Я понял, наконец, что так ворочалось во мне, когда я слышал про закрытые чи не закрытые гештальты. Версия, но причина может крыться в моем отрицании главенствования личности над, собственно, витальной личностью. То есть над рылом, которым мы, если угодно, лезем в калашный ряд и кладем копыта на стол.
Конечно, отчасти, это характерно эскапистская позиция. Однако признать что все ужасы равно как и успехи творю над собою я сам кажется слишком опрометчивым, даже для осознающего свой невроз.
Сродни суеверию, но не в нем ли находим мы мельчайшие утехи дня. Родственный курению, обжорству, алкоголизму, матершине и резонерству, не украсит ли этот скромный порок сознания нас еще пуще?
А гештальтик-то не закрыт, ну чего вы так бледнеете, док?
Есть еще немножечко сердца
Чем гнуснее, тем интереснее,друг.
Некоторые праздники
Имеют обыкновение
Не удаваться.
Некоторые демоны
Любят тебя
Больше, чем можно представить.
Некоторые комнаты,
Сдабщиеся по часам,
Уютнее дома.
Но смерть никогда не станет
Роднее жизни.
Какая красивая песня! -
Ребенок сжимает меня в объятьях.
Скинь мне ее, скинь ее,
Я буду гулять с собакой,
Вспоминать о тебе, звать собаку по имени,
Слушать песню.
Как отказать тебе, дитя,
Целованные руки,
Настолько взрослая, что даешь имена собакам.
Вот твоя музыка.
Собака убивает утят и зайцев,
Есть же возможность, живете вы с ней возле леса.
Охотничий пес поневоле любит охоту.
Прощай, безумная девочка, и ее соба.
Я не то чтоб ушел далеко, но вы уже где-то в тумане
Времени, лет, снов, первобытного леса памяти.
Вы - чужие, а я пойду дальше.
На вас смотреть мне не стыдно.
Они приходят ночью, и руки их влажны.
От крови, воды ли - не имеет значенья.
Скачут по крыше, молча заходят в двери,
Требуют сесть потрапезничать с ними.
Жутки на вид, однако, миролюбивы.
Им не по вкусу свежее человечье мясо.
Драугры любят более тонкие вкусы.
Однако, пока что, не говорят, какие.
Страшно сказать, к драуграм можно привыкнуть.
Ну наследят, так ведь на это есть швабра.
Стоят до утра, глядят человеческими глазами -
Скушная, должен сказать, работенка.
Не хотел бы я стать драугром.
Сжимай связку ключей с брелоком-сердечком.
Блестки падают вверх в глицерине.
Стой, не опускай головы у большой воды,
Что вьется перед тобой, круша льдины,
Словно кошачья спинка Голодной.
Не жалей снегов, поглоченных морем,
Не жалей и камня, который хлестают волны.
Не говори с ветрами, они в союзе с хищною птицей,
Что ждет тебя, и нашептывает им славословья.
Стой и смотри, не опуская взгляда, как небо твое превращается в яму,
Как мокрый снег вращается в воздухе, пахнет ворванью, гарью, сладостью.
И киты и рыбы пытаются выброситься на берег,
Да, бедолаги, не могут.
И бездна крутится, кружится, хороводом,
Высвобождая то клешни, то хвост, то осколки голубоватых ледышек.
И воет, но вой этот, слава богу,
Более-менее, но привычен.
Это вой крови, вой моря, вой страха, голос,
Который ты слышишь, когда ты читаешь это,
Шум в ушах, звон молоточка
О стремечко.
Ты слышишь его, разрезая трахею покойника,
Приложа ухо к застывшему на зиму дереву,
Стуча рябиновым посохом оземь на перекрестке.
Ты кличешь, не словом, но делом - и тьма отзывается.
Тьма отзывается.
Не имея ни места, ни языка, ни времени, ни морали,
Тьма все же имеет голос.
Не отворачивайся, как бы мокрые иглы тебе не кусали лица.
Не закрывай глаза, как бы не стало страшно.
Не закрывай ушей, дослушай песнь до конца.
И в воды сойди наконец, пора и тебе стать нашим.
Что увидишь ты там, позади себя?
Шевеленье волос на затылке, огни, заборы, причалы?
Не смотри, ты же знаешь как режет глаза твои свет,
Как больно ходить по этим камням,
Как страшно глядеть на людей,
И видеть их мир.
Не слушай его, что он тебе предложит вместо нашего пенья?
Вспышки, судорогу погремушки, дыханье пустыни?
Скорее ночные крики, вопли животных, гул механизмов.
Чем это лучше? Приди же.
И перламутрово-жемчужный ком воды,
То в эллипс превращаясь, то в окружность,
Крутясь то по, то против часовой,
Приблизился и проскрипел мне:
Каравай...
А далее-тех слов не разобрать мне.
Ничего страшного.
Собачьи и человечьи пальцы
Отпечатались на снегу.
Усмешка навстречу радуге
От слепого
Оскорбления от немого
Удары безрукого
Имеют большее право осуществляться.
Овеществляться.
