Относительно небольшой рассказ о нашем возможном будущем. Иногда задумываюсь, а что дальше? И иногда мне кажется, что дальше будет именно такое поколение. Поколение некст-некст-некст...

NEXT-NEXT-NEXT

- Итак, что вас беспокоит?
- Ну, как сказать…
- Рассказывайте, рассказывайте. Я для того здесь, чтобы выслушать вас. Каждый имеет право быть выслушанным…
- Но не каждый имеет право быть понятым. Знаю, знаю… Просто, понимаете, я не знаю с чего начать… Мыслям тесно, а начать не могу. У меня именно поэтому всегда были проблемы с сочинениями…
- Каждый имеет право на свободу выбора, то есть писать или не писать всего лишь ваше…
- Я знаю. Нет, не в этом дело. Я не могу сформулировать самое начало. Начинаю, а потом возвращаюсь к предыстории, а после – к предыстории той первой предыстории…
- Начните с чего вам угодно. Это моя работа выслушивать предыстории, ведь каждый имеет право…
- Да, я знаю, знаю… Ладно. Тогда начну все же с себя. Знаете, от эгоизма, впитанного с молоком матери трудно отвыкать.
- Каждый имеет право на любовь к самому себе…
- Но никто не должен взращивать ее до размеров себялюбия.
- Это уже право свободного выбора.
- Свободного выбора, говорите? Хм… Я закурю?
- Как хотите. Это ваше право распоряжения своими лёгкими.
- Дурная привычка. Пытался бросить, да что-то никак… Вот вы, как психоаналитик, знаете какие-нибудь приёмчики, чтобы безболезненно бросить курить?
- Н-ну… Я психоаналитик, я не врач. Я не имею права лечить от табакозависимости. Мое право…
- Что ж… Понятно. Ладно, я вам тут все пытаюсь рассказать о себе.
- Да, я слушаю.
- Родился я, как и тысячи миллионов детей, в роддоме. Хотя мог бы родиться и дома, и в лесу…
- Право родителей…
- Право родителей самостоятельно, по обоюдному согласию выбрать систему родов и способ. Мои выбрали роддом. Рос я, как и все тысячи миллионов детей, в обычной семье. Мама, папа, бабушки, дедушки. Хотя, стоп! Ни дедушки, ни бабушки я не помню. Я знаю, что они были, но лично я их в глаза не видел.
- Возможно, они воспользовались правом не видеться с внуком.
- А возможно, их просто устранили.
- То есть? Устранение без их личного письменного согласия в принципе невозможно. Никто не имеет права…
- Вы меня не поняли. Их устранили с их же жизненного пути. Проще говоря, убили.
- Н-ну, возможно, просто кто-то воспользовался своим правом на убийство, ведь по закону…
- По закону их убили мои родители. Оказалось, что после их смерти, моих дедушки и бабушки, наша семья может претендовать на двухкомнатную квартиру.
- Каждый имеет право на отъем недвижимости.
- Да, знаю… Но почему ради этого надо убивать?
- При отъеме недвижимого имущества никто не исключает и не отнимает у отнимателя недвижимости права на убийство…
- А сколько раз по закону человек имеет право убивать?
- Хмм… Если новые поправки не были приняты правительством, то… 3 раза за свою жизнь человек имеет право на убийство и четырежды на отъем недвижимого имущества.
- Странно, не находите? Отъёма имущества – четыре, а прав на убийство всего три…
- Вопрос решается в правительстве и вполне возможно, скоро…
- Я не к тому. Пусть их, решают, сколь угодно. Я к тому, что по иронии судьбы, по закону на четвертом отъеме имущества тебя самого могут убить. Ведь ты теряешь право на убийство, зато тот человек, у кого ты пытаешься отобрать, например, квартиру, имеет полное право пристрелить тебя из ЛАЗЕРА-2500 или из новейшего КРИК-14. А может, даже и из раритетного Калашникова…
- Имеет полное право, по статье о защите своих прав.
- А вы, оказывается, довольно тонкий знаток законов и прав… Когда же я узнал свои права, мне было… А в общем-то неважно, сколько мне тогда было лет. Важно, что я осознал: если не ты его, то он тебя. На тот момент я лишился матери – ее убил отец, использовав свое второе право на убийство; и отца – его убил мой дядя, используя свое то ли второе, то ли третье право на отъем имущества.
- Ммм…
- Простите, это вы сейчас использовали свое право на выражение сочувствия? А впрочем, меня это мало интересует. Нет, не потому что я столь эгоистичен. И не потому, что я имею право на свободу восприятия эмоций. Просто… Просто я совсем недавно узнал, что такое настоящее сочувствие. Да, да! НАСТОЯЩЕЕ СОЧУВСТВИЕ! А не тупое использование своего права.
- Вы только что оскорбили меня, и я имею полное право…
- Да забудьте вы наконец о своих правах! Хоть на минутку! Или нет! Вспомните о своем праве и своей святой психоаналитической обязанности выслушать клиента.
- Вы…
- Пятнадцать сверху.
- Ммм…
- За каждые полчаса.
- Продолжайте.
- А что тут продолжать… В общем, я жил, как волчонок. Озлобленный. Затравленный. Кусал всех и вся. Потому что твердо знал: если не ты, то тебя. Конечно, я прекрасно понимал, что раскидываться своими правами не стоит. Все-таки они не бесконечны, а наоборот. Стремительно конечны. А угодить на Зону лишь из-за утраты какого-то права мне не хотелось. Но все же мне дважды пришлось воспользоваться своим правом на убийство. Из-за того Читать далее...

