Тяжелая волна набегает на мокрый песок. Отпускает от себя послушных белых барашков. Уходит назад.
Темно-синяя масса оставляет после себя толстый налет соли на прибрежных валунах.
Раньше черные, а теперь седые. Они, как призраки морских чудовищ, причудливо топорщатся из воды. Призраки минувших столетий.
Задумчивый утес оскалился гнилыми развалинами старого маяка. Обнажил обтесанный гранитный бок перед солнцем. Застыл в ожидании.
Небо белесое и прозрачное. Сходится вдалеке с темным морем.
Ветер и волны. Небо и солнце. Камни.
Лай собаки с утеса. Забился об уцелевшие стенки. Заметался среди развалин. Повторился многократным эхом.
Откуда здесь собака?!
Это чистый мир! Здесь нет даже микроба!
Грустный, надрывный лай стал похож на плач младенца. Все чаще и дальше разлетались с утеса чуждые обрывки звуков. Вот уже сплошной вой, так похожий на волчий.
Прислушался.
Нет! Все-таки показалось!
Это ветер шумит... На утесе...
В развалинах старого маяка.

Это вовсе не смех - это стон в пустоту,
Серым пеплом откашлялся вечер
Нет больше крыльев - я просто иду.
Туда, где из лиц мутный веер.

Полоска ночи - текуче-черная,
По грубым окнам медленно стелется.
Погиб вчерашний зайчик солнечный,
Лежит у плинтуса - не шевелится.

И пыль комками вокруг - побитая.
Не убрать ее - рассыпается.
Это ведь не труха гранитная
И сквозняк сухой зря старается.

Занесло все часами талыми,
По обоям минуты срываются.
Воскресенье, с ногами ватными,
Понедельнику в чем-то кается.

Скромно хлопнула дверь запретная,
Стул поломанный поклонился.
Это солнце пришло рассветное,
К сыночку, который вчера приснился.

Настроение сейчас - посленовогоднее

Соня оторвалась от игрушек, встала и подошла к креслу, где сидел ее дедушка. Изредка вздыхая, он читал книжку. Соня немного постояла рядом. Убедившись, что ее не замечают, она забралась к дедушке на колени, обняла за плечи и прижалась, пока не прогнали.
Дедушка еще раз вздохнул и улыбнулся. Снял очки и вместе с книжкой положил их на столик.
- Соня, внученька моя, что случилось? - спросил он, нежно поглаживая ее по спине.
- Скучно мне, дедушка, - сказала Соня и села, уже не боясь, что дедушка заворчит и возможно прогонит.
- А как же игрушки? Надоели?
Соня кивнула и расстроенно надула губки. Одной рукой она все так же обнимала дедушку за плечи, а другой теребила его густую бороду. Маленькие пальчики расчесывали спутанные волнистые космы, накручивали на себя локоны, просто гладили поверху. Ей нравилось, когда жесткие волосы приятно щекотали нежную кожу ладошек. Дедушке тоже нравилось и Соня об этом знала.
- Дедушка, расскажи пожалуйста сказку, - тихо попросила она.
- Сказку говоришь? Хорошо, будет тебе сказка! Устраивайся поудобней, закрывай глаза и слушай.
Соня снова обвила ручками дедушкину шею, склонила голову на плечо и прикрыла веки. Старик немного покряхтел, настраиваясь на нужный лад, вытянул ноги и начал рассказывать.
С каждым его тихим словом, с каждой репликой, перед мысленным взором Сони возникали красочные картинки; сначала размытые, постепенно они становились четкими, подвижными и все больше увлекали девочку в сказочный мир. Дедушка смотрел на разбросанные игрушки, на падающий за окном снег. И рассказывал, сплетал из слов чудесные узоры. Играл интонациями: то гудел басом, подражая медведю, то пищал тоненьким голоском, будто колокольчик. Он так увлекся, что не заметил, как внучка уснула.
Но все когда-нибудь заканчивается. Дедушка перевел дыхание и замолчал, ожидая, что скажет внучка. В тишине тихонечко сопел ее маленький носик. Он осторожно поднялся, держа Соню на руках и стараясь не разбудить. Отнес ее в комнату и аккуратно положил в постель. Потом долго любовался, невольно сравнивая свою внучку со спящим ангелом.
Наконец дедушка вышел из спальни и прикрыл за собой дверь. Подошел к зеркалу и внимательно всмотрелся в свои глаза. Подвигал лохматыми бровями, несколько раз подмигнул и показал язык. Деревянным гребешком расчесал непослушную бороду и слегка подправил брови. Скорчил зеркалу еще несколько рожиц и обернулся на шум.
Входная дверь со скрипом распахнулась. Вместе с ветром и снежинками в дом ворвался маленький человечек, в огромном меховой шапке и такой же шубе.
- Дедушка, поторапливайтесь! А то олени копытами к земле примерзнут!
Человечек, в непропорционально большой одежде, нелепо подпрыгивал и хлопал себя по бокам, стараясь быстрей согреться.
- Мешок мой собрал? - устало спросил дедушка.
- Конечно собрал! Сложил туда все, что было!
Старик стал одеваться, стараясь сильно не шуметь. В последнюю очередь достал из шкафа украшенный посох и критично оглядел себя в зеркале. Поправил
широкий пояс и стремительным шагом пошел к выходу.
- Вы разве один поедете? Без внучки? - спросил маленький человечек.
- Один. Пускай она поспит - устала нынче.
Дедушка приостановился. Покачал головой, о чем-то думая, и вышел в морозную ночь.
Соня проснулась рано. Не успев до конца открыть заспанные глазки, она спрыгнула с кровати и босиком побежала в большую комнату. Выглянула из двери, убедилась, что все спят и подбежала к нарядной елке. Разворошила искусственный снег и вытащила розовую коробочку. На красивой обертке, синим фломастером было написано: "Любимой внучке в Новый Год!"
Соня улыбнулась, прижала коробочку к себе.
- Я люблю тебя, дедушка! - тихо прошептала она и быстро распечатала подарок.

