Чёрт!

Первым же ударом он снёс ему полбашки! Потом он поинтересовался, всё так ли профессор сомневается в том, какую оценку стоило поставить. Но профессор молчал. Тёплая кровь беззаботно струилась из его головы. Она была липкой и тёмно-алой. К неё примешивались кусочки студёнистого мозга.

Да, у уборщицы сегодня будет много работу – оттирать кабинет от очередного профессора. Но почему так надо было со мной поступать? Я же твердил профессору, что мне не нужен его предмет.

Академичность, теоретичность и полна оторванность от жизни – вот и всё, что было в этом предмете. И не то, чтобы он был как-то связан с профильными предметами, нет, просто профессор был в хороших отношениях с деканом, и ему очень хотелось читать этот курс именно нам. Энтузиаст, чтоб его!

Энтузиазм наказуем ничуть не менее, чем инициатива, он знал, на что идёт. Хотя, я не совсем уверен, что всё закончится именно так. Возможно, он не представлял, что какой-то студент оприходует его голову клюшкой для гольфа так эффективно.

И вот, по полу в струйках крови текли его мозги, сгусточки нервных клеток, в которых хранился его несчастный предмет. Я иногда боюсь, что ничего там другого-то и не было. Он был настолько «заточен» под то, что преподавал, что и информации о кипячении воды в чайнике была для него очень уж труднодоступна. «И трахаться он, наверное, никогда не трахался!» - с чувством превосходства думал я в ту минуту. В общем, смерть неудачника за неудачно выбранный путь в жизни не очень тревожила меня. Большей проблемой всё же был вопрос с зачётом. Сессия уже почти подошла к концу, оставалось два дня, а профессор уже не мог подписать ведомость. И он, какое недоразумение, был единственным, кто читал этот курс в институте. Что же было делать?
[699x393]