Посольство и Балкон.

В одном древнем городе М-ске решили как-то открыть ни много, ни мало – Посольство государства иностранного. Решили – и открыли. Прямо на самой центральной улице. Прямо в самом старинном доме.
Естественно, что все три квартиры на первом этаже, отданные Посольству, почистили, помыли, покрасили да окнами пластиковыми отделали. Ну, а чтобы дождь со снегом красоту такую писанную не портили, соорудили пристроечку и крышей черепичной снабдили. Были квартиры – простые, а стали – совсем чужие. Мини-государство в государстве, стало быть.
И возгордилися тут квартиры посольские. Мол, мы отныне не просто жильё какое-нибудь! Мы отныне – Посольство заморское, евроремонтом изукрашенное, свежепомытое да свежепокрашенное. Законам вашим не подчиняемся, новой крышей сверкаем да изгаляемся.
А сверху, прямохонько на Посольством, жил-был Балкон. Простой такой, обычный Балкон с лыжами, банками солений, вечно сохнущим бельем да бабушкой с котом и семечками. Балкон не то чтобы был не рад соседству с Посольством… Просто его по каким-то неведомым причинам не спросили, а жаждет ли он такого соседства. Спросить не спросили, зато обязанность не падать на чужое государство возложили.
А как тут не упасть-то, когда крыша посольская дразнится, язык бликами солнечными кажет да Балкон грязью мажет? Дескать, грязнуля ты такой-сякой да разэдакий, дикарь да быдло невоспитанное…
Балкон терпел, терпел… Терпел, терпел… Да и не утерпел! Упал однажды на крышу посольскую, черепичную. Прямо со всем свом скарбом: лыжами, банками солений, бельём, бабушкой, котом и семечками.
Крыша – всмятку!
Бельё – в стороны!
Банки – дзинь! Разбились!
Лыжи по асфальту покатились…
Кот, истратив свою седьмую жизнь, на дереве очутился.
А бабульку с семечками шофёр посольский успел подхватить.
Подхватил – глядь! Ан это матушка его, от которой он в юности ушел счастие искать!
- Мамо! – закричал шофёр посольский и показал своё родимое пятно.
- Сынку! – закричала бабулька, сплевывая семечки.
Обнявшись, вновь обретённые родственники, как водится, спели и станцевали. Да только не помогло это. Война всё равно началась. Ведь м-ский Балкон упал на территорию государства иностранного, а это уже само по себе вторжение.
Так и воевали тридцать лет и три года. Пока не разобрались из-за чего весь сыр-бор. А как разобрались – замирились. Но уж более посольств друг у друга на открывали.
Но оно и понятно. На всех свободных от балконов старинных домов, да на центральных улицах, не напасешься.