Вы наверно слышали или видели, может читали, что когда  судья выносит приговор, он стучит молотком по такой  круглой деревяшке?! И наверняка думаете, что вот этот  коричневый молоточек и звук удара надолго врезается в  память приговоренного?!
Так вот, хочу сразу развеять этот  миф. Бред это. Я никакого молоточка не помню. И удара об  деревяшку тоже. Но обо всем по порядку.
Меня ввели в зал суда, кабинет меньше школьного класса. Обстановочка я вам скажу! Ползала занимали стулья, у дальней стены, сбоку стол для прокурора и по центру длинный и желтый стол судьи. Больше всего в глаза бросалась массивная клетка, куда меня и направил усатый прапор.
Все уже собрались. Родители, друзья, потерпевшая сторона, прокурор. Только адвокат шел следом за мной, да судья готовился в своей каморке. Все шепотом переговаривались, а прокурор молча шелестел копией моего дела. Посмотрел на меня колючим безразличным взглядом. Угрюмое лицо и худоба в плечах. От такого добра ждать не придется.
Прапор ткнул мне под ребра дулом автомата, заставляя  войти в клетку. Я вошел. Сзади сухо щелкнул замок,  отгораживя меня от людей и свободы. Только я уселся на  грубую выскобленную лавку, как секретарь, симпатичная в  общем-то девушка, объявила о начале суда. Все затихли.  Из боковой двери вышел судья в черном балахоне. Это  была жирная тетка, с заплывшими глазами и химией на  голове. Она тяжело уселась и раскрыла папку, принесенную  с собой. И началось!
Прокурор читал материалы уголовного дела, страниц триста, не меньше. А судья молчала. Остальные тоже молчали. Уж не знаю кто, что в тот момент думал. Вот говорят, что когда прокурор зачитывает состав преступления, то обвиняемый должен внимательно слушать, на лету ловить монотонные слова, думать о будущем и надеятся на хорошее. Ни фига подобного!
Я думал о чем угодно, только не о том, что сейчас решается моя судьба. Костлявого прокурора я вообще не слушал. Зачем? Свое дело я наизусть знаю, полгода было изучить досконально. Раз в неделю стабильные вызовы к следователю, почти ежедневные разговоры с адвокатом. Чего я там не знаю? И обвинительное заключение, объебон по нашему, где все мои грехи в статьи превратились, я до дыр зачитал. Короче, я сидел и всякую херню думал.
Вспомнилась песенка,  которую Чай перед своим судом пел:
"А на черной  скамье,
На скамье подсудимых..."
Я посмотрел на лавку.  Обычная доска, далеко не черная. Рядом что-то было  накорябано. Я скосил глаза и вгляделся. "ПРИВЕТ ИЗ ПРОШЛОГО БРАТАН". Да уж... И тебе привет, шутник. Я  улыбнулся. Прокурор в это время перешел к третьему  эпизоду. Оставалось еще два, а потом "подведение итогов",  как говорил вчера мой адвокат. Я снова посмотрел на  судью. Та откровенно спала. В уголке приоткрытого рта  поблескивал сгусток слюны. Мразь! Жирная уродливая  мразь! Я с отвращением отвернулся.
Посмотрел на  адвоката. Тот еще гондон! То же сидит скучает. Денег не  нашлось - взяли бесплатного. От него толку, как от козла -  сами знаете что.
- Шкет, чего злишься?
Я повернулся на  неожиданный шепот. Но сбоку стоял только  прапор-охранник. Он с интересом рассматривал свои ногти,  не обращая ни на что внимание.
Да, забыл представиться.  Шкет - это я. Так меня пацаны назвали, за малый рост.
-  Шке-ет! Куда смотришь? - снова прошептали.
- А куда  смотреть? - прошептал я в ответ.
- Да никуда! На прокурора  смотри! На родителей!
Пипец! Уже глюки пошли, как с клея.  Неужели все-таки нервничаю? Я попытался отвлечься и стал  вспоминать песню:
"Пришейте на спину бубнового туза.
Пусть

