Поднята рука, машина останавливается. Впереди кто-то упал на дороге, и нам предстояло объехать огромный труп. Экскаваторы уже принялись за работу, чтобы убрать хотя бы ту часть, что перегородила собой проезжую.

Когда гиганты умерли, то попадали кто где. Нам приходилось по полчаса стоять в пробках, хотя дорожные службы и работали, не жалея сил. Посмотри, по-моему у этого твоё лицо, сказал водитель. Да ну, быть того не может. Мы смотрели, как трудится пригнанный башенный кран, со скрипом поднимая отделённую от тела голову. Это всё из-за бороды, надо полагать.

Многие принимают меня за кого-то другого. По мне, лучше так, чем наоборот. Самим собой я быть точно не хотел.

На третий-четвёртый день после смерти гиганты оказывались легче пёрышка. Обычный пикап с цепью, немного побуксовав, мог с лёгкостью подвинуть мешавшее проезду тело. Проблема состояла в том, что трёх дней у нас в запасе не было. Кран скрипел и тужился, рискуя свалиться сам. Многие останавливали машины по обочинам, чтобы идти пешком.

Спасибо, что подвёз, но здесь нам, похоже, придётся расстаться.

Когда во сне вы отплясываете в компании ослепительных гомиков в блёстках и полуголых индусов, улыбающейся молодёжи, смотрящей на вас снисходительно, но без вражды, на площади, которой в реальности не существует, вокруг полуразрушенного фонтана, засыпанного мусором, в свете прожекторов и мигалок пустых полицейских машин по периметру, поднимаетесь с одним из танцующих на второй этаж, чтобы перекусить куском похожего на смерть чёрствого хлеба, а праздник внизу за большими пыльными окнами всё продолжается, то понимаете, что эпидемия ковида, локдаун, всё это — подошло к концу, можно спокойно просыпаться и идти на работу, — в вашем подсознании всё будет просто отлично.

Все они погибли, и всё закончилось, как и не существовало. Речь пойдёт уже об их детях, о брате с сестрой внутри полуразрушенного дома, — а также о дневниках матери и фотографиях отца, скромном наследстве, оказавшихся в распоряжении этой едва совершеннолетней парочки.

Неподалёку от дома начинается лес с вырезанными на стволах глазами. Мальчик нашёл перочинный нож, видимо, принадлежавший отцу. Девочка нашла строчки в мамином дневнике: "Деревья на самом деле видят, эти глаза на стволах — наши с ним. Это глаза слепых".

Документы на дом, вложенные в дневник, были в полном порядке — в отличии от прохудившейся крыши, с наполовину сгнившей, наполовину провалившейся черепицей. По ночам можно было видеть звёзды над головой — и маленькую фигурку, раскачивающуюся, поблёскивая, от звезды к звезде.

И дом, и лес были пусты, ни вампиров, ни оборотней. Только анонимный лисий хвост махнул на прощанье мальчику, вышедшему покурить, — явно без всякого желания общаться. Дом, конечно же, был полон шорохов и стонов.

— Почему ты плачешь?

— Я вспомнил, как в детстве боялся темноты; теперь же в ней ничего нет. Все друзья, так пугавшие меня в детстве, ушли.

— Всё-таки не все: ты же видел паучка среди звёзд? Мама пишет о миллионах братьев и сестёр, кинувшихся врассыпную при первых порывах холодного ветра прочь от голодной, но. к счастью ослабленной родами матери, -- растопырив ручки и ножки, вращаясь в пустоте.

Словно музыка внутри гигантского пианино: это соль, а это фа, но пока звучали эти две ноты, половина жизни уже пролетела.

— Я лично, — зашептала фигурка, опускаясь сквозь ветви, почти что у самой земли, — никогда не грустил из-за расставаний. Если посмотреть внимательнее. — он приземлился не очень элегантно, сверзясь с метровой высоты, но тут же вскочил, отряхиваясь, — чем человеческое сердце отличается от паука, терпеливо ждущего очередную жертву в самом центре?

Идёт снег, и ничего не работает ни внутри, ни снаружи. Белое небо оседает на высунутых языках собак, и в глазах фонтанов. Наверное, на море снег – солёный на вкус. Винсент писал, что задача художника в том, чтобы пробить железную стену между тем, что он чувствует, и тем, что умеет, но мы-то с тобой знаем, что стена вовсе не железная, это Винсент железный, старый железный дровосек, ржавеющий в лесу на пути к Изумрудному городу, ноги оплел плющ, в животе поселилось семейство мышей. В левом глазу – гнездо с голубым яйцом. Наш старый добрый мёртвый Винсент. Пробил себя со всех сторон, и теперь снег падает и внутри, и снаружи, и ничего не работает, ничего и не должно, кроме нас с тобой. Ой, а да как же мы с тобой работаем-то? Я втыкаю в себя работу, практику, это письмо, а потом я падаю, и экран компьютера освещает моё кажущееся мёртвым лицо, я надеюсь и жду, пока ненужный мусор наполняет мою остановившуюся жизнь, с надеждой смотрю в ещё оставшееся пространство, сдерживая в себе желание разметать по сторонам людей и обязательства перед ними, всё надеюсь, что мой мир умрёт от медленного яда, которым я травлю его, оставит меня в покое, а я при этом как бы ни при чём окажусь, и напишу тебе письмо, о, как бы я хотел написать тебе.

