«Всё теперь одному. Только кажется мне –

Это я не вернулся из боя».

В. Высоцкий.

С детства не люблю осень. Осень – это старость, и чем глубже осень, тем глуше, беспомощнее и тяжелее старость природы. Еле удерживаюсь, чтобы не сказать – мира, поганый мой язык… хоть и знаю, что и это – правда, но не все слова д0лжно произносить вслух. А теперь ещё и это. Ревенджер? Где ты, Ревенджер, под чьими пальцами гнулись кованые прутья садовой ограды, где ты, когда так нужен?

И моё левое плечо обдаёт жаром.

Я вижу лицо. Моё лицо, мои черты, мои мелкие шрамики, оставшиеся с детства, и свежие морщинки переживаний. Мои волосы обрамляют его. Мои брови чуть сведены над моими глазами. Но это не я, это он – Ревенджер. Хотя… нахмуренные брови и опущенные глаза – это не похоже на него. Пальцы в глухой чёрной перчатке нервно стискивают рукоять Сая на поясе. Наконец он поднимает глаза. И в серо-голубоватом тоне проскальзывают огненные отблески пламени, очень слабые.

– Почему?

– Ты же знаешь. – В голосе Ревенджера почти никогда не бывает эмоций, но сейчас мне чудится усталость.

– Что нельзя никому до конца доверять?

– Именно. Доверяй – и тебя предадут.

– Не доверяй – и предашь сам, – возражаю я, и Ревенджер отрывисто двинул плечом: мол, подумаешь, издержки производства. Я отворачиваюсь и отхожу в сторону. Сквозь поредевшую листву прямо виден другой берег реки, проносящиеся там машины, а внизу – головоломный склон на набережную этой стороны. Если пойти по дороге влево, вдоль склона, дойду до поворота снова налево, потом обогну излучину оврага – и вот она, вершина моего холма, «украшенная» несколькими убитыми деревьями. Их чёрные скелеты по привычке тянут в небеса голые ветви… Это не я думаю. Это думает Ревенджер. А я знаю, что он меня не толкнёт вниз по откосу, и не вонзит в спину кинжал. К нему я могу повернуться спиной. Вот как выходит: только собранная воедино ненависть и мстительность не станет мне врагом, потому что это моя ненависть и моя жажда мести.

– Месть… – неосознанно шепчу я. И слышу бесстрастный голос:

– Нет. Не могу. Потому что ОН пробудил меня.

Я оборачиваюсь, взметнув полами чёрного плаща разноцветные листья. У Ревенджера нет плаща – он одет в практичную удобную одежду, без всяких натягивающихся и болтающихся элементов. Ну, кроме ножен. Ревенджер отступил в сторону и пошёл влево, вдоль оврага.

– Доверять нельзя, ты прав, – заговорил он. – Ни на кого нельзя рассчитывать. Даже на себя. Я же помню, как ты хотел избавиться от того, что ещё не стало мной. А теперь ты без меня уже не сможешь.

– Не смогу?

– Да. Вот поэтому, – и остриём кинжала указал на мёртвые деревья. – И поэтому, – очертил неровную окружность там, где ещё оставался мертвенно-голубой след Танца Воссоединения.

– Но почему? Почему все говорят слова, но не делают? Почему бросают? – я сам не замечал, как недоумение сменялось гневом. И в ответ в глазах Ревенджера прибавилось искр пламени.

– Так будет всегда. Потому что ты надеешься, что поступят, как ты, но никто не ты. Кроме тебя. Даже я.

Он что-то дал мне и растаял ночной тенью. Я опустил глаза – моя левая рука машинально держала за изогнутые гарды оба Сая Ревенджера.