Было бы глупо пытаться узнать теперь - где он и, главное, кто он мне, мне, отличающей утро от вечера только по косвенным признакам. Всё, что я помню о нём - это обморок времени в маленькой комнате, где "никогда" - допоздна, до тоски, до отсутствия сути. Капризные мысли слипались и пальцы сплетались, целуя запястья, и верилось - до послезавтра осталась еще половина... три четверти вечности. Помнилась странная строчка из старенькой песни - о пепле империи - пепле его сигарет. Бесконечность опять оказалась конечною. Чем бы ни тешилось время - веками, годами, часами, минутами, но наступает пора разговоров сквозь стекла - порой окончательно... Всё получилось, сбылось, исключительно чудно сложилось как будто бы, только чего-то не стало внутри... а снаружи всё так же качается маятник дней и ночей, опровергнув теорию невероятности, - Значит, прожить в безвоздушном пространстве возможно и нужно - вот только бы знать, для чего... Бесполезные мысли, как осы над сладким роятся и пляшут дурацкие танцы - то в вальсе кружатся, то маются полькою... Знаешь, не знать - это просто и вовсе не больно. И всё-таки, кажется, что-то упущено, что-то потеряно, что-то раздавлено пластиком кнопочных буковок и голосов телефонных. Его карандашные рифмы бессовестно стерты с поверхности сердца сиреневым ластиком тихих истерик. На карте моих путешествий по сонным признаниям и обещаниям нежности нет ни флажка, ни названия города - было бы глупо... всё было короче гудков, означающих "занято"... Всё пролилось полнолунием в окна бессонного поезда скорого.