Смерть. Снова смерть. Уже третья за месяц. Он теряет навык или же болезни набирают высоту. Операция – жизнь, операция – смерть. Надрез – жизнь, надрез – смерть. Невозможно предсказать. От малейшего движения зависит судьба человека, когда он находится в руках хирурга. Или в руках жизни? Опухоль – смерть, опухоль – а жизнь ли? Жизнь – игра в кости. Как выпадет, так и пойдет… Или не пойдет, а закончится? Как пары ртути, раковые клетки распространяются по органу, крови, телу… Проникают в каждый уголок организма и медленно убивают… Наркотик, принятый против своей воли… А исход один – смерть.
Надо сообщить родным. Он дернулся за ассистентом, но тот лишь хлопнул дверью. Придется самому звонить. Как ему тяжело омрачать жизнь родственников вестями о смерти. Врачи со стажем, возможно, уже привыкли, но только не он… Он не понимал своего наставника, который со всегдашним хладнокровием уведомлял людей столь скорбной новостью, он же не мог так легко говорить о смерти, он не любил смерть, как бы глупо это ни звучало…
Он шагал по коридору, понурив голову и в очередной раз задумавшись о своей профессии… Еще будучи школьником, после смерти брата, он поклялся давать людям жизнь, давать им время… Выбор специализации пал на хирурга. Как искренне радовался он спасению, ничтожной победе во всем человечестве, но весомой для него, и как переживал и безумствовал из-за того, что неверный жест возможно стал причиной смерти…
Темная дверь, решетчатая лестница. Его кабинет – темное небольшое помещение со стеллежами архивов, свидетельств, книг… В углу - металлический письменный стол, в ящиках которого завалялись скальпели, пробирки, трубочки, какие-то непонятные приборы. Гладкая поверхность стола со стальным блеском, цветом плавленного серебра. Холодный, величественный, непроницаемый, жестокий, неприступный… Полная противоположность его душе.
Он подошел к шкафу – его сокровищнице ртутных приборов. Рискованно работать в таком помещении. Небольшое землетрясение, удар – смерть… Снова смерть… Она, злодейка бродит по домам, забирает людей и истязает родственников… Но даже свою жизнь он, окруженный ртутными приборами, поставил на карту. Он любил риск. Рисковать, но только собой, ни в коем случае не пациентами. Новое лекарство – испытваем на себе, первая капельница – только ты подопытный кролик…
В детстве, похоронив брата, он никак не мог, нет, не хотел понять, почему он умер, чья это злая шутка. Родители ответили просто – это жизнь. «А что же тогда смерть?» - удивился мальчонка. Ответ не нашелся. Получается, мы в жизни лишь гости, но кто тогда хозяин сих владений? Он много думал и пришел к выводу, что раз смерть это жизнь, то значит ее и не должно быть вообще. Результат – он борется с раком.
Капающая вода – хороший раздражитель, нужно было развеяться. Хирург направился в отделение морга за анализом и свидетельством о смерти. Неплохой способ развеяться, не так ли? Дверь со скипом открылась, давая проход в обитель тел. Но не душ. Стальные блоки для тел, отдел кремирования… Он всегда был против него. Это дешевле, но ни один человек не заслуживает превращения в пепел. Ярко проживший смертный не мог уйти так просто, оставив за собой лишь прах, серое воспомнинание…
А кто человек после смерти? Тряпичная кукла без души… Это уже не человек, а плотское воспоминание. Хотя, стоя рядом с телом во время отпевания, кажется, что он жив и сейчас проснется, улыбнется, скажет, что он снова с нами и просто отлучался на пару дней… Но так не бывает. Смерть – это навсегда. Смерть - навечно.
Он взял листок и направился обратно к себе в кабинет для написания заключения. В руках перьевая ручка, неровные буквы прыгают по строкам. Нет, он не мог привыкнуть к смерти. Никогда. Смерть. Снова это слово. В который раз он заполняет эту бумажонку, графы уже
К поэтам приходит муза, а к поэтессам музык.
Анекдот
День сегодня явно обделил жителей города-героя Москва хорошей погодой: серое небо, затянутое тяжелыми растекающимися облаками, еще не решившее, орошить ли землю своими водяными потоками или же уступить солнцу свои законные права; грязь и слякоть, неприятно хлюпающая под ногами, а частично уже и в подошве; беспокойный ворон, противно каркающий над головой... Одним словом, обычная весна. Великие поэты и писатели считают, что это время любви, вдохновения... Признаюсь честно, у меня никогда не возникает хороших идей в этот суетливый непонятный период, однако не только я являюсь страдальцем авитоминоза фантазии и мысли, а еще, как минимум, точно один человек, минуту назад гордо шествующий по бульвару, а сейчас чертыхавшийся и пытающийся оттереть грязевые подтеки на брюках, только что обретенные благодаря большой луже. Человек этот всего лишь обычный серый писателишка со скудными доходами, на которые едва умудряется содержать себя да и свою маленькую комнатушку в рядовой московской комуналке. Чтобы не потерять свое последнее жилье, этому причудливому человечку приходилось писать даже в такое малоприятное время года, как ранняя весна.
Вот и сейчас он брел по улице, погруженный в свои мысли и пытающийся хоть что-нибудь нацарапать, что могла принять местная типография, даже не заметив грязной глубокой лужи, в которую он благополучно вляпался. Творческий человек, что поделаешь... Более или менее приведя себя в надлежащий вид, наш герой узрел продавца дешевой желтой прессы и направился к нему с намерением купить жалкую газетенку и узнать, каких высот достигли его товарищи конкуренты. Расплатившись с продавцом, Максим Завьялов, такого было имя нашего писателя, взглянул на только что приобретенную бумажонку. Взгляд его упал на главную новость мирового масштаба - выход книги некого Константина Иванова, владельца сети куриных ферм и из-за довольно высокого положения, возомнившего себя наивеличайшим писателем всех времен и народов.
Пробежав содержание книги новоявленного писаки, наш юный талант швырнул газету в лужу, в которой сам недавно плескался, и решительным шагом ретировался к любимой скамейке, стоящей против цветочного ларька. В сердцах пнув ни в чем не повинную бутылку, оставленную ночными выпивохами, Максим Андреевич уселся на скамью и погрузился в свои мысли в надежде найти там подходящий сюжет.
"- Так... Мне нужна пища для рассуждений... А что, если написать любовную историю про двоих, познакомившихся во время проливного дождя? Нет... Старо... Такого очень и очень много. Вон, тот же Иванов написал так же... И почему его роман имеет успех? Обычная слезливая история. А что, если написать о мыслях самоубийцы перед его последним шагом? Нет... Тоже избито... Черт возьми, где моя муза?"
Последнюю фразу он произнес вслух, вместе с ней чья-то рука с силой сжала плечо творца. Максим вскочил со скамьи и, чуть было, снова не упал в многострадальную лужу. Обладателем руки со столь сильной хваткой оказался весьма миловидный афроамериканец с несколько выдающимся по сравнению с писателем обликом: мешковатые штаны, черно-красная толстовка с надписью "Go to Hell", образ завершался дредами, собранными в хвост, парой серег в брови да несильным перегаром, веящюм от незнакомца.