Вспомнилось почему-то...

Россия. Две тысячи тридцать четвёртый…
Тридцатник спустя, как в романе Дюма…
Морщинами стен слёзы окон растёрты –
Стоят постаревшие наши дома.
В подъездах, загаженных до ностальгии,
Тусуются клоны всё тех же котов.
Симптомы врождённой на жизнь аллергии
Ты вновь протестировать смачно готов.


Россия. Две тысячи тридцать четвёртый…
Нам снова об облако лбом не в облом.
Бомжей не видать, а спецназа до чёрта:
Столбом твердолобые лбы за углом.
Втянув в перепонки запретные когти,
Скользит по бутылочной глади зрачка
Народец, кусающий близкие локти
И вечные бушевы окорочка.

Россия. Две тысячи тридцать четвёртый…
Чуть больше порядка, но меньше души.
Привычные обыски, аэропорты.
Нет слухов и сплетен, но много «лапши».
Не в моде приветы, живучи наветы,
Заветы – прыжок из застоя в отстой.
Как прежде питают ТВ и газеты
Чернухой, желтухой и вечной попсой.

Россия. Две тысячи тридцать четвёртый…
Забытые песни достойных имён.
Взгляд помнящих глаз неожиданно твёрдый.
Потёртые джинсы застойных времён.
Давно захоронен октябрьский воитель.
Вокруг мавзолея галдёж и балдёж.
Но вечно под стенкою с надписью «Витя»
Толпится морщинистая молодёжь.

Страна, пережившая семь конституций,
Тюрьмы, да сумы, да войны вечный пост,
Срок – семьдесят лет роковых революций
И семьдесят фабрик искусственных звёзд…
Россия. Две тысячи тридцать четвёртый…
И снова как прежде отсчёт нулевой.
…Седая Арбенина в курточке чёрной
Поёт на ветру над холодной Невой…