Из пасти льва
струя не журчит и не слышно рыка.
Гиацинты цветут. Ни свистка, ни крика.
Никаких голосов. Неподвижна листва.
И чужда обстановка сия для столь грозного лика,
и нова.
Пересохли уста,
и гортань проржавела: металл не вечен.
Просто кем-нибудь наглухо кран заверчен,
хоронящийся в кущах, в конце хвоста,
и крапива опутала вентиль. Спускается вечер;
из куста
сонм теней
выбегает к фонтану, как львы из чащи.
Окружают сородича, спящего в центре чаши,
перепрыгнув барьер, начинают носиться в ней,
лижут лапы и морду вождя своего. И чем чаще,
тем темней
грозный облик. И вот
наконец он сливается с ними и резко
оживает и прыгает вниз. И все общество резво
убегает во тьму. Небосвод
прячет звезды за тучу, и мыслящий трезво
назовет
похищенье вождя
- так как первые капли блестят на скамейке -
назовет похищенье вождя приближеньем дождя.
Дождь спускает на землю косые линейки,
строя в воздухе сеть или клетку для львиной семейки
без узла и гвоздя.
Теплый
дождь
моросит.
Как и льву, им гортань не остудишь.
Ты не будешь любим и забыт не будешь.
И тебя в поздний час из земли воскресит,
если чудищем был ты, компания чудищ.
Разгласит
твой побег
дождь и снег.
И, не склонный к простуде,
все равно ты вернешься в сей мир на ночлег.
Ибо нет одиночества больше, чем память о чуде.
Так в тюрьму возвращаются в ней побывавшие люди,
и голубки - в ковчег.
1967
Каждый человек ищёт свой путь,
Но всё равно попадает на ту дорогу,
По краям которой стоят жизнь и смерть.
Я бы хотела дольше идти по той стороне,
Где не заходит солнце,
Но за днём всегда наступает ночь...
Поэтому я ищу тропинку.
Слепые блуждают
ночью.
Ночью намного проще
перейти через площадь.
Слепые живут
наощупь,
трогая мир руками,
не зная света и тени
и ощущая камни:
из камня делают
стены.
За ними живут мужчины.
Женщины.
Дети.
Деньги.
Поэтому
несокрушимые
лучше обойти
стены.
А музыка -- в них
упрется.
Музыку поглотят камни.
И музыка
умрет в них,
захватанная руками.
Плохо умирать ночью.
Плохо умирать
наощупь.
Так, значит, слепым -- проще...
Слепой идет
через площадь.
Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини.
Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани.
За твоею спиной умолкает в кустах беготня.
Мне пора уходить. Ты останешься после меня.
До свиданья, стена. Я пошел. Пусть приснятся кусты.
Вдоль уснувших больниц. Освещенный луной. Как и ты.
Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.
Не сердись на меня. Нужно что-то иметь позади.
Сохрани мою тень. Эту надпись не нужно стирать.
Все равно я сюда никогда не приду умирать,
Все равно ты меня никогда не попросишь: вернись.
Если кто-то прижмется к тебе, дорогая стена, улыбнись.
Человек -- это шар, а душа -- это нить, говоришь.
В самом деле глядит на тебя неизвестный малыш.
Отпустить -- говоришь -- вознестись над зеленой листвой.
Ты глядишь на меня, как я падаю вниз головой.
Разнобой и тоска, темнота и слеза на глазах,
изобилье минут вдалеке на больничных часах.
Проплывает буксир. Пустота у него за кормой.
Золотая луна высоко над кирпичной тюрьмой.
Посвящаю свободе одиночество возле стены.
Завещаю стене стук шагов посреди тишины.
Обращаюсь к стене, в темноте напряженно дыша:
завещаю тебе навсегда обуздать малыша.
Не хочу умирать. Мне не выдержать смерти уму.
Не пугай малыша. Я боюсь погружаться во тьму.
Не хочу уходить, не хочу умирать, я дурак,
не хочу, не хочу погружаться в сознаньи во мрак.
Только жить, только жить, подпирая твой холод плечом.
Ни себе, ни другим, ни любви, никому, ни при чем.
Только жить, только жить и на все наплевать, забывать.
Не хочу умирать. Не могу я себя убивать.
Так окрикни меня. Мастерица кричать и ругать.
Так окрикни меня. Так легко малыша напугать.
Так окрикни меня. Не то сам я сейчас закричу:
Эй, малыш! -- и тотчас по пространствам пустым полечу.
Ты права: нужно что-то иметь за спиной.
Хорошо, что теперь остаются во мраке за мной
не безгласный агент с голубиным плащом на плече,
не душа и не плоть -- только тень на твоем кирпиче.
Изолятор тоски -- или просто движенье вперед.
Надзиратель любви -- или просто мой русский народ.
Хорошо, что нашлась та, что может и вас породнить.
Хорошо, что всегда все равно вам, кого вам казнить.
За тобою тюрьма. А за мною -- лишь тень на тебе.
Хорошо, что ползет ярко-желтый рассвет по трубе.
Хорошо, что кончается ночь. Приближается день.
Сохрани мою тень.
январь -- февраль 1964
Игрушки мёртвой
Скончалась маленькая Мэри,
И гроб был узким до того,
Что, как футляр скрипичный, в двери
Под мышкой вынесли его.
Ребёнка свалено наследство
На пол, на коврик, на матрац.
Обвиснув, вечный спутник детства,
Лежит облупленный паяц.
И кукла только из-за палки,
Что в ней запрятана, бодрей;
Как слёзы на картоне жалки,
Струясь из бисерных очей.
