Илья Стогов. Пара пощечин для затравки
Несколько недель тому назад я решил прокатиться в русскую глубинку, но не просто так, а посмотреть на то, чем там занимаются археологи. Россия, конечно, не Египет, но с археологическими открытиями у нас все тоже неплохо. Первым делом я доехал до Старой Рязани. Разграбленный и сожженный Батыем город был оставлен жителями и превратился почти в русские Помпеи. Из земли там и сегодня извлекают скелеты воинов, еще сжимающих в руках проржавевшие клинки. Дальше я доехал до Смоленска. Там всего в девяти километрах от центра города расположено крупнейшее в мире кладбище викингов: целых семь тысяч курганов. Из Смоленска я уехал в Псков, оттуда в Изборск, затем в Новгород... Погода радовала, археологи весело махали лопатами. Я приезжал, представлялся и, как правило, первый вопрос, который мне задавали, был: «Вы голодны? Останетесь пообедать?» Работы у руководителей экспедиций было выше крыши, но ради меня они соглашались ее отложить, ответить на вопросы, показать выкопанные серебряные украшения и пробитые топорами человеческие черепа. Приятная, одним словом, публика.
Последним пунктом маршрута было Рюриково городище под Новгородом. Все мои предыдущие собеседники были москвичами или провинциалами. А здесь, на городище, копали археологи из Петербурга. И это чувствовалось сразу. Я представился землякам, и те вежливо, но насуплено кивнули в ответ. Об обеде речь как-то не зашла. Совсем молоденький блондин-аспирант выслушал меня и сходу посоветовал разворачиваться и уезжать. Я опешил: почему? Я пытался настаивать, говорил, что специально проделал путь в четыреста километров, чтобы поговорить. Отвечено мне было кратко: на болтовню нет времени. Умный и наблюдательный мужчина Лев Лурье как-то сказал мне, что петербургский стиль общения состоит в том, чтобы сперва отхлестать собеседника по щекам и лишь потом начать общаться. За десять дней езды по улыбчивой и радушной русской глубинке я успел забыть, какой он, мой собственный, сложный и неласковый город. А теперь вот вспомнил. От слов блондина пахло домом. Такой надменности и недоброжелательности, как у нас, петербуржцев, мне не доводилось видеть нигде в стране. Покидая городище, про себя я называл блондина-аспиранта такими словами, что теперь не рискну их повторить. А что еще я мог подумать? Я ведь тоже петербуржец: быть совсем добрым у меня тоже не выходит.
Илья Стогов газета "Метро-Санкт-Петербург" 27.09.2007
http://kapitan-kapitan.blogspot.com
от себя добавлю, абсолютно верное наблюдение.
У меня под Петербургом есть много любимых мест.Одни завораживают меня своей таинственной красотой, другие связаны с личными, чаще детскими воспоминаниями, а третьи объединяют все выше сказанное. Они и прекрасны и связаны с воспоминаниями других людей, которые уже давно(или недавно) стали частью моих.
Одно из таких мест Рождествено, хотя говоря честно, надо брать шире- это и Выра, и Батово, и дороги соединяющие эти когда-то усадьбы.Но сейчас , вспомнилось именно Рождествено- мы шли пешком из Выры. И пройдя мимо , как казалось обычной церкви с каким-то заваленным двором, даже еще не пройдя, увидели УСАДЬБУ. Именно такие, мне всегда представлялось, были разбросаны по России в конце 18 века.
Тогда мы еще не знали, что раньше на месте этой, стояла другая, принадлежавшая сыну Петра Первого- цесаревичу Алексею.Что эта усадьба в начале 20 века была собственностью семьи Рукавишниковых, а Рука, как звали сокращенно последнего владельца усадьбы, дядя писателя Владимира Набокова, завещал ее своему любимому племяннику.Тот должен был ее унаследовать в 1920 году.
Мы ничего не знали о Батово, соседней усадьбе, сожженной в 1918.Это и многое другое об этих волшебных местах предстояло еще узнать.
А каким же праздником было прочесть об этих местах у Набокова в "Других берегах"!
Вот описание поворота к усадьбе и пару фоток.
"Мать ехала с отцом со станции Сиверской, а мы, дети, выехали им навстречу; и вспоминая именно этот день, я с праздничной ясностью восстанавливаю родной, как собственное кровообращение, путь из нашей Выры в село Рождествено, по ту сторону Оредежи: красноватую дорогу,-- сперва шедшую между Старым Парком и Новым, затем колоннадой толстых берез, мимо некошеных полей,--а дальше: поворот, спуск к реке, искрящейся промеж парчовой тины, мост, вдруг разговорившийся под копытами, ослепительный блеск жестянки, оставленной удильщиком на перилах, белую усадьбу дяди на муравчатом холму, другой мост, через рукав Оредежи, другой холм, с липами, розовой церковью, мраморным склепом Рукавишниковых; наконец: шоссейную дорогу через село, окаймленную по-русски бобриком светлой травы с песчаными проплешинами да сиреневыми кустами вдоль замшелых изб..."
