Fugit irrevocabile tempus
Тихо-тихо шелестит вереск. Над головой – огромное, бездонное, синее-синее небо. Я лежу на спине, проваливаясь в землю. А так хочется провалиться в эту бездну без единого облака, полностью растворится, без остатков.
Сквозь пальцы водой утекла,
Ресницами касаясь вен,
Наша временная река.
Воспаленнность холодных стен,
Сотканных из осколков цветного стекла,
Разбила на части последний рассвет.
И нас сквозь ветер опять просто нет.
Солнце очень жаркое, слепит. Смотрю в бездну неба сквозь пальцы. Это немного странно – они кажутся полупрозрачными, подсвеченными изнутри каким-то жидким электричеством.
Я чувствую, как мимо меня протекает время. Неуловимый, быстрый бег, который мы никогда не сможем уловить. Все тут же становится прошлым. Будущее не наступает никогда. А настоящее – это слишком короткий миг, неуловимо короткий миг.
Жидкое электричество восторгом выгибает спину – дугой, чтобы побольше запомнить из этого чудесного дня. Не спрашивай, почему я так смотрю на небо. Не спрашивай, почему на дне глаз плещется такая тоска. Я же говорила…
Огромное серое-серое небо в слезах. Бесконечные потоки воды и траурная процессия.
На этот раз никогда стало реальней. Оно подступило близко-близко к сознанию, пока еще не желающему впускать в себя такое простое и такое невозможное слово. Сегодня нас пришло много таких, неприкаянных, расстроенных, обиженных, стремящихся скрыть слезы за показным равнодушием и гвоздиками, или белыми розами. А я стою и просто ничего не понимаю, какие к черту гвоздики?
Огромное серое-серое небо в слезах.
Его будут хоронить в закрытом гробу. Я знаю, что нормальный человек не может пережить прыжок с 20 этажа, и все равно не верю в реальность происходящего. Не то чтобы мне было какое-то дело до лежавшего в гробу, красивом безумно дорогом гробу, человека, но все-таки было немного странно. Хотя я сама и говорила, что такими темпами он долго не проживет, но было странно видеть, как мое предсказание сбылось.
Бедный, бедный мальчик. На глаза начали наворачиваться слезы. Ну почему он был таким глупеньким? Или прыжком с крыши надеялся убежать от расплаты?
Ну что ж, теперь он точно никуда от меня не денется. Будет лежать себе смирненько в могиле, а я буду приносить цветы и иногда что-то рассказывать. Н-да… Прекрасная перспектива.
Огромное серое небо в слезах. Огромные потоки воды, которые смывают всю грязь. Ну какой дождь в начале марта? Ну какой к черту дождь?
Я – журналист, востребованный и популярный. Воспитываю сыночка, дочурку и мужа (периодически), занимаюсь литературным творчеством и люблю готовить. Мое жизненное пространство было полностью заполнено дорогими мне людьми, работой, рассказами, рецептами чего-то вкусного.
По ходу службы в одной весьма и весьма популярной газеты, я вела криминальную хронику. И на самом деле оказалась тут исключительно по работе. Никто из моих друзей не удосужился позвонить и рассказать. Хотя, в чем-то вероятно, была и моя вина – я сильно отдалилась от всех за последние годы. Полностью посвятила себя любимой работе, любимому хобби и семье. Именно в такой последовательности.
И теперь мне почему-то казалось, что в его смерти была моя вина. Надо же было по молодости пророчить! Не могла сдержаться и тут же ляпнула, притом чисто из вредности и желания покрасоваться. Ну да… Молодость…
Я не могла бы сказать, что с покойным нас связывали какие-то особо дружеские отношения. Просто общались. И уже чуть больше 10 лет по привычке ругались, когда кто-то случайно заканчивал чужую фразу или говорил ее в слух. А так больше практически ничего. Только тоненькая ниточка из подросткового возраста. И общий ребенок, хотя об этом никто не знал. Даже он. Мой сыночек, который как две капли воды был похож на отца. Благо, у моего мужа тоже темные волосы, а у меня – карие глаза. Так что внешность ребенка подозрений не вызвала. Я любила одинаково что сына, что дочь (мою и мужа). Сын – это был просто дар небес за выплаканные годы юности. Я никогда не говорила покойному, о том, что ребенок был его. Не могла себе позволить такой слабости. И не могла позволить, чтобы у меня отобрали последнее напоминание.
А теперь вот осматриваю присутствующих на похоронах