И возле кухни позабытой,
Где ласковых тарелок ряд,
Имеет вид совсем убитый
Бумажных горсточка солдат.
И музыкальная шкатулка
Молчит, но если заведут
Её опять, то странно гулко
В ней вздохи грустные растут.
Ах! Слышно головокруженье
В мотиве: «Мамочка, не ты ль?»
Печальная, как погребенье,
Звенит «Уланская Кадриль».
Как больно сердце замирает
И слёзы катятся, когда
Donna è mobile вздыхает
И затихает навсегда.
И, погружаясь в сон недужный,
Всё спрашиваешь: неужель
Игрушки ангелам не нужны
И гроб обидел колыбель?
А я когда-то пела эту песенку и знала эту историю...
Журавлик
Приехав из Японии, пройдя не мало верст
Японского журавлика товарищ мне привез.
А с этим журавленочком история была
Про девочку, которая была облучена.
Припев:
Тебе я бумажные крылья расправлю
Лети не тревожь этот мир, ах этот мир.
Журавлик, журавлик японский журавлик
Ты вечно живой сувенир.
Когда увижу солнышко, спросила у врача.
А жизнь такая тонкая, как по ветру свеча.
И врач ответил девочке, когда придет весна.
И тысячу журавликов ты сделаешь сама.
Но девочка не выжила и вскоре умерла
И тысячу журавликов не сделала она
Последний журавленок упал из детских рук
И девочка не выжила как многие вокруг.
Сколько раз небо опускалось,
Все боялись и молчали.
Те, кто об этом писали, (якобы) помирали.
Но каждую ночь они просыпаются.
Всё также замолкая
Бред в их голове на утро задувает сны.
Но каждую ночь они видят сны.
Время стонет - такт внутри,
Страх заткнул смысл, ври.
Поэт писателя кричал другое... Его мысли жизнь.
Не в дни, не в ночи вспомнил строчку,
Когда было поздно - книги и вороны одни.
Апрель. Месяц луны,
Среди кофе и утра,
Её кровь вода.
Солнце слило в небе краску,
Одной планете, а звёздам маски.
(В рождение земли идут дожди)
Идут экраны, их местность - их вещание.
Дождь скроет грязь с лица в дома. Уединение - понимание.
А лето, снова вместе, разговоры, все пустые.
Уединение понимание. Снова песни - "люди их обрежьте".
Идут экраны, их местность - их вещание.
Идёт дождь, тот же град. Топот нот по своим же ранам.
Огни идут
Домой, крича -
Вернуться вспять,
Ведь здесь (кричат) ура.
Крупные деньги наличие анилингуса.
- Я сегодня на подъёме что ли?
- Кончай! кончай!
- Нет уж.
- ? вернёшься.
- Куда?
- Я сам вернусь. Не дождёшься.
- Этот момент наступит и возможно уже сегодня.
- ?
- Я рад за долгое время и достаточно иметь себя для этого.
- Как бы оно не стало - у меня чувство, что ты всё ещё вертишься вокруг
меня.
- Это танец. Я не умею танцевать. Я хочу это делать. Я верчусь. Это
есть просвет.
- Мне стыдно
- Мне нет.
- Кончай! кончай!
- Нет уж.
- ? вернёшься.
...
На борту лайнера были знаменитые хэви-металлисты Iron Maiden и внушительная группа поддержки. Вся эта компания в количестве 95 человек намерена закатить в Москве масштабную вечеринку по поводу окончания мирового тура легенд тяжелой музыки.
Самолетом по традиции управлял вокалист коллектива Брюс Дикинсон. Он лицензированный пилот и регулярно “катает” как своих коллег, так и мирных граждан (так, в 2006 году Брюс пилотировал самолет с 200 гражданами Великобритании, которых эвакуировали из зоны ливано-израильского конфликта). Для тура Somewhere Back In Time авиакомпания, ответственная за перелеты коллектива, поместила на один из своих “Боингов-757” логотип группы и портрет монстра Эдди, давнего талисмана Iron Maiden. Но вскоре жутковатого вида символику пришлось убрать. Далеко не все клиенты хотели летать на самолете с монстром на хвосте и покупать билет на рейс 666.
Впрочем, родню и друзей музыкантов это не испугало. Спустя несколько минут после посадки лайнера небольшой зал Центра деловой авиации быстро заполнился очень пестрой толпой. Дети всех возрастов (у одного только Стива Харриса, басиста и идеолога группы, наследников аж шесть штук, а у старшей дочери Лорен — уже своя группа, один альбом и контракт на разогрев у Iron Maiden), немолодые дамы в фирменных майках коллектива, диковатого вида друзья и соратники и невероятная мешанина из умирающих на глазах джинсов, потертых треников и дорогих дорожных сумок. Весь этот табор разместился в 12 микроавтобусах и поехал в отель Ritz. Говорят, что за всех гостей платили сами музыканты.
Первый визит Iron Maiden в Москву состоялся 15 лет назад. По большому счету, с тех пор музыканты мало изменились и совсем не похожи на дряхлеющих рок-маразматиков.
— Тогда вы обещали поиметь в Москве всех женщин, а потом спалить город. Какие планы на этот раз? — поинтересовался “МК” у именитых британцев.
— Ну вообще-то мы сейчас с женами и детишками, так что все будет поскромнее, — ответили артисты. — С удовольствием сыграем в футбол с вашей сборной. Ну и водки выпьем — где же это еще сделать, как не в России!
Водку, кстати, подготовили специальную — со стикерами, на которых музыканты запечатлены на Красной площади. С учетом количества гостей и любовью всех британцев к вечеринкам можно себе представить масштаб как веселья, так и похмелья.