Человек с завязанными глазами. На ощупь находит сигареты, спички, закуривает. Говорит:

– Как прекрасны майские вечера! Мы идём вместе, хотя спутники мои и предпочитают прятаться в тени. Мы идём по пыльной улице, мимо частных домов, цветущих палисадников за оградами. Ущербная луна, протяжные стоны трамвая. Под старым орехом – скамейка и качели. Смазаны маслом, петли скользят, не издавая ни звука. Я уверен, мы не разбудим хозяев, только посидим во дворе под виноградными листьями, за покрытым лунной клеенкой столом.

Ах, луна! Медленно переползает из щели в щель. Люди луны, серые статуи, одни лишь только глаза мерцают. Всю жизнь мы живём отражённым блеском, укрывая его под серой одеждой. Наши случайные прикосновения холодны как мрамор.

Девочка украдкой выходит из спящего дома, очарована светом, к пустой скамейке и замершим качелям, выходит на улицу. Мы здесь, рядом, но предпочитаем держаться в тени.

Мне нравится работать много, эффективно, быстро, с шести до одиннадцати утра, нравится сдавать обработанную почту, нравится усталость, нравится возвращаться домой. Нравится работать с шести до одиннадцати вечера, неостановимо, как поток, прощаясь со всеми уходящими из конторы вовремя, поздно и очень поздно, нравятся испуганные улицы, пустеющие после восьми вечера. Я не заслужил это счастье ничем, счастье родиться, работать, платить налоги и умереть. Я не заслуживаю зарплаты, не заслуживаю любви и даже простого человеческого отношения. Мне просто повезло, каким-то образом я оказался похож на прямоходящих двуногих, населяющих эту планету. Удивительно. Счастье дышать. Счастье обнять девушку. Счастье оплатить проезд, получить билет и поблагодарить кондуктора. Счастье прикосновения старческой руки, словно Адам, тянущийся к богу. Почему-то, в силу какого-то чуда, в месте, где я живу, не идёт война, не расклеены на столбах объявления с моим лицом. Почему-то я не слышу криков убиваемых женщин и насилуемых детей. Что-то случилось? Что именно? Что я пропустил? Чего не заметил?

Если я включаю свет, он включается. Если открываю кран, вода льётся, и эту воду можно ПИТЬ. Она не отравлена, без паразитов, её не надо фильтровать. Если я захочу, я могу ИСКУПАТЬСЯ в этой воде.

А ещё, я не приложил ровно никаких усилий, чтобы вести ту жизнь, которую веду. Я не сражался героически, и не отсиживался трусливо в тылу. Я не спас никого из своих друзей, и не погубил никого из девушек. Равнодушен к карьере. Я живу чужую жизнь, но нет того, кто явится за мной в её конце.

Преступления, за которые мне не придётся отвечать. Ненаписанные рассказы напишет кто-то другой, и я буду рад их прочесть. Но это самоощущение писателя в незаслуженном затяжном (не вечном, конечно, когда-нибудь он подойдёт к концу) отпуске, в раю (или чём-то очень похожем), зависшем над полыхающей адской бездной, всё длится, не прекращаясь, вот уже двадцать семь лет, с тех пор, как я первый раз взял ручку и закурил сигарету, сразу став тем, кто я есть, мгновенно спасшись, эвакуировавшись, неоправданно и по чужому билету.

Была зима девяносто третьего. За окном цоколя шёл снег. Я услышал, как хлопнул, раскрывшись над головой, парашют. Мы десантировались на город-курорт, неотличимые от снежинок, смесь воздуха и воды.