[699x420]Улица Восстания, д. 2.
Мало кто не знает этого адреса. По этому адресу больше никто не живет.... Огромная растяжка, напоминающая саркофаг, вылезает на проезжую часть Невского проспекта...
В одной из газет я прочитала, что производство работ по этому адресу приостановлено. Но сегодня проходила мимо - смотрю... работает... техника...
Как к сообщению МР3 файл приклеивать? Но вот это "прослушать". Ну или "скачать". Где я могу взять эту информацию?
Пока мы наивно считаем, что наше мнение кого-то интересует, стройплощадка то уже подготовлена....
Новый сквер можно найти по адресу: Каменноостровский проспект, 26-28 (ст.м.Петроградская)
[525x700]"Скрипка-яблоко. Символ искушения музыкой."
ПРОГУЛЯТЬСЯ ПО СКВЕРУ>>>
Так было всегда от отца к сыну, меняя семьи, вон - сквозь города,
Последний этаж закольцует май лайв, текай вниз, это как чистый кайф,
Новая школа, но мне опять кажется, в этих людях что-то не так, что-то не вяжется:
Выбери в толпе, мой взгляд, именно мой шаг, неминуемо - я.
Кто ты такой? Какие вопросы? Снова - кто ты такой, что это за поза?
Кучи распаренных лиц, куча дебилов, я не вернусь, но ты узнаешь, кто тебя кинул,
За пару лет мы разрежем сердца тонкими нитями, меняя сознание зрителя,
Какой же будет ответ, увидев меня, минуя десять лет.
П:
Бессознательно - это живет в нас, в заколдованном мире бита, мире звука,
Твои люди тебя не отпустят, твои люди тебя не отпустят,
Бессознательно - это живет в нас, в заколдованном мире бита, мире звука,
Твои люди тебя не отпустят, твои люди тебя не отпустят.
Цедя седую золу, мы вне, долгих дум о зиме, бабилона на полосе,
Криками вразрез - я не вернусь, в жестокий темный лес,
Падая сквозь ветви, спотыкаясь о камни, и быть понятым мало, в этом поле тумана,
Смотри, двигайся на звук, только не грубо, только не думай, что я забуду,
Продолжая свой род, свой свет в нем, во времени новом, и это мой повод жить,
И проецировать прошлое в смех, зная что этот мир переживет всех,
В серии сэтов, в стенах, где нет света, там, где добро, мы остаемся, вынув нутро,
Это выход из пыли и быта, это выход из бедности как из камеры пыток.
П:
Бессознательно - это живет в нас, в заколдованном мире бита, мире звука,
Твои люди тебя не отпустят, твои люди тебя не отпустят,
Бессознательно - это живет в нас, в заколдованном мире бита, мире звука,
Твои люди тебя не отпустят, твои люди тебя не отпустят.
Мой план в умах на все времена,
Вой, Полкан, пой нам,
Именно так, до последних двух
Танец стёртых лап.
Может быть я сгорю,
И улечу по своей земле седым пеплом
Сеять любовь где её нет,
Сеять любовь где её нет...
Мой план в умах на все времена,
Вой, Полкан, пой нам,
Именно так, до последних двух
Танец стёртых лап.
Может быть я сгорю,
И улечу по своей земле седым пеплом
Сеять любовь где её нет,
Сеять любовь где её нет...
Мой план в умах на все времена,
Вой, Полкан, пой нам,
Именно так, до последних двух
Танец стёртых лап.
Может быть я сгорю,
И улечу по своей земле седым пеплом
Сеять любовь где её нет,
Сеять любовь где её нет...
Мой план в умах на все времена,
Вой, Полкан, пой нам,
Именно так, до последних двух
Танец стёртых лап.
Может быть я сгорю,
И улечу по своей земле седым пеплом
Сеять любовь где её нет,
Сеять любовь где её нет...
Мой план в умах на все времена,
Вой, Полкан, пой нам,
Именно так, до последних двух
Танец стёртых лап.
Может быть я сгорю,
И улечу по своей земле седым пеплом...
