Он шел по этой дороге. Он – такой усталый и растрепанный, такой ничего уже не желавший просто шел по этой дороге. Он шел, обутый в собственные привычки и ритуалы… Он шел, одетый в свои пространные размышления… Он шел по этой дороге. Он шел, неся в руках что-то, что уже вряд ли было ему нужно… да может оно никому уже не было нужно, просто он привык – так привык нести это. И нес. Потому что шел по этой дороге. Потому и шел по этой дороге.

Его ноги уже давно устали и отказывались быстро реагировать на приказы, его руки безвольно прижимали к груди мятый сверток, пальцы хранили под ногтями вчерашнюю пыль, и вряд ли кто-то обрадовался бы такому попутчику.

Солнце давно перестало его греть, и ветер уже не приносил никакой радости. Ведь он шел по этой дороге. Потому и шел.

Наконец он остановился. Не было никакого такого места, куда он там пришел. Он просто шел и остановился. При том по его виду можно было понять, что он дальше не пойдет. Обратно тоже не пойдет. Но он не пришел.

Он сел под дерево, дрожащими руками положил подле себя сверток и начал ждать…

И знаете… он прождал до самой смерти. И наконец умер.

А в следующей жизни он возродился гусеницей. Ибо не донес.