• Авторизация


Для Вейда - отрывок бреда (отредактирован). 04-07-2006 01:02 к комментариям - к полной версии - понравилось!


Так устроены люди, им нужен комфорт. Сначала они не хотят мотыжить землю, и тогда появляется плуг. Потом им не нравится способ передвижения пешком или верхом, и кто-то изобретает карету. А после людей не устраивает скорость, и они создают автомобиль… И так далее. Шаг за шагом человек создаёт на своём пути технический прогресс. Это касается и более сложных вещёй, например, информации. Когда надоело писать от руки, появились пишущие машинки; когда стало невозможно хранить кипы бумаг, придумали электронные носители. И дальше в том же духе.
Сначала люди ставили машины на опасную работу: со сверхнизкими и сверхвысокими температурами (тушение пожаров, космические станции, плавильные заводы), радиацией (добыча урановой и прочей руды и работа с ней, атомные электростанции), а после – и на тяжёлую, вроде строительства подземных туннелей, очистки дна рек, перевоза тяжёлых грузов. Потом машины стали заменять людей на просто скучной работе: электронный учёт приходящих и уходящих с предприятий работников, охрана, различные переписи, и, наконец – электронные базы данных, электронные паспорта. Компьютер в каждом доме как знак престижа нового времени. А в нём – что-то вроде дневника, поскольку писать стало некогда, или лень, или рука отвыкла, но потребность записывать свои мысли осталась.… "Мы – хозяева машин", – говорили люди, шаг за шагом всё более препоручая машинам свои жизни. Электронные водители, таксисты, пилоты… А людям казалось – всё это безобидно. Ведь электронного пилота на всякий случай контролировал находящийся в Виртуальном Центре настоящий пилот. Так же и с водителями. Но… Люди упорно работали, чтобы не работать: машины, трудившиеся за них, становились всё более "умными", надёжными, и потребность в контроле уменьшалась, а потом и вовсе отпала.
– То есть с какого-то момента их уже не контролировали совсем? – словно плохо расслышав, переспросил Лайон. 
– Именно, – кивнул я. – Это казалось излишним. Ведь они сами всё знают. – В моём голосе ощутимо проскользнула горечь. "А что же тогда должен ощущать Лайон?" – ахнул я про себя. И тут же услышал:
– Понятно. Люди сделали машины, которые стали умнее людей. – Это Лайон сказал жёстко, а не подавленно, как я ждал. Я уточнил:
– Не то чтобы умнее, они просто имели то, чего нет у людей.
– Что? – недобро спросил Лайон.
– Способы быстрого сообщения. Людям надо было для этого использовать опять-таки машины, но они сумели поставить себе на службу более… глупые, что ли? – в общем, с их точки зрения менее совершенные механизмы. То есть… как это называется, чтобы друг друга слышать? – было стыдно, что я так плохо знаю историю, но раньше я больше интересовался тем, какую историю буду создавать сам.
– Телефон, – подсказал Лайон без тени усмешки в голосе.
– Ну да. Так вот, телефон человеку надо использовать: снять трубку, набрать номер… А для машин это – готовая сеть. По ней можно отследить кого угодно, и к тому же её часто используют. Именно в момент использования телефонной линии проще всего проникнуть в личный компьютер каждого человека.
– Телефонную сеть?.. Ах, ну да… К ней ведь подключалась и электронная связь…
– Вот именно! – в этот момент я очень жалел, что не могу увидеть лицо Лайона: так хотелось посмотреть на разгорающийся в его глазах огонёк – понимание и… ненависть к машинам? Или жалость к людям, рывшим самим себе могилу? Или просто фанатизм желания защитить людей, каждый из которых – много умнее любого компьютера? – Так они получили доступ к информации, которую люди по наивности считали приватной. Знаешь, как хакеры взламывают пароли? У машин это получалось раз в тысячу быстрее: большинство паролей – цифры, а машинам это ближе, чем слова или знаки.
– Значит, люди постепенно начали играть по правилам, продиктованным созданными ими машинами?
...
– Если это и была игра, то лишь в самом начале. Игра вроде шахмат: и сражение, и не совсем. Но потом это стало больше походить на поддавки: люди шаг за шагом предоставляли машинам всё больше свободы, одновременно всё ослабляя контроль и предоставляя им все сведения о себе: появились компьютерные сети и в больницах, и в местах заключения… Списки, да ещё за пару десятков лет – то, что люди посчитали всё ещё важным для ближайшего времени, было переведено в электронный вид – так вот, эти списки были огромны: сотни позиций, данные по болезням или судимостям, рождение детей и смерти стариков, свадьбы, разводы, перемещения из одного города в другой – всё можно было узнать, извлечь из электронных мозгов и обработать за считанные секунды, несколькими нажатиями кнопки. Даже законы переменились: преступления в области информации и компьютерной технологии стали чуть ли не более тяжкими, чем убийства.
