Женя Беркович:
"То ли новостей перебрал,
То ли вина в обед,
Только ночью к Сергею пришёл его воевавший дед.
Сел на икеевскую табуретку, спиной заслоняя двор
За окном. У меня, говорит, к тебе,
Сереженька, разговор.
Не мог бы ты, дорогой мой, любимый внук,
Никогда, ничего не писать обо мне в фейсбук?
Ни в каком контексте, ни с буквой зэт, ни без буквы зэт,
Просто возьми и не делай этого, просит дед.
Никаких побед моим именем,
Вообще никаких побед.
Так же, он продолжает, я был бы рад,
Если бы ты не носил меня на парад,
Я прошу тебя очень, (и делает так рукой),
Мне не нужен полк,
Ни бессмертный, ни смертный, Сереженька, никакой.
Отпусти меня на покой, Серёжа,
Я заслужил покой.
Да, я знаю, что ты трудяга, умница, либерал,
Ты все это не выбирал,
Но ведь я-то тоже не выбирал!
Мы прожили жизнь,
Тяжелую и одну.
Можно мы больше не будем
Иллюстрировать вам войну?
Мы уже все, ребята,
Нас забрала земля.
Можно вы как-то сами.
Как-то уже с нуля.
Не нужна нам ни ваша гордость,
Ни ваш потаённый стыд.
Я прошу тебя, сделай так,
Чтоб я был наконец забыт.
Но ведь я забуду, как в русском музее
Мы искали девятый вал,
Как я проснулся мокрый,
А ты меня одевал,
Как читали Пришвина,
Как искали в атласе полюса,
Как ты мне объяснял, почему на небе
Такая белая полоса
За любым самолетом,
Как подарил мне
Увеличительное стекло…
Ничего, отвечает дед,
Исчезая.
Тебе ведь и это не помогло".
Говорит Господь: «А я тебе не рад.
Ничего не знаю, топай прямо в ад.
Ревущий зов к наслаждению,
Тьма сладкая, вяжущая, сворачивающая кровь.
Вопящая
Поглоти меня, о, поглоти меня!
Орущая
Сатурн! Сатурн! И тайное имя...
Герметические жрецы со свернутой шеей,
Потому что не знали куда смотреть
(Выше - то же, что ниже).
Крик ночной птицы на перекрестке,
Капель в лесу,
Эти елки я обрезал чтобы набрать лапник для похорон, а теперь
Они вернулись
И рады
Пушатся, растут
В безсветье колют руки.
Как алтари, как алтари
Как железные лезвия
Как взгляд твой
Ты - время, ты - горе
Ты - болезнь моя
И напасти вкус
На разрезанном языке
О, посмотри на меня
Разве не пленник я
Так же как ты, в цепях
В коже своей, дурной
Черный кунжут и шерсть
Кровь и кусочки шкур
Сгорающие в огне
Слышишь ли ты слова
Таящиеся во мне
Слышишь.
Ты-время, ты-цепи, железо, земля, старик
Прости меня, господи, я пока еще не привык
Болезнь, жатва, чудовище, власть
Посреди красных песков ты готовишь снасть
Черное зеркало вместо ступни,
Кого ты будешь ловить?
Я знаю, я знаю, я знаю.
Песок на зубах, очень хочется пить,
Но я не осмелюсь пока не увижу знака.
Сигиллы вспыхивают в низком облаке,
Но я не верю, не верю,
Возьми меня за руку и проведи в мой сон
Отец отцов Сатурн, отец отцов Сатурн
Хранитель камня, земли и погребальных урн
Холодный сухой черный бог седьмого дня
Вот и узнал о тебе еще кто-то, да
Короток вечерок
А договор велик
А разговор
Разговор, старик
Если позволишь, то нескончаем
Как любой конец в идеале
Не чаем.
Но знаем тобой, о великий.
Ну так а что еще надо?
Вот и окажется, что луна
Важнее всех этих страданий и песен.
И сны, и сны!
И все, что чувствуешь после сна
Укладывается в простейшее "не интересен".
Кошачья миска покрыта росой,
Какие-то маргаритки высвечены фонарем у крылечка -
Вот и все что мы знаем, что видим.
Все что дальше-луна, ком в горле.
Куда мне идти, если повсюду тьма?
Казалось, в чужих воспоминаньях, можно жить бесконечно,
И даже не жить.
Но вот и они закончились.
Но я еще жив, жив! Уродливым когтем
Срываю обертки, крышки, бумажные этикетки.
Стараюсь не убивать червей
Боготворю лягушек
Кормлю редкую кошку.
Но чаще все-таки себя.
Кошка меня боится.
Тьма отказывается брать мое сердце в ладошку.
Остались только сны,
Молитвы, если б было можно,
Вино по акции,
Тоска. Тоска?
Тоскует ли больной неизлечимо
Вдруг осознавший срок
Что это за сочувствие себе, смола?
Смола смерти, вот что такое жизнь.
Какие-то маргаритки,
Кошачья миска покрывается росою,
Луна, дурные сны.
Вот жизнь.