Мадемуазель Нитуш

Это тот классический случай, когда, глядя на сцену, трудно не воскликнуть: «Ну вот, простого водевиля сыграть не могут!» Нет ничего более изящного и музыкального, чем оперетка Эрве про воспитанницу пансиона, которая всеми правдами и неправдами рвется на сцену, лихо отбирает роль у примадонны и в конце концов счастливо влюбляется в гвардейца. В Вахтанговском театре эта чудная безделица — настоящая легенда: после войны в «Нитуш» играла Людмила Целиковская, и старушки до сих пор вспоминают, как это было зажигательно. Но к нынешней «Мадемуазели» это определение не относятся. Тут не «Мадемуазель Нитуш» — «мадам». «Мадам» глубоко преклонного возраста, с заторможенным темпоритмом и старческим занудством. Растяните водевиль на четыре часа с двумя антрактами — и его можно хоронить с почестями. Владимир Иванов — педагог Щукинского училища, режиссер, регулярно и добротно латающий дыры в репертуаре Вахтанговского театра, именно так и сделал, а актеры будто бы надели дурацкие маски, не позволяющие вылезти наружу ни одному живому чувству и жесту. Нонна Гришаева (Дениза) перебарщивает с невинностью, Лидия Вележева (примадонна Коринн) — со стервозностью, «натуралист» Павел Любимцев, дебютировавший на большой сцене в роли директора оперетты, — с плаксивостью, а Владимир Симонов (полковник Жибюс) — с тупостью. Если бы не Мария Аронова, не раз и не два спасавшая самые безнадежные постановки от полного провала, смотреть «Нитуш» было бы сущим наказанием.

Аронова играет директрису пансиона «Небесные ласточки», смехотворнейшее существо с рыжим пучком, очками, необъятным задом и заячьим прикусом. И вот чудо: все те банальные комедийные трюки, которыми ее коллеги безуспешно пытаются рассмешить публику, у нее уморительно смешны и органичны. Аронова представляет какой-то гремучий характер: и ханжу, и командиршу, и чувствительную особу, и душевную старушку, и пожилую развратницу одновременно. Она даже на шпагат плюхается грациозно. А уж как бровями играет и уголками губ улыбается, как шпионит, прячась за спины кордебалета, как кокетничает, признавая, что и в ее педагогическом сердце бьется страстная любовь к запаху кулис, — тут уж простишь режиссеру и загубленный водевиль, и кривлянье актеров, и четыре часа действия, и даже два антракта.