Дурак и Молния

Давно ли, недавно ли в тридевятом царстве, заморском государстве жил да был руководитель НИИ замудрённого. И было у него три научных сотрудника: двое старших и один младшенький, по фамилии Дурак.
Пока старшие из пробирки в пробирку плазму переливали да оборудование для опытов материли, младшенький Дурак всё по полям-лесам с сачком бегал. Молнию шаровую искал. Просто была у Дурака мечта детства – познакомиться с молнией. И не абы с какой, а обязательно с шаровой, чтоб из себя такая вся кругленькая, беленькая, шипучая…
Будучи годков пяти от роду услыхал Дурак от бабушки легенду местную. Что, мол, шли как-то раз двое. Лесом шли, полем топали и вдруг услыхали сзади, за спинами, звук доселе неведомый. Обернулись – глядь, молния! Да не простая, а шаровая. Сама беленька, кругленька, в воздухе висит и пошипывает. Тихохонько так: «Пшшш… бжжж…бжжж… пшшш…» Оторопели мужики, а молния ка-а-к прыгнет! Да крайнему левому - в голову! Так вот от макушки до пяток насквозь и прошла. Ну, знамо дело, мужик на месте и помер. А потом выяснилось, что он всю жизнь бандитом был, много кого порешил да ограбил, насильничал тоже… «Бог шельму метит, - заключила бабушка и добавила, - хотя, может статься, молния свидетелем тех безобразий была, вот и не выдержала. В природе оно-от всё живоё, мыслит, думает, чувствует».
Вот так Дурак узнал, что у молний шаровых интеллект есть. Свой собственный. И решил он тогда это всему миру доказать. Выучился на младшего научного сотрудника да на службу в НИИ замудрённое поступил. А как поступил, выпросил-вымолил себе сачок огнеупорный и стал с ним по полям-лесам бегать, молнию шаровую искать. Поначалу все старшие сотрудники удивлялись, мол, где это видано, чтобы сотрудник НИИ (НИИ!) с сачками рассекал, а потом, со временем, перестали. Разве что иной раз пальцем у виска покрутят да вздохнут: «Что ж с Дурака-то взять?» Некоторые и вовсе откровенно смеялись над дураковой затеей. И зря. Ведь встретил-таки Дурак шаровую молнию!
Шел Дурак однажды в день ясный по полю чистому. Забрел в овраг и слышит за спиной звук такой… Какой-то доселе неведомый. Будто жужжит что-то тихохонько: «Бжжж… Пшшш… Бжжж…» Ну прямо, как бабушка описывала! Обернулся – а та-а-ам… Молния! Та самая! Ша-ро-ва-я. Из себя беленькая, кругленькая, у лица висит да пошипывает. «Вот уж свезло, так свезло!» - подумал Дурак и молвил радостно:
- Ну, здравствуй, Шаровая Молния!
- Здравствуй, Дурак, - ответила Молния.
- А скажи-ка мне, Молния, - начал пытать ее Дурак, - а вот есть ли у тебя интеллект?
- Есть, - спокойно Молния ответствует, пошипывая.
- Значит, правду бают…
- Значит, правду, - сказала Молния и замолчала.
- А вот еще скажи, - не успокаивается Дурак, - а где он у тебя, интеллект твой?
- А вот где! – расхохоталась Молния и прошла через Дурака насквозь. И насмерть.
Правда, потом она и сама умерла, но зато избавила мир еще от одного британского ученого. Ведь в этом и заключается святая миссия всех шаровых молний – выжигать на Земле-матушке дурь несусветную.

