Dietrich: Тонкий профиль его вырисовывался на фоне залитого солнечным светом окна, и то, словно любуясь красотой мужчины ласкало невидимыми кистями чувственные губы, высокие скулы.. Рысьи глаза смотрели на незнакомку, которая сейчас была Гостьей ми-лорда чуточку благосклоннее, нежели на дощатый пол под ногами...
Еvsonia Satyr: А что гостья?... В ответ рыси - волчица.... всполохами чёрными интерес в глазах её... Светлое лицико обрамлено чёрными как смоль кудрями, ручейком спадающие на хрупкие плечики девушки... Дрогнула тёмная полоска губ... Улыбка? Нет, скорее оскал звериный... Не зря Тварью звали...
Dietrich: - Бездомный котёнок, что вырос без мамы - Он не спрашивал, он - утверждал. Как всегда ловко и точно подмечая нюансы. Смоль локонов пахла мёдом, а мёд его прядей - корицей и табаком. Изысканное сочетание: разве не оттенял её нежный профиль его, подобно тому как острые пики скал оттеняют кроваво-красный закат...
Evsonia Satyr: Вряд ли... Скорее как резные заснеженные хребты когтями впиваются в серое небо с тёмными прорехами... Дико и необузданно... Жилка на скуле её передернулась, судорога непроизвольная... Вновь улыбка... Натянутая несколько и наигранная...
Dietrich: - Вы молчите, но улыбаетесь. Улыбка, признак, знаете ли..- Его губы были тёмными, почти графитовыми - резко очерченные, таящие в уголках скрытую насмешку. А глаза - зелёными, рысьими. - Хватит... вы не зверь в клетке. Скажите хоть что-нибудь, Ма Шер-р-р-р...
Evsonia Satyr: Что-нибудь. - слова эти резко, молниеносно сорвались с губ тёмных... Довольно громко, настойчиво... Безкомпромиссное утвеждение, не предпологающее под собой дальнейших разъяснений и споров... Это слова Проклятой... Сатир... Сейчас лишь взглядом вгрызается в чувства его, как хищник поедает плоть убитого существа.... Жадно и быстро... Безумия мягким плащом легло Твари на плечи, ограждая от проблесков разума... Тёмные, почти чёрные глаза в упор, бездвижна... Лишь прерывистое дыхание...
Dietrich: -П-ф-ф-ф-ф Сегодня мне попался на ангел, а баба-хырка. - Бархатисто рассмеявшись, мужчина обвёл глазами тонкостанное великолепие. Её глаза, её лицо - всё это было - всё это было поддёрнуто дымкой наслаждения. Будто бы великое таинство сейчас связало два тела, две души.. Таинство, которое никто не ценит и принимает как должное...Она наслаждалась, впитывая мёд его эмоций - сладких и спокойных...
Evsonia Satyr: Повтори! - хватая за грудки, на себя резко потянув... Вторая рука скользнула к голове своей, впиваясь тонкими пальцами в густой ворох чёрных кудрей... И выуживая оттуда тонкую заколку... Сталь, лезвие... Не длинное, но прекрасно подойдёт для убийтва... Искусного, тихого убийства... В ладошку зажав, вперёд... В глазах злоба в безумной пляске со смертью... Игра, пусть и опасная, но игра...
Dietrich: - О-ля-ля- Всё та же насмешка графитовых губ. Цепкие, чуткие пальцы сжали плечи, отрывая от себя зверёныша в обличье девчоночьем... Вверх, утягивая за собой хрупкое запястье с зажатой в игольчато-тонких пальцах смертью.. Она хочет танца и игры - каблуки сапог выстукивали как стаккато - пляска так пляска, ненависть так ненависть, смерть так смерть...
Evsonia Satyr: Вскрик отчаянный, взгляд Твари, зверя загнанного... Пальцы разжались невольно, выпуская полоску стальную, что ударилась о пол деревянный со звуком глухим... А сама от него, головой тряхнув чуть, отчего уже вольные локоны в танце быстром закружились...
