[700x525]Меня не за что судить, даже Христос был нагим под своими одеждами…

***

Волны накатывали одна за другой на прибрежный песок. Было холодно, потому что Солнце уже час как потонуло. Но летом на нашем взморье не бывает темно, Солнце не садилось, и не закатывалось, оно лишь ныряло на какие-то полтора часа в белёсую воду залива.

Я лежал на песке, опираясь о локоть, смотрел на воду. Вода пенилась у самого берега, сразу перед тем как рассыпаться в песке. Ветер обнимал голову, скользил по волосам, шее, голым плечам. Рядом на туфлях лежала аккуратно сложенная рубашка. А босые ноги рылись в песке.

Рассвет мог начаться в любое мгновение, я ждал. Как ждал тебя. Ты обещала прийти, когда Солнце поднимется из воды. Ты не спрашивала, где я буду, а я тебе не сказал. Я просто лежал на летнем ночном песке, лицом ловил морской ветер, пересыпал между пальцами холодный песок… Ещё мгновение – Солнце появилось из-за воды. Я встал, пристально вглядываясь вдаль, где поднималось Солнце; будто если бы не сосредоточенный взгляд, с ним могло бы что-то произойти. Я смотрел на него, говорил с ним. Не оборачиваясь, я разделся – ветер холодил всё тело, я не чувствовал тепла воскресающего дня. Я медленно направился к воде, всем телом ощущая свою наготу и не чувствуя её.

День не начинается в полночь. День начинается с восходом солнца, когда бы это ни было. И я знал, что ты здесь. Я ощущал тебя. В одном шаге за мной, ты должна была идти – гордая своей наготой, прекрасная – в лучах нашей матери, возбуждённая – в объятиях юного ветра. Так мы шли с тобой по тонкой прослойке-воде, плеск заглушал твои шаги, но я чувствовал тепло, исходившее от твоего тела. Спокойный, сосредоточенный, говорящий взгляд, устремлённый к Солнцу – я всё же знал, что нельзя его отпускать. Между нами была какая-то связь, которую было невозможно разорвать… Холод пробегал по моему телу, вода не была так уж приветлива, она уже обнимала ноги.

Солнце, уже больше чем наполовину встало из воды, тень сошла с моих рук и глаз, я не оглядывался, но знал, что деревья на подступах к пляжу уже предутренне зазеленели. Светило достаточно поднялось над водой, чтобы самостоятельно отправиться в свою стихию – небо, море оставалось только за мной, к нему я и устремился. Я знаю, Кошка, ты не ожидала, что я окунусь так скоро, ты немного отступила перед леденящими брызгами – в нерешительности ты размышляла, последовать ли моему примеру, или дождаться, пока я вынырну – спиной к Солнцу, лицом к тебе. Ты нырнула ко мне. А я уже весь был поглощён борьбой, холодная вода сдавливала голову, пытаясь выгнать меня из себя, руки и ноги будто немели с непривычки, а сердце быстро-быстро билось, крича о победе жизни в моём теле. Я вынырнул в десятке метров, вода была высока – доходила мне до шеи, слишком высоко для тебя, Кошка. Но вода была смирной, она лишь всё туже стягивала моё тело. Солнце – за спиной. Я знаю, Кошка, ты сейчас грациозно плыла по моим следам, наталкиваясь на ещё не всплывшие пузырьки, каждое мгновение готовая разглядеть очертание моих ног впереди. Тебе чуть-чуть не хватало дыхания, ты не привыкла плавать так рано, но вынырнуть раньше – и тебе казалось, что я исчезну, как я боялся, что исчезнет Солнце, если его отпустить. Ты, во что бы то ни стало, должна была притронуться ко мне, прежде чем наши взгляды соприкоснуться. Иначе мы пропали бы оба, а утро растворилось бы очередным сном.

Солнце в этот момент полностью взошло у мня за головой, и я как молодой Христос, раскинув руки, поднял глаза небу, ощутил бесконечное единение с жизнью, которой было наполнено небо и море, Солнце. Любовь сковала все ощущения в одно, будто мечом поразила меня в самое сердца, рассекла тело и душу и достала оттуда всю скверну. Кошка, в тот момент, когда твои руки обвили мою шею, я встретил тебя живым человеком – подобным богу, чистым как бог. Твои губы – столь земные, столь сладкие, с холодным привкусом соли, прижались к моим в порыве любви и отчаяния. Тебе не хватало воздуха, но ты даже не хотела вздохнуть. Я обнял твоё тело, оставив распятие Христу. Я был прощён, а ты была непорочна в своей гордой наготе.

Все чувства, все слова – в судорогах твоего столь женственного тела. Вся любовь, вся жизнь – в желаниях нагих наших тел.