Размышления об Интернете

Мы с тобою… Конечно же, разные.
Коричневой массой одной мазанные…
В Интернете ругаемся и негодуем,
При встрече целуемся и в ус не дуем.
Маски надели. А может быть, сняли?
Родившие нас о таком и не знали:
Что можно лихо, за ником скрываясь,
В душу плевать, никого не стесняясь.
Двойные стандарты – такие двойные…
И вот в рьяный спор уж вступают иные.
Оратор иль ритор – здесь всем всё равно,
Ведь в дело обычно вступает… оно.
И массою льется, и плещется в лица…
Наверное, снится? Ну, точно же! Снится!
Врываясь в реальность, я вдруг понимаю,
Что тут происходит… Всё это я знаю!
Всё это я видела! Вдоволь читала!
Ругалась, мирилась и даже страдала…
В мире подлунном настала гармония:
Везде, повсеместно одна церемония.
Встреча, приветствие и «гав-гав-гав!»…
И, в общем, неважно, кто прав иль не прав.
Главное, чтоб не узрели изъянов…
Вот так порождает Сеть д’артаньянов.


***
С чего начиналось,
Никто и не помнит.
Сперва, как игра.
Потом, будто помин.
Добро, всепрощение
В годы лихие –
И вот уж насели
На шеи простые.
Авось, понесут!
Авось, и не сбросят!
Авось, мы решим,
А с нас и не спросят!
Пришедшего к власти
Все чтут, как мессию…
Да… Толерантность
Погубит Россию.

2012
(приснится же такое!... )

- Смотри! Смотри, какая красота! – закричала Она, указывая пальцем на вершины гор в облаках.
Она в общем-то знала, что показывать пальцем нехорошо, но… Во-первых, ничего не могла с собой поделать, во-вторых, Их никто не видел, и, в-третьих, Он уже давно привык к некоторым Её странностям.
- Пойдём уже, - Он мягко взял ее за плечи и также мягко развернул лицом к себе. – Холодно.
- Ну еще парочку снимков! – тоном капризного ребёнка попросила Она.
Он вздохнул. Фотография была Её страстью. Пожалуй, сильнейшей после Него.
- Хорошо, - сказал Он, - но! – он строго поднял указательный палец, - па-роч-ку.
Она радостно захлопала в ладоши и чмокнула Его в щеку.

***

Уже вечером, разбирая на своём ноутбуке фотографии, Она вдруг заплакала. Сначала тихо, словно стесняясь, а потом всё громче и громче.
- Что с тобой? – спросил Он.
- Мне грустно, - вытирая слезы платком и оставляя на нем черные следы от туши, ответила Она. – Их… Их уже не будет, - указала Она на фото-горы и фото-облака, - и… и н-нас то-о-же… - и Она уткнулась Ему в грудь, заливая мягкий тёплый свитер слезами.
Он погладил ее по голове. Спасения не было. Была только возможность в первый (и последний) раз посмотреть на горы…

***

На следующее утро Она встала очень рано. Не спалось.
До часа Х оставалось практически полдня.
Она поцеловала крепко спящего Его, закуталась в одеяло и села перед окном. Смотреть на горы и облака.

***

Они вместе сидели перед окном.
- 16.00, - констатировал Он, внутренне содрогаясь.
- Ни-че-го, - медленно произнесла Она. – Может? … - и Она вопросительно посмотрела на Него.
Он лишь покачал головой и указал на горизонт:
- Всего лишь пять минут задержки…
От горизонта отделилась тёмная синева и потянулась в их сторону. Вдали заполыхали то ли молнии, то ли обещанный Библией огонь небесный. Земля задрожала, а мимо окна пронеслись огненные шары…
Он взял ее на руки и отнес к огромной кровати. Бережно положил на зелёные шёлковые простыни и лёг рядом.
- Я тебя люблю, - прошептала Она, обняв Его.
- Я тебя люблю, - сказал Он, прижав Её к себе крепче.
А потом их накрыл Апокалипсис. И Он так и не успел сказать, что ждал Её всю свою жизнь. А Она так и не успела в сто двадцать пятый раз повторить, что Он – самый, самый, самый лучший мужчина на свете.

Но было ли это так важно? Ведь Они умерли, как в сказке. В один день.

Собственно, оттуда же.
"Такое теплое, уютное, домашнее".

[467x700]