Ненавижу мужчин за игры в политику, развязывание войн и междоусобиц, за чрезмерно бесполезное и вредное самолюбие, за святую веру в то, что всего можно добиться силой.
Женщина, именно так с большой буквы, никогда не сможет хотеть войны: она слишком любит своего отца, брата, мужа и сына, чтобы желать им хоть и доблестной, но скорой и молодой смерти ради пустых идей и красивых слов, зачастую ложных и выдуманных. Пусть ей скажут, что это непатриотично, пусть клянут другими дурными словами – лишь бы они были живы, даже если уже никогда не будут рядом.
Странно, война способна так сильно многое в жизни изменить, все перевернуть: важное сделать незначительным, а каждую мелочь превратить в навсегда запомнившуюся, близкую, родную и любимую. Война, как и смерть, сближает даже тех, кто должен был бы ненавидеть друг друга. Его две незаконных жены сидели и плакали рядом у его гроба, его жена и любовница вместе ждали его возвращения с войны. И было неважно, к кому он вернется, главное чтобы живой. Как это странно, и как понятно одновременно. Все меняет свою ценность. Все, без исключения.
Меня так поразила эта сумасшедшая смесь социалистической философии с народной религиозной полухристианской полуязыческой набожностью, ужасов гражданской войны со спокойствием и неизменностью, неколебимостью в природе. Поистине, если Бог есть, то он не среди людей: он в утреннем и вечернем зареве, в колеблющихся листьях дерева, струйках ручья, в «косой штриховке дождя»… Как бы люди не устраивали свою жизнь, Солнце все равно встает и заходит, лес растет и сбрасывает листья, снег падает, дождь идет. Что-то есть в этом, что-то величественное и успокаивающее. Нет не утешающее, а скорее вызывающее благоговейный трепет своей близостью и непостижимостью. А эта мистическая почти народная, почти языческая символичность во всем, это слепое согласие, что все неслучайно, но и не придумано… Так сложно описать.
Давно не было в руках моих книги, которая могла бы разбудить так много разных и не связанных мыслей, воспоминаний, надежд и сожалений.
Читала Бориса Пастернака «Смерти не будет» («Доктор Живаго»)