, ничем не примечательных личностей. Перед началом «Поздней любви» сцена разделена на две квартиры – левая, принадлежащая Бендинеру, открыта, правая отгорожена и от неё, и от зрителя стенами, облицованными декоративным камнем, из-за которых все сидящие справа не видят половину левой стороны. Несколько минут зритель ждёт, пока проснётся восьмидесятилетний Гарри (Андре Юнг), сопящий и ворочающийся под одеялом. Наконец, он садится, пукает, с трудом передвигает ноги с артритными коленными суставами, трижды таскающие грузное тело в туалет. Свет включается с пинка: комната обставлена в стиле хай-тек – но всё равно производит впечатление скромного обиталища, хоть за окном и слышны рокот волн и крики чаек с пляжа Майами. Рассказывая о своей жизни от третьего лица по тексту оригинала, Гарри заполняет свой досуг повседневными делами: завтракает кукурузными хлопьями, выпивает стакан молока вперемешку с кока-колой, смотрит чёрно-белые мультики про Тома и Джерри, сидя вплотную к телевизору, проглядывает финансовые сводки в газетах, счета и прочую почтовую макулатуру, листает семейный фотоальбом, бреется, напевая привязавшийся мотивчик, одевается для подразумевающейся вылазки на улицу. Херманис отказался от роли Марка: Гарри никогда никто не навещал, и на звонок в дверь он сперва реагирует возведением баррикады из холодильника и столика – типичная паранойя богача. Но за дверью оказывается не грабитель, а новая соседка, пятидесятилетняя Этель (Барбара Нюссе), пытающаяся скрыть высохшее старческое тело под коротким розовым платьем, тёмными очками, макияжем, сигаретой и модельными позами. Хозяин дома ползает на карачках, отыскивая мифический ликёр, ходит за гостьей с совком, ловя сигаретный пепел, а весёлая вдова примеряется к его скомканной постели и тут же зазывает его к себе на обед – у Херманиса всё может происходить только в режиме реального времени. Гарри сменяет пиджак на гавайскую рубашку, Этель пританцовывает от нетерпения, а под умильную песню Дианы Крол «Gentle Rain» артистичные рабочие долго и серьёзно разбирают стену между их жилищами. Теперь уже хозяйка уморительно кокетничает, угощая кавалера: американская мечта для пожилых евреев – за кофе с булочками обсуждать свои миллионные состояния… но режиссёр не строит иллюзий, его герои обойдутся без танцев, виски и секса – только уговор заключить брак прежде, чем даже узнать имена друг друга. Сидя на кровати, они долго не смогут вспомнить, что надо делать, как парочка школьников на первом свидании, а после робкого поцелуя ей станет плохо: слишком много воспоминаний разбудит запоздалая попытка последнего счастья, ведь Гарри так похож на её мужа, чью смерть она пережила с трудом! Она будет прощаться с Гарри уже безучастным, отсутствующим, мёртвым голосом: что-то надорвалось, сломалось внутри непоправимо. Под тот же мотив стены вернут на место, вернётся домой и Гарри – и обнаружит забытую ею туфельку. Прекрасный повод для новой встречи! Он ждёт весточки – безбоязненно оставляет дверь приоткрытой, ставит на стол телефон… но вместо желаемого – предсмертное письмо от Этель, выбросившейся с балкона. Гарри откладывает его прочтение всеми силами: раздевается, вновь превращаясь в неопрятного одинокого старика, загоняет шваброй под кровать рассыпанные хлопья, затем бессмысленно пылесосит, разнося остатки по ковру. Херманис с жестокостью реалиста лишает его не только друга, но и детей – своего сына и дочери Этель. Мы не сомневаемся, что Гарри вскоре последует за ней: на следующее утро после катастрофы он уже не может вернуться к привычным занятиям, а только размышляет о бренности всего сущего, сидя в кровати в обнимку с туфелькой Этель. Вторая история…
[281x158]