Что я? Слова, таящие не то чтобы ухмылку,
Скорей оскал бессильной злобы на весь свет и на себя.
Анестезия в маске чувственности
Покойники на белых простынях.
Ничтожество, как и любой сорняк,
Растет быстрее прочих трав и душит их лозою
Бессмысленно зеленого вьюна.
Ворота, солнце, небеса, созвездья.
Быки,свиные головы,динарии и драхмы.
Слова кружат, ласкают и щекочу, что за ними?
Что или кто стоит за слов букетом,
Когда опричь бутонов ничего не видно?
И в розовом кусту должна нора быть зверя,
Но там лишь розы, да и те подвяли.
В подвявшем мире и подвявшем городе
В подвявшем доме жил подвявший человек
И небыло в нем ничего, помимо полусвета
И полуцвета, полузапашка.
Пованивал он в общем, но не сильно.
Но все же неприятный был товарищ.
Ни дня, ни минуты, ни часа;
Ни записи в дневнике, ни открытки,
Не смей посвящать тому,
Как ты себя жалеешь,
Как себя любишь.
Это слишком пряное кушанье для непьющих,
Слишком пресное для пришедших
К стопам твоим, не говори ни с кем
Кроме меня, не говори, не предавай нас, слышишь?
Время пройдет осокою между губ,
Последним ударом ремня, плети, отцовской руки по лицу,
Последней выспышкой мигалки, криком животного, выдохом в наволочку.
И все что останется у меня - это ты, а я у тебя не останусь.
Как ты никогда
Ни у кого
Не остаешься.
Любое мое признание-
Не удивляет.
Чудовища рыщут во тьме, не испытывая сожаления
Или раскаяния,
Чувствуют только голод.
Но у чудовищ никак не хватает разума
Принять это. Только кровь, только буйство эритроцитов,
Адреналина краденного, выпитого через раны.
Но я понимаю, и потому болтаюсь меж них бесполезной тушей.
Осока в зубах, выстрел лягушке в голову,
Города, перекрестки, слепые проспекты, говорящие головы.
Кошмары перестают сниться, когда перестаешь надеяться.
Но мне еще снятся, снятся!
Невский проспект, китайцы, нихао,
Девяткино, станции и поезда забивают легкие как пылинки, песчинки, попадающие в смолу силикоза рабочего.
И снова утро серой епитрахилью
Завешивает помаргивающий неон.
В позе привязанного к столбу
Я стою и смотрю как в зубцах замка
Фермерской ярмарки встает солнце.
И он повторяет "я тебя не люблю",
Как будто бы это важно.
Но солнце за века конечно научилось
Самостоятельно справляться со своим отсутствием,
Как и чудовища.
И значит - жить.
Но вот беда, жизнь и бесчувствие
Едва ли совместимы.
Что может солнце, лицет йови,
Нон лицет бови, братец.
Завяжите глаза пожалуйста,
Мне слишком страшно.
Аннотация.
Майкл Флинн "Эйфельхайм. Грод призрак"
Несколько веков назад в Германии вдруг бесследно исчез маленький городок Эйфельхайм. Историк Том Шверин и его подруга Шерон, которая занимается исследованиями в области физики, пытаются раскрыть тайну города-призрака и расшифровать изображения странных существ, встречающихся на витражах и в средневековых манускриптах. Возможно ли, что в 14 веке Германию посетили представители внеземной цивилизации? Не их ли визит вызвал эпидемию чумы, которая захлестнула всю Европу?
"Этот насыщенный, провокационный роман, полный ярких исторических деталей, юмора и размышлений о прошлом и будущем человечества доставит читателям истинное наслаждение".
"Для тех, кто ценит умную научную фантастику высшей пробы".
Очень понравилась, особенно приятным было то, что в книге подробно и достоверно воспроизведены быт и нравы средневековья, при этом автор ярко и интересно доказывает, что люди того времени были ничуть не глупее нас, просто они были другими. Именно эта мысль является главной в книге, а сюжетная линия связанная с пришельцами лишь помогает развить и доказать это утверждение. Советую читать всем кто хорошо разбирается в истории и любит научную фантастику, Вас эта книга не оставит равнодушными.
[190x290]
[299x450]
Взгляните на все глазами бессмертной души.
Почему Вы находитесь здесь, на Земле? Куда Вы пойдете после смерти? Что с Вами произойдет, когда Вы окажетесь там? Во многих книгах написано о прошлых жизнях, но до появления этой волнующей книги имелось мало информации о продолжающемся существовании нашей души в период, предшествующий нашему новому рождению.
Когда д-р Майкл Ньютон, дипломированный гипнотерапевт выс¬шей категории, начал методами регрессии возвращать своих паци¬ентов в прошлое, чтобы пробудить их воспоминания о предыдущих жизнях, он неожиданно сделал открытие колоссальной важности: на духовный мир можно «взглянуть» через ум субъектов, которые по¬гружены в гипнотическое состояние сверхсознания; и в этом изме¬ненном состоянии сознания пациенты способны рассказать о том, что делала их душа между жизнями на Земле.