Dietrich: Она - не он. Кружа её в бешеном танце: ломком, суетливом - так, что бы запомнила девчонка на кого можно руку поднимать, а на кого - нет. Тело кружа совершенное в калейдоскопе красок, в облачке золотистого света...
Evsonia Satyr: Невольная, словно птица в клети.... Покорна... но только пока... На лице миловидном словно маска, нет эмоций, нет чувств... Словно кукла фарфоровая... Марионетка... Лишь кто-то за ниточки дёргает... Волосы ореолом тёмным вокруг, платье струями золотистыми... Ждёт...
Dietrich: Ломаный ритм стаккато, гул в голове, ввивающийся в ноздри запах мёда. От всего этого как в омут. Омут звуков и запахов, движений - неосознанно-плавных, по-кошачьи грациозных... Резкая остановка: как прервать кинофильм на середине, разрезав кадровую ленту напополам и не дать досмотреть до конца...
Evsonia Satyr: И именно в этот момент движение резкое, гадом слизским выскальзывая из объятий неприятных... Несколь шагов назад, платье взбившееся поправляя... Да усмешка дикаая вновь приступ? нет, лишь прелюдия пока... Вновь улыбка, обнажив ряд зубов белоснежных... Тварь...
Dietrich: Ирреальность, алогичность: это то, что он сейчас видел перед собой. В антрацитовых глазах плескалась ненависть, в изломе совершенства губ залегла злоба, почти звериная. Она смотрела на него, едва не рыча, подобно волчонку, загнанному в угол. Оставалось лишь скрючить игольные пальцы и броситься на него во всём своем фарфорово-кукольном великолепии... Не ведьма, а просто принцесса из сыгранной сказки, как пел один бард...
Evsonia Satyr: Броситься? а что... Безумие вновь закрыло глаза ей... быть может на всегда... Движением резким, прильнула к незнакомцу, прижимаясь... Тонкие пальцы ловко оплели его шею, вторая рука легла на спину, пальцы вонзились в кожу, плоть... К нему, ближе... Губы алые вонзились в его... Поцелуй страстный, крепкий... Последний... После - развернулась резко, спиной к нему... Пусть неправильно, пусть плохо... Но это так... Пальцики в замочек, губу закусив... до крови, что полоской багряной по подбородку девичьему...
Dietrich: Первый и последний, она хотела сказать. Мы считаем себя нормальными, а ненормальных заключаем в бедламы. Мы живём устоявшимися нормами - так жили до нас, так будут жить дальше. Кривая ухмылка исказила красивое лицо. Пальцы легли на её плечи, оплетая с силой. Жилка на шее девичьей билась и трепетала, подобно пойманной пичуге.
Еvsonia Satyr: Билась, затихая... Всё медленней, тише... веки тяжёлые опустились, погружая сознание Твари во тьму.... Слаба... Дрожит, словно листочек пожухший... Вот-вот оторвётся от ветви родной и исчезнет в складках утреннего тумана... Исчезнет навсегда, растворяясь в переплетениях холодных ветров...
Dietrich: Это была короткая встреча: вспышка угасающей лампочки, разогнавшая на мгновенье мрак и холод. Подобно тому как стекала, рисуя алый узор на белоснежной, словно холст, коже, кровь холодело и тело... Она - мотылёк, которому дан всего день и путь которого окончится у какого-нибудь фонаря, холодного и яркого, взирающего слепым слепым глазом на погибающую красоту.
Evsonia Satyr: Близко уж фонарь, рядом... несколько взамохов хрупкими сизыми крылышками, продираясь сквозь заросли
терновые... Купаясь в лучах хладных, разрывая призрачные струи света... С каждым взмахом всё ближе к цели заветной...
Из сил последних, хрупка... Ночь кругом, окутав чёрным кружевом ... А она - мотылёк-однодневка... Летит, горит и рвётся к свету... ПроклятаяТварь.... и умрёт как тварь... Умрёт, но не сейчас... Лишь растворится в ослепительном свете, исчезнет в ярких лучах...