Василий Костенко
ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 1917.

Кругом постылая война,
Повсюду серые шинели.
Россия слухами полна,
Все революции хотели!

Февраль. Метель. И воет вьюга,
И очереди длинной хвост.
А в Петрограде с хлебом туго,
И зря опять народ промёрз.

- "Все расходитесь, хлеба нету,
Есть только белый, дорогой!"
- "Жри сам! Порядка в стране нету!
А может быть царя – долой !?"

- "Царя?"
- "Конечно! Он в ответе!
Вся власть прогнила до трухи.
Царица – немка, в Кабинете
Министры бездари – рвачи."

Казарма. Ночь. Не спят солдаты.
Назавтра, что ж, опять шагать
Не на врага, на супостата –
Рабочих с улицы гонять!

И командирам веры мало
Чуть что, на фронт грозят послать.
А вдруг у них "ума достало"
Приказ отдать в толпу стрелять?!

В окопах быстро забывают
Свободы воздух чумовой.
Как дальше жить? Никто не знает.
А может быть царя – долой !?

Мрак. Копоть. Цех пустует,
А во дворе гудит толпа.
Завод Путиловский бастует.
Идёт на улицу "качать права".


Всю ночь трудился над плакатом
Кузнец натруженной рукой,
Чтоб утром прозвучал набатом
Призыв простой: "ЦАРЯ – ДОЛОЙ"!

Трон зашатался вековой,
Под справедливым возмущеньем,
И понеслось по мостовой
Народа гневное волненье.

И вот февральскою порой,
Всё то, что долго где-то тлело,
Прорвалось бурей грозовой,
И в Питере всё закипело.

Но только власть не извлекла
Урок истории кровавый,
И свой народ всё ж довела
До смуты и войны без славы.


К ВаМ. Ноябрь, 2007г.

Заря поблекла, и редеет
Янтарных облаков гряда,
Прозрачный воздух холодеет,
И глухо плещется вода.

Священный сумрак белой ночи!
Неумолкающий прибой!
И снова вечность смотрит в очи
Гранитным сфинксом над Невой.

Томящий ветер дышит снова,
Рождая смутные мечты,
И вдохновения былого,
Железный город, полон ты!

Дрожат в воде аквамарины,
Всплывает легкая луна...
И времена Екатерины
Напоминает тишина.

Колдует душу сумрак сонный,
И шепчет голубой туман,
Что Александровской колонны
Еще не создал Монферран.

И плющ забвения не завил
Блеск славы давней и живой...
...Быть может, цесаревич Павел
Теперь проходит над Невой!..

Восторга слезы — взор туманят,
Шаги далекие слышны...
Тоской о невозвратном — ранят
Воспоминанья старины.

А волны бьются в смутной страсти,
Восток становится светлей,
И вдалеке чернеют снасти
И силуэты кораблей.

Так вот он, прежний чародей,
глядевший вдаль холодным взором
и гордый гулом и простором
своих волшебных площадей, --
теперь же, голодом томимый,
теперь же, падший властелин,
он умер, скорбен и один...
О город, Пушкиным любимый,
как эти годы далеки!
Ты пал, замученный, в пустыне...
О, город бледный, где же ныне
твои туманы, рысаки,
и сизокрылые шинели,
и разноцветные огни?
Дома скосились, почернели,
прохожих мало, и они
при встрече смотрят друг на друга
глазами, полными испуга,
в какой-то жалобной тоске,
и все потухли, исхудали:
кто в бабьем выцветшем платке,
кто просто в ветхом одеяле,
а кто в тулупе, но босой.
Повсюду выросла и сгнила
трава. Средь улицы пустой
зияет яма, как могила;
в могиле этой -- Петербург...

Читать далее...

Воспоминанье, острый луч,
Преобрази мое изгнанье,
Пронзи меня, воспоминанье
О баржах петербургских туч
В небесных ветренных просторах,
О закоулочных заборах,
О добрых ликах фонарей.
Я помню, над Невой моей
Бывали сумерки, как шорох
Тушующих карандашей.

Все это живописец плавный
Передо мною развернул,
И кажется совсем недавно
В лицо мне этот ветер дул
Изображенный им в летучих
Осенних листьях, в зыбких тучах.
И плыл по набережной гул,
Во мгле колокола гудели -
- Собора медныя качели.

Какой там двор знакомый есть,
Какие трубы! Хорошо бы
Туда перешагнуть, пролесть,
Там постоять, где спят сугробы
И плотно сложены дрова
- Или под аркой на канале,
Где нежно в каменном овале
Синеют крепость и Нева.

1926 г.

