Погружаюсь в миры Мураками. Люблю этого автора. Он умеет выразить то, что у меня только возникает в мыслях.

- Но у тебя сейчас нет ни птицелова, ни волшебной флейты, ни
колокольчиков.
- У меня есть колодец, -- сказал я.
- Если ты сможешь его получить. -- Мускатный Орех изобразила приветливую улыбку, будто азвернула передо мной шикарный носовой платок. - Этот твой колодец. Но все имеет свою цену.
(с) Хроники Заводной Птицы

Страшный абсолютный роман. Мир, где все так, как хочется автору. Как, в общем то, и во всех его произведениях...
Мир, в котором я живу... Живу ли? Создавая ежесекундно свою игру, навязывая реальности правила.

Они пристрелили леопардов, покончили с волками и медведями. Больше всего времени занял расстрел пары огромных медведей. Даже после того как в них всадили из винтовок несколько десятков пуль, звери яростно бросались на прутья клетки, скалили на солдат зубы и рычали, роняя слюну. Медведи вели себя не так, как кошачьи, как-то смирившиеся с судьбой (или, во всяком случае, так казалось со стороны), и, похоже, никак не могли понять, что их убивают. Может быть, потому потребовалось так много времени, чтобы они расстались с временной формой существования, называемой жизнью. Когда в конце концов солдаты добили медведей, они буквально валились с ног от усталости, измочаленные и выжатые этой экзекуцией. Лейтенант поставил пистолет на предохранитель и вытер фуражкой струившийся со лба пот. После того что произошло, кое-кто из солдат чувствовал себя очень скверно. Стараясь скрыть это, они громко плевали на землю в наступившей мертвой тишине. Рассыпанные у них под ногами стреляные гильзы напоминали сигаретные окурки. В ушах еще звенели выстрелы. Молоденький солдат, которого через семнадцать месяцев забьет насмерть на шахте под Иркутском советский охранник, часто и глубоко дышал, отводя глаза от медвежьих трупов, и изо всех сил боролся с подкатывавшим к горлу приступом рвоты.
(с) Хроники Заводной Птицы


Я - медведи, и солдатик. Я - Мускатный Орех и Заводная Птица.
Я могу встать на место любого его персонажа. Не предугадать развитие сюжета и дальнейшие поступки - но - понять, что двигало ими.

— Знаешь, в моей голове столько всего, о чем я хотела бы написать. Не голова — амбар какой то! — говорила Сумирэ. — Разные образы, сцены, обрывки слов, облики людей — временами я вижу их как наяву: все залито ярким светом, все движется. Я слышу, как они кричат мне: “Пиши!” И предвкушаю начало замечательного рассказа. Мне кажется, я могу переместиться в какое то новое место. Но как только приземляюсь за письменный стол и начинаю писать, тут же понимаю: что то очень важное безвозвратно пропало. Нет никаких кристаллов — одна мелкая галька. И я никуда не улетаю.
(с) Мой любимый sputnik

Именно так. Когда я иду по улице и слушаю музыку - в моей голове начинают появляться образы. Но когда я прихожу и пытаюсь хоть как то их запечатлеть - молчание. Тишина. Мне не хватает знаний, возможностей остановить этот бесконечный поток мыслей...
Нет, я не могла бы пойти по стопам этой девушки, Сумире. Но я могу ее понять... Чем то этот персонаж похож на Чарлза Стрикленда (Моэм. Луна и грош). Но, в отличие от него, не одержима демоном.

Я могу цитировать Мураками бесконечно. Я очень люблю его произведения. Его герои не идеальны - в этом то и прелесть.

Добро пожаловать в мою персональную больницу...
Добро пожаловать в Миры Мураками.