Писать дневники не умею... Лучше забацаю вам кусочек из своего неопубликованного романа "ЭСТ"

Марина играла на фортепьяно и ветер растаскивал по комнате ноты. У Марины были грустные серо-голубые глаза с уголками книзу. Она играла свою композицию (так она это называла) “Гималаи”. Маленькие пухлые пальцы часто сбивались и попадали не на ту клавишу, но я старался этого не замечать и продолжал слушать Марину (а точнее, смотреть на нее). Я знал, что это наша последняя встреча, пути наши расходятся...
Банальная, но чувственная музыка призывала остаться навсегда в этом весеннем сквозно-синем деньке, остаться и раствориться в аккордах, как растворяется в ручейке клавиш маринины неумелые негибкие пальцы. Комната представляла собой незамкнутый квадрат, потому что, была щель, через которую я должен буду уйти. Уйти и оставить Марину, играющую свою мелодию. И дело даже не в том, что валяющийся на полу журнал “Советский композитор” за 1977 год рассказывает о трагической жизни великого Эдварда Грига (1843-1907), который, как и я, тоже был несчастлив в любви и посему писал трогательные мелодии о природе, и не в том, что Марина резко перекрасила волосы в “баклажан”, воспользовавшись краской за 18 рублей, купленной в Центральном универсаме 25 апреля у продавщицы с огненно-рыжими волосами и огромным золотым крестиком на красном фоне груди, а дело в том... Эх, а дело в том, что наступила весна и из окна мы слышим пение птиц, которое гармоничнее и чище марининой мелодии, а чувства наши, увы, во власти неизвестного “шагокомандорского” будущего.
Но мне кажется, что вот сейчас мелодия оборвется, окно распахнется и ударится рамой о стол, а Марина поднимет голову и улыбнется в ответ на мое тугое молчание, и в этой улыбке я увижу всю несозданную ей музыку. Которую и не следует создавать...

Больной М. с девятнадцати лет проходил лечение в одной из дешевых психиатрических больниц города Б. Первоначальный диагноз был поставлен доктором К.: “затяжная реактивная депрессия”. Вскоре болезнь приобрела хроническое течение и М. раз в год ложился на лечение. Следующий диагноз звучал так: “невроз навязчивых состояний в форме часто появляющихся дат рождений и смерти выдающихся деятелей коммунистической партии, членов Политбюро и т.д.”. Но и этот диагноз оказался слабым штрихом в истинной картине болезни М. Следующий диагноз был поставлен уже доктором З.:”психопатия шизоидного круга с шизоидными осложнениями”. Жизнь больного М. стала похожа на драматический спектакль, в котором постоянно меняют исполнителей главных ролей. В московской клинике болезнь М. определили как “маниакально-депрессивный психоз с преобладанием депрессивной фазы”. Знал ли больной М., что следующий его диагноз будет звучать намного короче?