Искусство (особенно кинематографическое), если не наделено какой-нибудь оригинальной идеей (тогда оно уже прямая фантастика), обречено на повторение. Повторение либо известной сюжетной канвы (например, любая хроника – хоть «Поющие в терновнике», та еще скука, хоть «Пошехонская старина»), либо – известной идеи. Идей у нас гораздо меньше, чем сюжетов, и большинство из них нынче сводится к экзистенции, проблеме художника и свободы – ну и патриотизму по вкусу.

Вот «Дом, который построил Свифт» настолько банален по идее, что его страшно пересказывать. И – в этом, кстати, есть очень большая трудность для кино – нужно было подобрать оригинальную форму. Горин – подобрал, фильм удался, хотя все равно местами балансировал на грани.

А «Дикое поле» (и не оно, кстати, одно, там долгое эхо всяких тарковских модернистов) – притча. То есть такое не очень художественное нечто, которое берет голую идею и пинками выгоняет ее на пустырь, где нет ни одного образа. Для наглядности, видимо, нет. И вот начинается коренное формальное противоречие. Режиссеру нужно учиться у И.Христа: краткость – сестра притчеписателя. Два-три абзаца – не больше. 10 минут визуальных средств – и хватит. А тут два часа. Действия, знамо дело, нет, как бог на душу положит скомпонованные картинки провисают (герой в туалете, герой умывается, едет машинка, шумит ветер, бежит собака…). Это не экзистенция, где из набора таких тупо-картинок рождается нечто большее. Потому как количество должно перейти в качество, когда в финале – бжик! – и все волшебно станет на свои места, оправдается последней сценой, Тереза Дескейру отряхнется и уйдет, холодно поводя плечами. А у нас (в «Диком поле») конец посвящен морализаторской теме доброты и благодарности. Так что – притча. Которая как жанр должна вымереть как раз две тысячи лет назад – а она все влачит жалкое существование, и пример басни, опочившей от трудов вместе с Крыловым, не колет ей глаза. Чего уж там, если из десяти эксмовских рукописей две – обязательно притчи. «Спасибо вам за то, что вы несете», но кол, и в корзину.

Тут бы еще надо сказать, что у «Дикого поля» остается два защитных аргумента: гениальные диалоги и мифологическая подложка.
О последней есть один лишь вопрос –а зачем? Вопрос этот никак не устарел со времен Вульф, у которой миф служил костылем для психологии, поистаскавшейся за годы реализма. Но там, у Вульф, из мифа получался естественный, пусть даже и вялый вывод (хором вспоминаем Орландо). А тут миф ради мифа – смотрите, режиссер тоже читал Борхеса.

Ну и гениальные диалоги – «хоть бы война», «бог оставил Россию»… Тут уже никаким замшелым сценарием не оправдаешься. Он может быть сколько угодно взят из девяностых (да не были они «лихими», я в них вырос – и ничего, жив до сих пор), но убогость мысли безвременно почивших драматургов это не отменяет.

В общем, я глубоко разочарован всеми киноакадемиями, которым достаточно показать палец нудятину на два часа, чтобы стяжать и увенчаться.

Ах да, еще в фильме была хорошая девочка-актриса из Хакассии, которая осталась уверенной, что играла про любовь. Простим ребенку наивность, пожелаем хороших ролей.

До новых встреч в эфире.