Летя в потоке машин, в городе глянца, бегущей целую жизнь, просто чтобы угнаться,
Смори в эти глаза, только сейчас, только не опуская вниз, вспомни о нас,
Ленива летняя Нева, но именно нам она, дарила прикосновение сна,
Это лекарство, как нежные губы, помадами, как будто фанк,
В открытое море - не люби не любимых но, дари понимание, даже в холодные зимы,
Окна, в которых тайный мир, навсегда тайнами, прощания пяти углов,
Ночь принесет нам прохладу и свет нового дня, разлучая, но снова маня,
Помня каждое слово, в хронике прожитых дней - навсегда, навсегда забудь о ней.
П:
Тебе не дано понять меня,
Как я хотел обнять тебя,
Тебе не дано понять меня,
Как я не хотел терять тебя,
Навсегда, утеряна та нить,
Осталась лишь память,
Навсегда утеряна та нить,
Нам не вернуть тех дней, прости
Дурманит выпитый джин, мне нужно видеть машины, откроем окна, будем дышать миром,
Прошлого нет, есть только ты нового кадра, в самом сердце летнего сада, пари птицей,
Новый свет, рожденный в тебе, улицы верят, но, не согреют, и нет, не сумеют,
Услышать все твои мысли, в этих глазах, все твои чувства:прошу, не говори мне - навсегда.
П:
Тебе не дано понять меня,
Как я хотел обнять тебя,
Тебе не дано понять меня,
Как я не хотел терять тебя,
Навсегда, утеряна та нить,
Осталась лишь память,
Навсегда утеряна та нить,
Нам не вернуть тех дней, прости
Я видел черные глаза траура, а на распятьях цитаты Пауло,
Павшим, земля сладость, верьте, для живых - розы обернутся смертью,
Видимо это мешает, при жизни, жалость как кара, время как бритва,
Непонятые гении, путают сети, замыкая водород в цепи,
Униженные смехом, были чем-то вроде петарды, жажда, сочиняла Кораны,
Сердце било быстрее, окутав паром, но врядли понял брат брата,
Ярче краски, но нет веры на руинах сердца, так проще загнить цвету,
Собери хроники брат, что б люди знали как это, лететь в ад.
П:
Голосами падших, согрей эпоху последнего марша,
Голосами падших, согрей эпоху, чтобы в людях было больше заряда,
Больше минут, которые не зря идут по кругу,
Через нас, через нашу любовь, через Бо - лети на огонь.
Бренное тело уснет при выдохе. Малахит темнеет - брось вниз,
Тени ресниц теплотой как Дали, Левитан - тони, пей бриз,
Сотри следы те, что за нами, как поле перекати, перекрои вуали,
Как не было Немо, как не было воли у портного, но, та боль пани,
Под звуки ручья, руки ведут, куда? В нас нет дорог ведущих к лесу,
Слепит не свет, в тебе слепит мнимое, доступное не имеет веса,
Какая тут правит правда? Как королевские плевы, пали под ранами,
Как дикие птицы, увидев ладонь, так и я - летя на огонь, летя на огонь.
П:
Голосами падших, согрей эпоху последнего марша,
Голосами падших, согрей эпоху, чтобы в людях было больше заряда,
Больше минут, которые не зря идут по кругу,
Через нас, через нашу любовь, через Бо - лети на огонь.
Лети - это лирика гор, романтика боя, я знаю это не больно,
Тайна гибели - две сплошные линии, запах резины, свет невыносим
Видишь меня? Видишь наверняка: и тут я вспомнил месяц назад - я и ты:
И тут этот голос затих, и такой белый снег летит и летит...
П:
Голосами падших, согрей эпоху последнего марша,
Голосами падших, согрей эпоху, чтобы в людях было больше заряда,
Больше минут, которые не зря идут по кругу,
Через нас, через нашу любовь, через Бо - лети на огонь.
Кто за чем едет в Павловск... Кто-то за прогулкой по парку, кто-то за походом в музей, а мы за аттракционом общения с дикой природой. Правда сегодня там было столько народу, что к белкам буквально была очередь. А сытые белки не вполне желали общения с людьми, орешки в них уже не лезли, так что орешки были ими спрятаны (весьма ненадеждно) под опавшей листвой.
[525x700]ЙА БЕЛКО>>>>>>>>>>>
Как можно выжать смех из этих серых дней? Писать и не предавать, верить и быть,
Как можно выжить на войне, сохранив жизнь, когда он только-только начал жить?
Закопаны, помнят тома, мы принимали прах любви, зачем-то падая в мир,
В облаке звука, улетая по ночной дороге, там, где трещит по швам трактир,
Услышишь ли мой позывной, едкой солью стирая буквы не написанных слов,
В этом лесу такое чистое небо, и если я улыбаюсь, значит, я готов,
Что меня ждет? Ведь ты мне брат солдат, узорами мертвых душ падая вниз,
Где прячут облака сердце камня? Не смотри как сладка жизнь, отвернись.
