взято http://che-telcontar.livejournal.com/67351.html
автор -
che-telcontarПарлапута, 3786 год.
Добрый вечер, уважаемые коллеги! Сегодня я попытаюсь поставить точку в вопросе, который мучает ученых уже не одно столетие. Да, это вопрос о существовании Питера. Я знаю – многие из вас уже содрогаются при этом названии – за последние несколько лет стараниями маргинального движения «Питер реален!» (т.н. «питериалы») тема вышла за рамки научного сообщества и стала приобретать политическую окраску. Но давайте потерпим. Давайте в последний раз испачкаем и умоем руки, раз и навсегда передадим этот пресловутый город в ведение филологов и этнографов.
В этом зале могут быть и те уважаемые коллеги, кто не привык обращать внимания на околонаучную шумиху. Для них я раскрою историю вопроса.
ИСТОРИЯ ВОПРОСА
Легенды о чудесном городе Санкт-Петербург, якобы находившемся до Оледенения на месте нынешнего Онежского пролива, пришли из Темных веков и будоражили воображение историков со времен Возрождения науки. Соблазнившись сказками о несметных богатствах, авантюристы (проще говоря – грабители) перекопали все Пулковские острова, но не нашли там ничего, кроме заурядных предметов культуры XX-XXI столетий. Систематическое изучение Питера началось 200 лет назад, когда Великий Айче каталогизировал прежние находки, сделал несколько глубоких шурфов и установил, что развалины дворцового комплекса, по-настоящему, являются остатками древней обсерватории. Это была первая и последняя результативная экспедиция в тот суровый край. Через 10 лет Фари издает трехтомник, в котором он собрал и систематизировал все известные ему легенды о затонувшем городе. Отдельным сборником у основоположника этнографии были изданы дошедшие до нас тексты Доледниковой эпохи. С тех пор книга неоднократно пополнялась и переиздавалась, но, повторюсь, ничего кардинально нового в этой области явлено не было.
Илья Стогов. Пара пощечин для затравки
Несколько недель тому назад я решил прокатиться в русскую глубинку, но не просто так, а посмотреть на то, чем там занимаются археологи. Россия, конечно, не Египет, но с археологическими открытиями у нас все тоже неплохо. Первым делом я доехал до Старой Рязани. Разграбленный и сожженный Батыем город был оставлен жителями и превратился почти в русские Помпеи. Из земли там и сегодня извлекают скелеты воинов, еще сжимающих в руках проржавевшие клинки. Дальше я доехал до Смоленска. Там всего в девяти километрах от центра города расположено крупнейшее в мире кладбище викингов: целых семь тысяч курганов. Из Смоленска я уехал в Псков, оттуда в Изборск, затем в Новгород... Погода радовала, археологи весело махали лопатами. Я приезжал, представлялся и, как правило, первый вопрос, который мне задавали, был: «Вы голодны? Останетесь пообедать?» Работы у руководителей экспедиций было выше крыши, но ради меня они соглашались ее отложить, ответить на вопросы, показать выкопанные серебряные украшения и пробитые топорами человеческие черепа. Приятная, одним словом, публика.
Последним пунктом маршрута было Рюриково городище под Новгородом. Все мои предыдущие собеседники были москвичами или провинциалами. А здесь, на городище, копали археологи из Петербурга. И это чувствовалось сразу. Я представился землякам, и те вежливо, но насуплено кивнули в ответ. Об обеде речь как-то не зашла. Совсем молоденький блондин-аспирант выслушал меня и сходу посоветовал разворачиваться и уезжать. Я опешил: почему? Я пытался настаивать, говорил, что специально проделал путь в четыреста километров, чтобы поговорить. Отвечено мне было кратко: на болтовню нет времени. Умный и наблюдательный мужчина Лев Лурье как-то сказал мне, что петербургский стиль общения состоит в том, чтобы сперва отхлестать собеседника по щекам и лишь потом начать общаться. За десять дней езды по улыбчивой и радушной русской глубинке я успел забыть, какой он, мой собственный, сложный и неласковый город. А теперь вот вспомнил. От слов блондина пахло домом. Такой надменности и недоброжелательности, как у нас, петербуржцев, мне не доводилось видеть нигде в стране. Покидая городище, про себя я называл блондина-аспиранта такими словами, что теперь не рискну их повторить. А что еще я мог подумать? Я ведь тоже петербуржец: быть совсем добрым у меня тоже не выходит.
