Злюсь или не злюсь?... Скорее, нет. Просто неопределённое настроение. Такое, какое может стать, когда узнаёшь, что происходит непоправимое, и ты вряд ли что сделаешь. Но вдруг всё же сделаю?.. Только поэтому я пишу эти строки.
В жизни всегда что-то меняется: одно уходит, другое приходит. Это неизбежно, но я всегда с трудом мирился с неизбежностью и непоправимым.
Равнина. Я уже давно не видел этого образа. Но она появилась - значит, снова происхожит то, что, наверное, потребует моего участия.
У каждого есть те, кто ему дорог - и приходит срок, когда кто-то из них уходит. Совсем.
Сначала, в феврале, равнина была покрыта слежавшимся, смёрзшимся снегом. По ней шли - шли разные люди. Их шаги не оставляли следов на снегу, больше похожем на лёд.
Со смертью не поспоришь, хоть я и пытался. Но "есть то, что нельзя исправить".
А иногда шёл я сам. Я видел снег под своими чёрными сапогами, и видел, как не остаётся следов на сверкающей белизне. А иногда снежное сияние оборачивалось сверканием алмазного песка, и даже бывало, что на алмазной равнине оставались следы - алая цепочка на белом.
И всё же - как не вмешаться, как не поспорить, когда человек сам зовёт свою смерть? Как не обратиться, не отобрать лезвие или таблетки, не сдёрнуть стоящего на подоконнике обратно в комнату, не подхватить падающего с табурета с петлёй на шее?!..
Потом равнина оказалась раскалённой, среди обратившихся в песок камней лежали лужи вулканического стекла, и из белой поверхность земли стала чёрной от пепла и обсидиана, а от снега не осталось даже пара. Я ощущал жар ступнями, даже сквозь подошвы...
Можно помочь. Подхватить, отобрать, поговорить, посоветовать. Но только если узнать об этом вовремя.
Потом немногие уцелевшие участки почвы покрылись редкой жёсткой травой, и даже стекло стало почти не заметно. Когда же трава успела пожелтеть и высохнуть?.. я не заметил. Я лишь увидел, что среди сухих стеблей запутались первые снежинки. Под тунику, сквозь рубашку, забирается леденящий ветер, откидывает назад плащ... Подошвы скользят на озерцах застывшего вулканического стекла. По бёдрам бьют два меча - справа и слева. И - два кинжала - за поясом сзади и второй - справа, дальше, чем меч. Два меча, два кинжала: мой меч и меч из прошлого, Аэрментэль и Майлин. Два кинжала: Сай и тот, что подарил мне мой брат - у кинжала пока нет имени. Только они... они для чего?
Успел ли я? похоже, я снова опоздал. Снова, как не первый уже раз, я пришёл слишком поздно.
Сумею ли я когда-нибудь получить прощение за ту боль, что причинил одним тем, что я есть на свете?..
О-дин, о-дин - это слово идеально ложится на ритм шагов.