Читать далее...

Статуя Венеры Милосской - без рук, но она прекрасна!
Изумительные плечи, совершенная талия, бедра, достойные вздохов по ночам и лодыжки, воспетые в легендах.
Но это статуя, памятник. Она не улыбнется, не подмигнет. Ее каменная кожа никогда не покроется мурашками и волосы никогда не растреплет ветер.
Улыбка! Вот что отличает живую женщину от статуи! Улыбка, которая делает нас нежными и одновременно подталкивает на подвиги. Которая появляется, несмотря на грубость и черствость наших лиц.
Но улыбка не бывает одна.
Нежный взгляд - вот что ее сопровождает! Этот взгляд, в котором растворяешься без остатка, тонешь, не прося о помощи. Взгляд, который поглощает тебя и увлекает.
И плечи, которые так приятно целовать, касаясь губами бархатной кожи, скользить вниз, млея от удовольствия и вожделеть!
И руки, которых нет у Венеры, так страстно и крепко обнимают, что хочется любить, заботиться, защищать!
Обняли тебя руками, прижались щекой к груди и все! Хочется остаться, насладиться сполна нежностью, обнять в ответ, прижать к себе, уберечь.
И понимаешь, что статуей можно лишь любоваться, а любить надо тех, кто рядом!

- Мне кажется, что наш шарик начинает крутиться в другую сторону. К тому же как-то скособоченно. Сесть бы на комету и махнуть в поднебесье, к звездам и посмотреть сверху на это безобразие и вздохнуть тяжко от бардака.
- Полно, батенька! Как вы можете? Это же святотатство и богохульство в высшей степени! Побойтесь Бога и покайтесь Деве Марии. Иначе Возвышенный Понтий укоротит вашу греховную сущность!
- А что мне Понтий, кубок разврата и кувшин лизоблюдства? Я свободен в выборе своих желаний и незамутненного полета гибкой мысли. Пусть раб смердящий трясется от взмаха бровей. Пусть нищий прогибается под тяжелым орлиным взглядом оруженосца. Я же сгусток желания - меня не остановить!
- Вы безумец! Ваше место в яме с гниющими отбросами фиников. Гореть в аду - вот ваш пожизненный удел! Крест животворящий с печатью в лоб и в песок без савана, скарабеям на потеху!
- Уймись, блаженный! Мне осталось два взмаха до солнца. И когда я окажусь в приятной неге, я вспомню о тебе. Плохим словом ниспошлю на тебя геенну огненную и морскую! Помяни меня плевком в пыль, да разотри, чтоб мне легче было. Не прощаюсь - свидимся!..

Лучше один раз забраться на высокое дерево,
с риском упасть и разбиться насмерть,
чем всю жизнь ходить внизу
и запинаться об его корни.