Илья Стогов газета "Метро-Санкт-Петербург" 27.09.2007
http://kapitan-kapitan.blogspot.com
от себя добавлю, абсолютно верное наблюдение.
У меня под Петербургом есть много любимых мест.Одни завораживают меня своей таинственной красотой, другие связаны с личными, чаще детскими воспоминаниями, а третьи объединяют все выше сказанное. Они и прекрасны и связаны с воспоминаниями других людей, которые уже давно(или недавно) стали частью моих.
Одно из таких мест Рождествено, хотя говоря честно, надо брать шире- это и Выра, и Батово, и дороги соединяющие эти когда-то усадьбы.Но сейчас , вспомнилось именно Рождествено- мы шли пешком из Выры. И пройдя мимо , как казалось обычной церкви с каким-то заваленным двором, даже еще не пройдя, увидели УСАДЬБУ. Именно такие, мне всегда представлялось, были разбросаны по России в конце 18 века.
Тогда мы еще не знали, что раньше на месте этой, стояла другая, принадлежавшая сыну Петра Первого- цесаревичу Алексею.Что эта усадьба в начале 20 века была собственностью семьи Рукавишниковых, а Рука, как звали сокращенно последнего владельца усадьбы, дядя писателя Владимира Набокова, завещал ее своему любимому племяннику.Тот должен был ее унаследовать в 1920 году.
Мы ничего не знали о Батово, соседней усадьбе, сожженной в 1918.Это и многое другое об этих волшебных местах предстояло еще узнать.
А каким же праздником было прочесть об этих местах у Набокова в "Других берегах"!
Вот описание поворота к усадьбе и пару фоток.
"Мать ехала с отцом со станции Сиверской, а мы, дети, выехали им навстречу; и вспоминая именно этот день, я с праздничной ясностью восстанавливаю родной, как собственное кровообращение, путь из нашей Выры в село Рождествено, по ту сторону Оредежи: красноватую дорогу,-- сперва шедшую между Старым Парком и Новым, затем колоннадой толстых берез, мимо некошеных полей,--а дальше: поворот, спуск к реке, искрящейся промеж парчовой тины, мост, вдруг разговорившийся под копытами, ослепительный блеск жестянки, оставленной удильщиком на перилах, белую усадьбу дяди на муравчатом холму, другой мост, через рукав Оредежи, другой холм, с липами, розовой церковью, мраморным склепом Рукавишниковых; наконец: шоссейную дорогу через село, окаймленную по-русски бобриком светлой травы с песчаными проплешинами да сиреневыми кустами вдоль замшелых изб..."
[699x420]Улица Восстания, д. 2.
Мало кто не знает этого адреса. По этому адресу больше никто не живет.... Огромная растяжка, напоминающая саркофаг, вылезает на проезжую часть Невского проспекта...
В одной из газет я прочитала, что производство работ по этому адресу приостановлено. Но сегодня проходила мимо - смотрю... работает... техника...
Эта абсурдно-детективно-мистическая история начинается трижды. Первая глава - это обманка. Вторая - тоже. Только с третьей мы, наконец, попадаем в Город, чьи правители, в своём безумном тщеславии дошли до того, что стали генетически выводить идеальных мальчиков-посыльных. Исключительно для того, чтобы эти белокурые и голубоглазые ангелы, одетые в бархат и кружева, бегали по улицам и создавали определённый настрой. Улицы Города похожи на лабиринт, сам город стар, очень стар, суперстар. Главный герой романа, в первой главе изгнанный из консерватории, а во второй - путешествующий по свету, в третьей и последующих должен будет расследовать жестокие и необъяснимые убийства ангелоподобных посыльных. Герою нашему этого совсем не хочется, он ленив, нелюбопытен, не любит и даже презирает людей, и при этом, похоже, боится их - но вот Город решил, и на тебе, расследуй.
Весь роман напоминает некий странный сон, в котором бежишь, медленно переставляя ноги, встречаешь странных незнакомцев, ведёшь себя как попало, и совершенно не удивляешься абсурдной нелепости происходящего.
Поверить в то, что написано это женщиной, да ещё и турецкого происхождения – как-то совершенно невозможно: слишком холодно, слишком отрешенно, слишком резко и безапелляционно. Заодно избавляемся от стереотипов.
Пока мы наивно считаем, что наше мнение кого-то интересует, стройплощадка то уже подготовлена....