П:
Пускай там будет белый, белый песок, это финал сын, и больше не сон,
Не разлучай нас, не разлучай нас, не разлучай нас:
Пускай там будет белый, белый песок, это финал сын, и больше не сон,
Блеск янтарных глаз, призрачных невест, и ты так близка.
Такие странные мысли, и я боюсь, это правда - там впереди ледяная вода,
И на рассвете эти птицы не обо мне, больше не будет слов, это не смерть, этого нет,
Венера, тот миллионный клад, тот мир в моем ДНК, тот слепец, что тебя не знает,
И он едва не руками, проникал в подсознание, голосом Ассаи,
Сила уйдет, как мимика покинула мима, как след затирает ветер с нежной силой,
И мы растаем мороженным на языках миллионов, после себя, оставляя лишь клоны,
Прямо напротив, ты знаешь историю, может, знаешь, что меня гонит, что меня гложет,
Пускай не будет горя, это не честно и низко, бог дай мне уйти, увидев радость близких.
П:
Пускай там будет белый, белый песок, это финал сын, и больше не сон,
Не разлучай нас, не разлучай нас, не разлучай нас:
Пускай там будет белый, белый песок, это финал сын, и больше не сон,
Блеск янтарных глаз, призрачных невест, и ты так близка.
Как светлая вода дарит цвет цвету, я же хочу быть цельным, как сталь - 3,
Я видел все, как будто не было преград между глазами, напротив, там
В космосе белых роз, меня съедает изнутри эта музыка, как голод в пост,
Скомканный дым избавляет от плена, но, роняя мыло тебя имеет система,
Уникум, но тоже курит, пьет и быкует, работает, как отбывает, ты ли не знаешь,
Звуки радио в пустой комнате, и пусть я не помню, что было поводом,
Вам же нельзя быть здесь, эта музыка веры, это музыка нервов, музыка теплого моря,
И та душа, что горела себе не изменит, и та душа, что горела себе не изменит.
П:
Разве это именно то? Именно ты? Мне нужны четкие мысли, ты понял?
На безлюдной войне, мне полюбится женщина как Ева,
Разве это именно то? Именно ты? Нам нужны полные залы, ты понял?
На безлюдной войне, мне полюбится женщина, как пуля в любой момент.
И это я слепо брел, смело сметал, терял, но не находил, и не понимал,
Как долог путь от грязного сердца, как дорог друг, если он друг, и как дорого детство,
Знаешь, что в гаражах на окраине, что в подвалах и барах, и кто воспламеняет во мне панику?
Это может быть полный ноль, или поезд идущий в лагерь и ты очнешься...
Где-нибудь в полумерах, в полуподвалах, в полутонах, иной свет в тебе одной,
До дома минимум пять, но не зажимай кровь, не выдавай боль,
Ну же не тлей, мне нужно больше идей, чтобы найти выход, мне нужно больше людей,
Мне нужно больше *** не скрывающих слез, отныне - это гипноз.
П:
Разве это именно то? Именно ты? Мне нужны четкие мысли, ты понял?
На безлюдной войне, мне полюбится женщина как Ева,
Разве это именно то? Именно ты? Нам нужны полные залы, ты понял?
На безлюдной войне, мне полюбится женщина, как пуля в любой момент.
Откуда я знаю тебя? Бубновая два, вспомни соло,
Я читала твои дневники, начиная с самого первого слова,
Светом белой луны, вдыхая янтарный туман,
Я буду с тобой навсегда, на затертой бумаге только одна,
Внезапные встречи, после теплого дня, зажгут щеки,
Ему будут являться руки и гладить грубые губы ладонью,
На том берегу между сбитыми тактами, горит алый рассвет,
В этом теле, пылая, он знает, как вымереть бег, в клетке лет
П:
Блеск. Это все об основах любви. Манит к теплому телу, запрет, прикоснуться на миг,
В сладком тумане, в этом приторном запахе рук, после полуночи будь в городе двух.
Чернила писали в тетрадь все о том же, между пунктами лекций,
Сознание спит, но я слышу механику этого сердца,
Едва ли твой сотканный свет, будет один в этих краях,
Я вижу, как он уходит в туман, обезумев и сам,
Неровные строки и те кто писал, я видел, размытые каплями "Л",
Тела, оставленных наедине,
Босыми ногами, вдали, я слышал ту, что манила на мель,
Черное облако, как времени век тихо парило над ней.
П:
Блеск. Это все об основах любви. Манит к теплому телу, запрет, прикоснуться на миг,
В сладком тумане, в этом приторном запахе рук, после полуночи будь в городе двух.