Бывает, значит, и этак – об стену лбом!
Не ждал, не гадал, вдруг выросла на пути.
Упал, ушибся, не умер, что ж, погляди,
Откуда она. Не знаешь – стоишь столбом.
Как резво прыгал, смеялся, почти что пел.
И солнце светило ярко из пустоты.
Ты знал, что там пустота, но для этих дел
Был слишком собою горд, мой маленький ты.
Допрыгался, выпел, споткнулся, и вот – стена.
Кирпич ли, базальт, асфальт – кто там разберет.
Стоит, уверенная, как из витрины цена,
К которой от страха никто и не подойдет.
Пытался понять: смотрел же перед собой.
Смотрел назад, под ноги, по сторонам.
Там не было стен, там только шумел прибой.
Прибой прибил. С шумным плеском – да по ногам.
Теперь идешь – нервно смотришь на все вокруг.
Молчит прибой – он звучит уже не тебе.
По скользким камушкам прыгал, мой юный друг.
Теперь и на выстрел не подойдешь к воде.
Пост, посвященный книжной ярмарке, нужно начинать с цитаты из Бродского: «Был в горах, сейчас вожусь с большим букетом», тонко намекая на то, что обладаешь изысканным вкусом и принес с собой кучу книжек, которые сейчас, вывалив на диван, разбираешь, листаешь, вчитываешься в оглавление и прочим образом предвкушаешь.
Однако эта заметка-мемория, посвященная десятой нон-фикшн, эпиграфа не удостоится. А почему? – А по той простой причине, что с выставки я принес только диск с нравоучительными беседами г-на Лайтмана, Бен-Бецалеля нашего времени. Диск был воткнут к прослушиванию, на голову надета кипа, но после десяти минут и тонких девичьих стонов (не Лайтмана, не подумайте), отключен – за навеянную скуку. Потому как рассуждения о том, создал ли Б-г деньги, или деньги создал Б-г, не порадовали. А ведь на выставке молодые люди с нездоровым профессионально-миссионерским блеском в глазах так вкрадчиво спрашивали «Вы хотите быть богатым и счастливым?» и всовывали заветные диски с неприлично веселой раскраской прямо в загребущие руки. Видимо, опять придется искать другие пути к бессмертию, хотя все-таки никак не могу отвыкнуть от мысли, что переведенная через дорогу бабушка очень даже окажется Афиной Зевсовной Палладой, оперативный псевдоним Головная Боль.
Н-да, но продолжим о выставке. Книжек было много – не буду грешить против истины, ЦДХ оказался забит ими, пожалуй, на одну шестую. Но – вот беда – новенького, интересненького (мне) и пригодного для чтения в метро – такого не было ни разу. В метро ведь нужны особые книжки – какие-нибудь очень публицистические, исторические, чтобы можно было закрыть на любом месте, не сильно прикипая к сюжету. С этой точки зрения идеальны какие-нибудь мемуары. Но ни мемуаров, ни сборников статей (если не считать за такой пятитомник речей Горбачева), ни уж тем более исторических трудов я не встретил. Нет, конечно, они были – но это все я вижу в магазинах последние лет пять. Ярким примером скудости книжного рынка стало больное на все редакторские головы и тем забавное издательство Энигма – их красная мистическая серия давно уже скуплена в своих лучших образцах, а бесконечные труды унылого Р.Штайнера меня не заставит прочесть даже тот факт, что с ним рассорился Андрей Белый.
Много мистики (христианской, мусульманской, блаватской), меньше всяких убогих не пойми какого метода современных романчиков (из них половина – скандинавских, а на тамошнем полуострове литературы, извините, почти нет), Жан-Пьер Милованофф, одетый под Остапа Бендера (как, вы не знаете Жан-Пьера? Вот и я не знаю.), – а дальше тишина. Усталому книголюбу было абсолютно не на что позариться, даже располагая неплохим начальным капиталом – простите, репринт «Медного всадника» Бенуа 1923 года форматом метр на метр смутил меня объемом.
Так что расстроенный вечер кончился в «Москве» новой Верой Камшей, а Цехерит в очередной раз должен был напомнить себе, что филолог он в прошлом, где осталась жажда скупки всего умного и печатного, а также литературный модернизм в любых видах.
ЗЫ. Это был слегка экспериментальный пост с элементами массвой стилистики и литдыбра.