Новый сквер можно найти по адресу: Каменноостровский проспект, 26-28 (ст.м.Петроградская)
[525x700]"Скрипка-яблоко. Символ искушения музыкой."
ПРОГУЛЯТЬСЯ ПО СКВЕРУ>>>
[показать]Появилась еще одна точка зрения на события скандинавского эпоса. Я фанатично собираю их с самого детства, больно любы мне Одины, Торы, Фрейды и Бальдры.
Получилось как бы две плоскости: современное Подмосковье (в лице филолога Олега Мартышкина) и Валгалла, совмещенные общим сюжетом. По которому Сигурд и Один просто рассказывают Олегу, что случилось с ними вне текста «Эдды». На мой взгляд, это очень правильная позиция, совершенно соответствующая материалам скандинавского эпоса (земной мир тоже существовал в неком параллельном измерении, куда боги спускались). Автору удалось некие (и меня остро интересующие детали) преподнести элегантно и не без некого лукавства, ее версия почему Локки не виновен в смерти Бальдра (уставшего от материнской опеки) достойна всяческих похвал. Все герои Елиферовой вышли чудесно живыми, веселыми, но не бездумными. Книга доставляет неподдельное удовольствие. А уж точка зрения куда именно делся утерянный Мед Поэзии – просто восхитила. Вывод один: читать, читать, читать. Да поможет нам Один!
Кто за чем едет в Павловск... Кто-то за прогулкой по парку, кто-то за походом в музей, а мы за аттракционом общения с дикой природой. Правда сегодня там было столько народу, что к белкам буквально была очередь. А сытые белки не вполне желали общения с людьми, орешки в них уже не лезли, так что орешки были ими спрятаны (весьма ненадеждно) под опавшей листвой.
[525x700]ЙА БЕЛКО>>>>>>>>>>>
...Вряд ли найдeтся другой город в мире, который потребовал бы больше жертв для своего рождения, чем Пальмира Севера. Поистине, Петербург - город на костях человечеcких. Туманы и болота, из которых возник город, свидетельствуют о той египетcкой работе, которую нужно было произвести, чтобы создать здесь, на зыбкой почве, словно сотканной из туманов, этот "Парадиз". Здесь все повествует о великой борьбе с природою. Здесь все "наперекор стихиям" В природе ничего устойчивого, ясно очерченного, гордого, указывающего на небо, и все снизилось и словно ждет смиренно, что воды зальют печальный край. И город создается как антитеза окружающей природе, как вызов ей. Пусть под его площадями, улицами, каналами "хаос шевелится" - он сам весь из спокойных прямых линий, из твердого, устойчивого камня, четкий, строгий и царственный, со своими золотыми шпицами, спокойно возносящимися к небесам.
Орлиный взгляд с высоты на Петербург усмотрит и единство воли, мощно вызвавшей его к бытию, почует строителя чудотворного, чья мысль бурно воплощалась в косной материи. Здесь воистину была борьба солнечного божества космократора Мардука с безликой богиней хаоса Тиaмат! Да, без образа Петра Великого не почувствовать лица Петербурга!..
Почти у подножия Исаакия, на площади, с двух сторон замкнутой спокойными, ясными и величественными строениями Адмиралтейства, Синода и Сената, омываемый с третьeй царственной Невой, стоит памятник Петру Первому, поставленный ему Eкатериной Второй: Petro Primo Catherina Sekunda. Если кому- нибудь случитcя быть возле него в ненастный осенний вечер, когда небо, превращенное в хаос, надвигается на землю и наполняет её своим смятением, река стесненная гранитом, стонет и мечется, внезапные порывы ветра качают фонари, и их колеблющийся свет заставляет шевелиться окружающие здания, - пусть всмотритcя он в такую минуту в Медного всадника, в этот огонь, превратившийся в медь с резко очерченными и могучими формами. Какую силу почувствует он, силу страстную, бурную, зовущую в неведомое, какой великий размах, вызывающий тревожный вопрос: что же дальше, что впереди? Победа или срыв и гибель?
Медный всадник -это genius loci* Петербурга.
Перед нами город великой борьбы. Могуча сила народа, создавшего его, но и непомерно грандиозны задачи, лежащие перед ним, -чувствуется борьба с надрывом. Великая катастрофа веет над ним как дух неумолимого рока...
* Дух места, божество местности (лат.)
Николай Анциферов Душа Петербурга
ЭТЬЕН МОРИС ФАЛЬКОНЕ. Памятник Петру I. Петербург