Некоторые книги имеют душу. Душа эта – любовь, которая в них вложена. Если вложить любовь, то она будет абсолютно материальной. Каким образом она сохранится – непонятно. В буквах, в словах, в строках? В медлительности течении прозы? Но сохранится и передастся.
Я это почувствовал в детстве, когда взял в библиотеке рядом с «Октябрьским Полем» книгу «Винни-Пух». Она была истрепанная, пухлая, но я очень любил ее любовью человека, который должен расстаться с тем, что любит.
Потом я покупал много «Пухов», но самый пуховый Пух с рисунками Эрнеста Х.Шеппарда. Вроде и нет в них ничего особенного, даже неуклюжие какие-то, сейчас бы в почти любом издательстве забраковали на 100 проц. как «не гламур» и «не фотошоп», но душа текста как-то очень передается.
И еще важный момент – ценность книги не имеет НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ к литературному мастерству. То есть новичок может написать удачную, гениальную, горячую книгу огромной ценности – единственную, как вспышка, не имея даже минимального опыта, допуская повторы, стилистические ошибки, имея бедный словарный запас и т.д. Это неважно. А другой, имея литературные мышцы размером с дом и словарный запас как у Шекспира, напишет десять книг и… это будет гадость, потому что там не будет любви. А без любви – все труп. Почему так удачны мемуары, книги человека о его детстве и т.д.? Потому что там есть любовь к материалу, к реальным людям и есть правдивость детали, а стилистика – это космитика литературы. Ее ценность не выше, чем ценность губной помады.
Любовь более материальна, чем молекулы, атомы и т.д. Это абсолютный факт. Она все растворяет, все проникает. Правда, само слово сильно опошлено и замутнено.
Любовь – это не отношения двух людей в системе брака (или не брака), а система отношения к миру вообще. Брак же это отдельная составляющая любви, как, например, ветка – частная составляющая дерева.
Когда двое ходят за ручки или даже бегают под холодным дождем, это не Любовь совсем, а просто небольшая заявка. Любовь будет через шестьдесят лет, когда тот, кто окажется чуть долговечнее, будет подползать, чтобы поменять другому памперс. Даже если он при этом станет допускать нелитературные выражения.
Но перед этим у них будет сто поводов возненавидеть друг друга, потому что общее течение сейчас такое, что мы разучились терпеть даже минимально. Каждый хочет быть счастлив сам, имея другого инструментом своего счастья. Если же инструмент ломается или ведет себя не по схеме, от него избавляются и все окружающие одобряют это, потому что кто же будет держать в доме сломанную отвертку или разбитый телевизор. Поломался инструмент – выбрасывай. Желания отдать себя или поступиться своими интересами чаще всего нет, а потому клей не держит и браки распадаются.
95 процентов людей умрут, так ни разу и не поняв, что такое любовь и только возможно изредка это слегка – очень смутно – ощутив, уловив, поймав. В отношении к детям, собакам, старикам, какому-нибудь листу, утонувшему в луже, фильму, мелодии. Отдаленно, через стекло. И я очень боюсь, что я тоже никогда не дорасту до того, чтобы это понять. Пока во всяком случае не понял и «не прокачался».
* * *
Вчера мне привезли третьего «Шныра. Мост в чужую мечту». Бумага белая, хорошая, но непухлая, гладкая и оттого книга кажется тоньше других «Шныров», хотя объем файла такой же и объем самой книги тоже такой же в страницах. Триста восемьдесят четыре. Шрифт мелковатый, но пахнет книга вкусно. Это радует. Спорим с детьми, что именно так пахнет - бумага или краска типографская.