Почти неделю я себя чувствовал на 20. На тот возраст, в котором главное правило - это этически корректно выразить то, чего хочешь... На тот возраст, в который можно все, который кружит голову вседозволенностью... А сейчас - отпустило. Никакие не 20 - и не было никогда.

40.

А то и больше. Не по уму, нет, куда там. По ощущению старости.

Где-то внутри я давно все это перерос. Глупости, сумасшествие, радость, счастье. Перерос не в хорошем смысле - когда извлекаешь опыт, умнеешь, переживаешь... - такое бывает только по ходу лет и не случается так быстро. Перерос почти не попробовав, просто поняв, что я другой. Я внутри по-другому живу. И пусть мне нравится 20летнее сумасшествие - я другой. И всегда был другим. И никуда от этого не убежать.

Хочется лечь и умереть. Себя не обмануть. 40летний цинизм никуда не деть. И делать милые глупости, радоваться восходу солнца и чувствовать себя в расцвете лет, не имея внутри ничего, кроме пустоты и холодного цинизма - незачем.

"меня не стоит бояться, в меня не стоит влюбляться".

не просто не стоит - а невозможно.

Ощущение пустоты вернулось увеличенным во много раз. Понял, почему хочется курить - хочется чем-то физически заполнить эту пустоту. Что-то делать, куда-то идти. А идти некуда - для этого нужно голову сносить и вешать новую. Эту не переделать.

И ничего никому не сказать. Ибо незачем. Да и некому. Да и кому это вообще может быть нужно. По таким дорогам ходят в одиночку.

Один огромный ноль.

Точка.

Новостройками двигаться строго на юг,
В этих серых районах никто не живет.
Колыбелю уставшую память мою
По волнам: я то выше, то ниже ее.
О, протяжное имя, которое я
Забывала так долго, что помню насквозь.
Я бегу, чтобы нечего было терять.
Я бешусь, чтобы жгла одиночество злость.
Зубы - в нежную мякоть тревожного "стой!"
Через проволоку - беспросветно на юг.
Я по минному полю гуляю босой,
Колыбеля уставшую память мою.
Прожигаю рубашки и жизнь табаком
В этих серых районах. Где жизнь, как моча.
Кто-то вытрясти коврик идет на балкон...
Я бегу потому что так проще молчать.
И наткнувшись ладошкой на робость вихра
Одуванчика, вдруг каменею, как соль.
Как приятны ветра, как спокойны ветра
В минном поле, где чувствует только босой.

Яшка.

Настроение сейчас - пустота