Это цитата сообщения checkoff Оригинальное сообщение

Он взял ее через пожарный кран
И через рот посыпался гербарий
Аквариум нутра мерцал и падал в крен
Его рвало обеими ногами
Мело-мело весь уик-энд в Иране

Он взял ее
на весь вагон
Он ел ее органику и нефть
забила бронхи узкие от гона
Он мякоть лопал и хлестал из лона
и в горле у него горела медь
Мело-мело весь месяц из тумана
Он закурил
решив передохнуть

Потом он взял ее через стекло
через систему линз и конденсатор
как поплавок зашелся дрожью сытой
когда он вынимал свое гребло свое сверло
Мело-мело
Мело

Потом отполз и хрипло крикнул ФАС
И стал смотреть что делают другие
Потом он вспомнил кадр из "Ностальгии"
и снова взял ее уже через дефис
Мело-мело с отвертки на карниз
на брудершафт Как пьяного раба
завертывают на ночь в волчью шкуру
Он долго ковырялся с арматурой
Мело-мело
Он взял ее в гробу

И как простой искусствоиспытатель
он прижимал к желудку костный мозг
превозмогая пафос и кишечный смог
он взял ее уже почти без роз
почти без гордости без позы в полный рост
через анабиоз
и выпрямитель

И скрючившись от мерзости от нежности и мата
он вынул душу взяв ее как мог
через Урал Потом закрыл ворота
и трясся до утра от холода и пота
не попадая в дедовский замок
Мело-мело от Пасхи до салюта

Шел мокрый снег Стонали бурлаки
И был невыносимо генитален гениален
его кадык переходящий в голень
как пеликан с реакцией Пирке
не уместившийся в футляры готовален
Мело-мело Он вышел из пике

Шел мокрый снег Колдобило Смеркалось
Поднялся ветер Харкнули пруды
В печной трубе раскручивался дым
насвистывая оперу Дон Фалос
Мело-мело Он вышел из воды
сухим Как Щорс
И взял ее еще раз

Это цитата сообщения checkoff Оригинальное сообщение

Это цитата сообщения Лигейя_Эдгара Оригинальное сообщение

 

Облака по весне - будто огромная груда             драгоценных камней...
		Хасуи Кавасэ. Ночь. 1927

 

Это цитата сообщения checkoff Оригинальное сообщение

...О, моя Эми, моя необычайная Эми с неукротимыми волосами и сияющими глазами, моя дорогая возлюбленная о тысяче трансцедентных нагих ночей, моя блистательная девочка, чьи рот и тело много лет творили чудеса с моим ртом и телом, единственная девушка, кто когда-либо спала со мной, единственная девушка, с кем мне когда-либо хотелось спать, всю мою оставшуюся жизнь мне не только будет не хватать твоего тела, но особо мне будет не хватать тех частей твоего тела, что принадлежат только мне, что принадлежат моим глазам и моим рукам, и даже тебе самой неизвестны, тех твоих частей, каких ты и не видела никогда, тех задних частей, что невидимы тебе так же, как мои невидимы мне, как незримы они для всякого человека, обладающего или обладающей своим собственным телом, начиная с твоей попы, разумеется, твоей восхитительно круглой и изящной попы, и задних сторон твоих ног с бурыми крапинками на них, перед которыми я преклонялся так долго, и тех морщинок, что награвировались на твоей коже под самыми твоими коленками в том месте, где нога сгибается, как восхищался я красотой двух этих линий, а ещё сокрытая часть твоей шеи и бугорки на твоём позвоночнике, когда нагибаешься ты, и прелестный изгиб твоей поясницы, который принадлежал мне и только мне все эти годы, и большая часть твоих лопаток, дорогая моя Эми, как две лопатки твои выпирают — это мне всегда напоминало лебединые крылья, или же крылышки, торчащие из спины сельтерской девушки с "Белой скалы", кто была первой девушкой, кого я когда-либо полюбил...

Одной девушки было так много, что было невозможно по улице ступить, тут же на неё ни натолкнувшись. Возможно, у этих девушек и были отличия, на первый взгляд незаметные. Блондинка, ростом чуть выше среднего, с волосами до плеч, чересчур энергичная для своей, кажущейся на первый взгляд субтильной, комплекции. Широкий лоб, открытый взгляд внимательных светлых глаз, прямой нос, слегка пухловатые щёки, тонкие губы. Девушек было много, слишком много, и не похоже было, чтобы одна стремилась хоть как-то отличаться от остальных. Волосы чуть подлиннее, рост чуть повыше. Незаметная армия, заполонившая улицы столиц и городов поменьше, с одним ребёнком, двумя и без детей вовсе. Этой девушки всегда было так мало себя, что справляться со всем не получалось -- ни с детьми, ни с родителями, ни со всегда, всегда невыносимым мужем. И вот, из-за того, что её было так мало, их и было так много. Однажды они станут большинством, и мир, который мы знали до сих пор, навсегда прекратит своё существование.

