А всего-то и нужно было - вернуться и показать, что вернулась. +6 ПЧ за день - Лирушечка что, мне так рада?

Ати, зря. Я сильно изменилась.

Нет, не та я, какой хотела быть в детстве.

Я считала в детстве, что если ты не учишься на бюджете, ты дурак, а ещё считала что секса до свадьбы быть не должно. Я думала, я буду сильной, как тогда, и всё будет под контролем. Ещё я думала, я ни от кого не буду зависеть, и легко найду работу. Я буду успевать много-много всего, и не буду давать волю эмоциям. Я буду честной, и всем будет хорошо.

Ещё я думала, что буду встречаться с мужчинами только по любви. И, пожалуй, это единственное что всё-таки сбылось.

Разговор двух друзей))))

Он: женская логика не поддаётся научно-логическому обоснованию на основании причинно-следственных связей в модернистическом социуме))) 

Она: а типа ваша поддается в счет того, что вы такую умную хрень можете сказать?))))

Он: наша поддаётся потому что мы её придумали и заодно придумали как её понять)))

Я напою тебя своей Японией…

Давай уедем. Тихий Океан,
Мои прикосновенья помнит.
Всего-то лет прошло.

И я – его, хоть смутно-горько – помню,
Так, верно, помнишь за плечом колчан
И ты, и мчатся к Солнцу кони…

Оно взошло.

Оно взошло по белым тонким лицам,
По опадающим неласковым цветам,
И осторожно заглянуло в храм,
Где двое спят, и им всё это снится.

Всё вдруг стало совсем не таким, каким было раньше. У белого появился серый оттенок. Казавшееся нерушимым спокойствие постоянно вспыхивало яростью и нежностью. Даже то, что я чувствовала себя сильным, выросшим на верной почве деревом, стало казаться наносным рисунком.
Всё дело было в том, что я никогда не любила мёд. Его яростная сладость, казалось, не сходила потом с языка днями, его запах – запах сахара – вызывал во мне жгучее раздражение, будто это был запах репчатого лука. Я не любила мёд, нет, я не выносила мёд на дух. Весь, кроме этого.
А с этим всё было по-другому. Ни принципы, ни здравый смысл не спасали: меня тянуло к тягучему, бархатистому веществу, хотелось есть его ложками, не останавливаясь, невзирая на последствия. Я сдерживалась, сдерживалась изо всех сил, пока одним вечером не оказалась прямо рядом с открытой банкой, из которой торчала большая деревянная ложка. Я не помню, как начинала есть. Маленькими кусочками, всё ещё опасаясь – и надеясь, – что одумаюсь, что снова почувствую неприязнь и брошу. Мёд таял во рту и становился похож на наркотик. А я всё ела, иногда ускоряясь, словно пытаясь наесться быстрее, пока никто не помешал, пока не передумала, пока банка почти полная. Это был неправильный, совсем неправильный мёд, и я отдавала себе в этом отчёт.
Я никогда не была сладкоежкой, и мёд – на завтрак, обед и ужин – не мог не сказаться на мне. Я округлилась, я привыкла к сладкой жизни. Привычка эта, наверняка, дурная, ведь говорит мне мама: банка закончится, а обычный мёд ты не выносишь. И я не зря сейчас хожу неделями облизываясь, оттягивая следующую порцию. Я хочу, чтобы банка не кончалась. Никогда.