Опять на площади Дворцовой
Блестит колонна серебром.
На гулкой мостовой торцовой
Морозный иней лег ковром.

Несутся сани за санями,
От лошадей клубится пар,
Под торопливыми шагами
Звенит намерзший тротуар.

Беспечный смех... Живые лица...
Костров веселые огни, —
Прекрасна Невская столица
В такие солнечные дни.

Идешь и полной грудью дышишь,
Спускаешься к Неве на лед
И ветра над собою слышишь
Широкий солнечный полет.

И сердце радостью трепещет,
И жизнь по-новому светла,
А в бледном небе ясно блещет
Адмиралтейская игла.

Здесь снов не ваял Сансовино,
Не разводил садов Ле-Нотр.
Все, волей мощной и единой,
Предначертал Великий Петр.

Остановив в болотной топи
Коня неистового скок,
Он повернул лицом к Европе
Русь, что смотрела на Восток;

Сковал седым гранитом реки,
Возвысил золоченый шпиль,
Чтоб в ясной мгле, как призрак некий,
Гласил он будущую быль.

Вдали — поля, поля России,
Усталый труд, глухая лень,
Всё те же нивы вековые
Всё тех же скудных деревень;

Вдали, как редкие цветенья,
Шумят несмело города,
В краях тоски и униженья,
Былого рабства и стыда.

Но Петроград огнями залит,
В нем пышный роскоши расцвет,
В нем мысль неутомимо жалит,
В нем тайной опьянен поэт,

В нем властен твой холодный гений,
Наш Кесарь-Август, наш Ликург!
И отзвуком твоих стремлений
Живет доныне Петербург!

1912 г.

Это стихотворение , посвященное сфинксам на Университетской Набережной, помню с детства. Буду очень признательна, если кто-нибудь сможет припомнить имя автора.

 

***

Глаза в глаза вперив, безмолвны,

Исполнены святой тоски,

Они как будто слышат волны

Иной торжественной реки.

* * *

Младенчество. Адмиралтейство.
Мои печали утолив,
не расхлебаю дармоедства
всех слов моих у снов твоих.

Вот с обтекаемых ступеней
гляжу на дальние мосты, -
там движется вагон степенный,
назначенный меня спасти.

Возить к раздвоенному дому,
сосватать женщине седой,
пока позору молодому
стоять за утренней слюдой.

Он выследил: нас арестуют
за бессердечие и жар,
в постыдных позах зарисуют,
отпустят, как воздушный шар.

Ударившись о подворотню,
он снова выдаст нас, беда!
Лови меня за отвороты,
тебе в постель, а мне куда?

Согласным берегом куда мне,
рассветной этой чистотой
буксир развесил лоскутами
знак бесконечности с тобой.

Как будто плот органных бревен,
тая дыхание, поплыл -
со всем, что было, вровень, вровень,
все подбирая, что любил.

ЕВГЕНИЙ РЕЙН.

Поедем в Питер. Купим конопли.
Нас вознесут на небо корабли,
Мы поцелуем крейсер в нос сопливый.
Отравленный парами ДДТ
Замешанный на спирте и воде,
Спит город. И всеобщая сонливость
Нас нимфоманит прыгнуть с головой
В аншлюс совка с романовской тоской,
И, о гранит царапая колени,
Мы приземлимся, налетавшись, там,
Где меж скинхедов пьяных Мандельштам
Проходит в неизвестном направлении.

http://www.netslova.ru/kabir/stihi.html

У серого неба и серой Невы
Я в сером на камне стояла,
И молча смотрела, смотрела, как Вы
Молчали. И тоже молчала.

Мне слабые руки хотелось сложить
На Ваши сильные плечи,
И жарко шептать,
И нежно любить,
Любить только Вас, и вечно.

Но я сказала, что люди порой
Не могут открыть все двери.
И Вы согласились сразу со мной,
Мне тайны своей не поверив.

На серые камни накрапывал дождь,
И серое солнце тускнело...
И я предложила вернуться домой,
Пока Вы не стали серым.

© Василиса

[700x525]


+3

Белую ночь неужели смогу я дождаться,
сквозь безнадежность чернющих,тоскливых ночей,
переживу одиночество , чтоб повидаться
с белою ночью у края весенних дождей.
Что бы брести переулками сонными снова
перебирая шагами
булыжную твердь...
Город возлюбленных ,нам ли с тобою прошаться?
Город влюбленных, в ограде пустых площадей,
снюсь ли тебе в твоих снах
под порошею,
снюсь ли на набережных
с ходом воды?
Странная власть у тебя,
мое прошлое,
все возвращать на круги,
а меня оставлять в стороне...