А другой девушки было так мало, что почти что не было вовсе, небольшого росточка и изо всех сил старавшейся казаться неприметной внешности, а знаний так много, что впору на голове чемодан носить, а то и два. Девушка могла становиться невидимой, ну что за чудесная способность. Её было так много, что она могла отключить себя ту, что стала неинтересной, скучной или даже опасной для остальных, -- и всё же ей всегда оставалось, чем заняться ещё, быть занятой по уши, только по ушам таких как она и можно было вычислить, -- или же по той беспросветной, безнадёжной, неразгребаемой куче дел (фрилансерство на удалёнке, как правило), откуда эти нежные отростки торчали. И так одни девушки шли по улицам между домов, которые другие девушки населяли, если как и перемещаясь, то максимально незаметно для себя и окружающих. Когда-нибудь их станет настолько мало, и сами они уменьшаться и ускорятся до таких байтов в секунду, что мир, каким его знали, старый тёмный грязный мир останется пустой, уже окончательно утратившей всякий смысл, оболочкой.

К счастью, он, мир этот бессмысленный с одной и почти исчезнувший с другой стороны -- всего лишь голова, слава богу, не взятая отдельно, одного отдельно взятого начинающего писателя сорока пяти лет. И постоять на ней за себя он всё ещё в состоянии.

"Ваш дневник не обновлялся неделю"

Оба-на, удивили. А то я не в курсе, что на ЛиРу бываю неприлично редко. Кстати, кому (кому? Я достоверно знаю, что многие уже слиняли отсюда, как и я) интересно, всякую разномастную литературно-творческую деятельность я вовсе не забросил, просто перенёс её в несколько иное поле, и на ЛиРу сил уже как-то не остаётся.
Если подробнее, то в данный момент на "В контакте" с группой единомышленников потихоньку издеваюсь над коммерческим использованием псевдопатриотических настроений - группа пока закрытая, набираем массу материала.

Вот и я...
Город встречает меня лучами по-настоящему весеннего солнца, тогда ккак Екатеринбург провожал метелью и снегом прямо в глаза...
Видимо особенность всегда ждать худшего- есть мой талисман, и у меня второе место,приятно))
Устала и очень грязная...
Беспокойная ночь....

Приятно быть дома..

(Отсюда: http://www.mds.ru/index.php?act=announce&f=3&id=4)

22 марта 2009г. проект "Модель для сборки",
при поддержке компании "Samsung Electronics",
а также при участии креативного агенства "25 Кадр"
представляют Вашему вниманию Live-версию любимой программы!

В программе мероприятия:
- Награждение лучших писателей 2008 года (по версии программы "Модель для сборки") призами от компании "Samsung Electronics"
- Live-выступление программы "Модель для сборки" (в 2-х отделениях)
- Видеоинсталляции и визуализация рассказов в реальном времени by Art Project “Kusasha”
- Выступление этнических музыкантов
- Ну и, конечно же, наше общение, ответы на вопросы, фотосессия, в общем все то, по чему и мы и Вы, конечно, очень соскучились...

Состав проекта "Модель для сборки":
Автор, идеолог и литературный ведущий проекта - ВЛАДИСЛАВ КОПП
Музыкальный ведущий проекта - DJ Михаил Габович
Музыкальный ведущий и продюсер проекта - DJ Андрей Addison

Мы с радостью приглашаем Вас на нашу встречу, которая состоится 22 марта, в воскресенье, по адресу :
ст. м. "Ул. 1905 года", улица 1905 года дом 11.
Клуб-Ресторан "ДЫМОВ № 1" (http://dymov1.ru/)
Сбор гостей в 20.30
Телефон для бронирования столиков: +7(495) 641 32 22

Озабоченно щуря глаза за стеклами очков без оправы, Джонатан Куэлл распахнул дверь, на которой было написано "Управляющий". Он швырнул на стол сложенную бумажку и, задыхаясь, произнес:
- Взгляните-ка, шеф!
Сэм Тоб перекатил сигару из одного угла рта в другой, взглянул на бумажку и потер рукой небритый подбородок.
- Какого черта! - взорвался он. - Что они такое болтают?
- Они доказывают, что мы выслали пять роботов серии ЭЛ, - объяснил Куэлл, хотя в этом не было никакой необходимости.
- Мы послали шесть! - сказал Тоб.
- Конечно, шесть! Но они получили только пять. Они передали их номера - не хватает ЭЛ-76.

Айзек Азимов - «Робот ЭЛ-76 попадает не туда» (Isaac Asimov. Robot AL-76 Goes Astray (1964))

Эх, какой был дезинто!.. Впрочем, о чем это я? А, ну да. Для лунной станции номер семнадцать должны были прислать шестерых роботов. А прислали пять. Как-то вышло, что шестой при транспортировке остался на Земле. А поскольку был спроектирован для работы в условиях Луны, земная действительность потребовала от него нестандартных действий. В общем, это надо слушать. Полчаса.