То, что Вы сейчас прочитаете в этой книге, потрясет основы Ваших представлений о смерти. В течении многих лет автор погружал сотни людей в глубокие воспоминания о духовном мире. Двадцать девять случаев, приведенных здесь, включают отчеты людей разных убежде¬ний религиозных, духовно не определившихся и тех, кто занимает промежуточное положение,— и все они демонстрируют замечатель¬ную последовательность в ответах на вопросы о духовном мире.
Д-р Майкл Ньютон обнаружил, что целительный процесс нахож¬дения своего места в духовном мире имеет гораздо большее значение для его испытуемых, чем описание их прошлых жизней на Земле. Книга «Путешествия души» является результатом десятилетних ис¬следований автора, которые помогут Вам понять, что лежит в основе Вашего жизненного выбора, а также каким образом и почему Ваша душа и души тех, кого Вы любите, живут вечно.
Эта замечательная, захватывающая дух книга раскрывает некото¬рые тайны жизни в духовном мире.
Если чесно то не совсем верится во всё то , что там написано. Но ты начинаешь по другому смотреть на вещи. Эта книга захватывает. Раньше думала , что ето ск5азка всё с тем миром в котором живут наши души в поисках нового тела, но начала думать: а вдруг всё так и есть? Вдруг ето есть на самом деле..
Танская новелла. " История Жэнь "
Просыпаюсь, засыпаю.
Ночь ли, вечер ? Тишина.
Засыпают, засыпают
хлопья медленного сна.
[показать]
. . . Засыпаю. Кто - то шепчет
Кто - то шепотом зовёт.
Шёпот тихий, шёпот женский
сводит бёдра и живот.
[показать]
. . . Засыпаю. Тихо глядя,
по лицу, рукам, груди
кто - то гладит, гладит, гладит,
кто - то гладит . И глядит.
[показать]
. . . Засыпаю. Льнёт по телу
байкой, лайкой, коготком,
чем - то розовым ибелым,
рыжей шёрсткой, целиком.
[показать]
. . . Засыпаю. Что - то будет ?
Тихий голос, тихий смех.
Водит, водит, будит, будит,
Вводит, вводит, вводит в грех.
[показать]
. . . Засыпаю. Кружит. Ловит.
Обволакивает. Мнёт.
Приникает плотью, кровью,
окунает в тёплый мёд.
[показать]
. . . Засыпаю. Бьётся, скачет,
наплывает, словно жар,
вся трясётся, стонет, плачет,
обмирает, не дыша.
[показать]
. . . Засыпаю. Рвётся, пляшет,
извивается дичком,
жарким,душным зверем машет,
лижет узким языком.
[показать]
. . . Засыпаю. Длит и мучит,
и смеётся и хрипит,
бесновато, дико, жгуче
выгибается, вопит.
[показать]
. . . Засыпаю. Вьётся, мчится,
рвёт когтями, скалит клык
тёмнорыжая лисица,
к горлу тянется . . .
И вмиг
[показать]
просыпаюсь.Пот на теле,
ком постели. ну, дела !
За оконцем - ночь и темень,
за оконцем - лисий лай.
[показать]
. . . Просыпаюсь. Лай собаки,
за окном уже рассвет.
Выхожу. Приснятся ж враки ! . . .
А под дверью - лисий след.
. . . Просыпаюсь. Что за лихо ?
Свет кручёной бечевой.
За окошком тихо - тихо.
А за дверью ? . . . Ничего . . .
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Сладкий голосок!
( Шведская ткань, масло).
[566x699] [показать]Хороштй формат!
Стёб!
Крутышка!
[488x698] [показать]Хороший формат!
[200x310]Новый год у меня ассоциируется с детством, и книга эта тоже из детства - томик старого собрания сочинений Гоголя, оформленный так, что мог бы стоять дома у Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, кабы у них водились книги. Сам ритм прозы и обстоятельность рассказчика успокаивают и напоминают: все хорошо на этом свете, он прекрасен и устроен самым гармоническим образом.Любимое в книге это, конечно же, не Вакула со своей Оксаной, а черт, обжигающийся о месяц и подъезжающий к ведьме "мелким бесом", кум, счастливо набредающий в метели на шинок, Пузатый Пацюк с его галушками и варениками, диканьские бабы, спорящие, каким именно образом загубил свою душу кузнец, и все прочие гоголевские гомункулы, сыплющиеся из повествования, как поклонники из мешков Солохи: сорочинский заседатель на тройке, волостной писарь, выходящий из шинка на четвереньках, Зозуля со своим нежинским табаком.
Такую избыточность можно еще увидеть на елке, украшенной детьми, развесившими на ней все игрушки, какие только были. И повесть не просто про Рождество, она сама по-детски радостная и светлая, а ведь именно этого мы ищем каждый год, стараясь почувствовать праздник так же, как когда-то. И вот открываешь и в который раз читаешь:
Последний день перед Рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь поступила. Глянули звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа. Морозило сильнее, чем с утра; но зато так было тихо, что скрып мороза под сапогом слышался за полверсты...