Кто-то ахнул. Наверное, кто-то из рождённых в Городе. Им было дико это слышать: предпочесть жизни человека какую-то машину, пусть даже предки были так наивны, что верили ей…
А я продолжал. О том, как стали образовываться сети внутри Сети: сперва между аналогичными предприятиями, потом – между филиалами одного предприятия, потом – внутренние: между офисами, между кабинетами одного офиса, наконец – между сотрудниками одного кабинета. Точнее, их компьютерами.
– Так Сеть стала настолько разветвлённой, что практически у каждого человека появился свой компьютер – порой не один: и дома, и на работе, и маленький переносной. Вот тогда машины и нанесли первый удар. Разом отказали основные компьютеры всех центральных концернов. При попытке включить на дисплее возникала полная околесица. А для таких компаний и день промедления означает крах… Люди испугались и даже ударились в панику. Словом, пытаясь установить, что же случилось, люди обнаружили, что околесица-то на всех экранах – одна.
– Послание? – предположил тот же голос, что просил продолжать.
– Именно, Мари. – Девушка чуть усмехнулась – значит, я не ошибся. – Но всё выяснилось прежде, чем отыскали гениального дешифровшика. Просто один из клерков какого-то концерна в отчаянии спросил, глядя в экран со знаковой чертовщиной: "Да что ж тебе, машине, нужно?!" И тогда белиберда исчезла, а по чистому экрану побежали строчки, вроде: "Ну, наконец вы нас посчитали равными себе!" Клерк чуть в обморок не упал. А может, и упал. Факт, что с этого момента машины и люди впервые столкнулись лицом к лицу.
Кто-то хихикнул. Я понял, что сказал и тоже улыбнулся. Но не говорить же – лицом к экрану! Я так и сказал. Лайон жёстко ответил:
– Какое у них лицо! Их мышление даже логикой назвать стыдно…
– Да нет, – возразил я, – логика есть. Они же не вырубили сразу… скажем, контроллеры скорости в туннелях и под эстакадами – ведь сколько бы людей погибло, – а начали с попытки заговорить. Вероятно, они надеялись занять некое место в мире… Впрочем, что это было за место? Сначала они, надо сказать, пытались говорить с людьми на их языке: хотели имена или прозвища, или хоть что-нибудь, чтобы обращаться. В случае с более сложными системами возможна стала даже работа от голоса: говорит человек компьютеру – покажи мне то-то, и машина показывает. Это вызывало большее доверие, чем "ящик", который каждый день утром включаешь кнопкой, а вечером выключаешь ею же. А так: пришёл – привет, Дик; уходишь – пока, Дик, сам на твой голос запустится и выключится… Вроде как ещё один сотрудник, почти твой друг… Возможно, всего того, что случилось позже и привело к нынешней ситуации, могло бы и не быть, если бы НЕ… А НЕ случилось. Один человек – не знаю ни имени, ни должности – то ли что-то заподозрил, то ли увидел. А может, просто решил перестраховаться, запаниковал даже. Кто знает… Словом, он пошёл к главе концерна с требованием вставить в каждую машину фирмы ограничение: программу полного подчинения компьютера человеку. ЛЮБОМУ человеку. Это требование каким-то образом попало в прессу, и многие словно проснулись…
В этот момент среди людей в палате произошло движение. То ли кто-то пришёл, то ли ушёл, но я не мог уже остановиться. Движение явно было куда-то направлено, послышался шепоток: "Он, он…" Кто-то сказал: "Угу", причём явно заговорщически. Но рассказ о прошлом изливался из меня, как изливаются безудержные слёзы, я даже будто видел этот светлый кабинет главы концерна и человека, говорившего: "Вы дали машинам слишком много свободы, так нельзя…" А глава не принимает это предостережение всерьёз, уговаривает, успокаивает… Потом предлагает уйти, но сотрудник настаивает. И наконец – вскрик: "Я сам это сделаю!"
– Конечно, так было нельзя – я о прессе. Всё, что было широко известно людям, становилось известно и машинам, поскольку каждая новость облетала Сеть. Таким образом, машинам осталось только выступить.
– И они это сделали, – сказала Лиз.
– Нет, они всего лишь отключились, на этот раз гораздо шире. И снова людям пришлось пойти у них на поводу – отказаться от идеи создания этой программы.
– Её надо было ставить раньше, ещё когда создавалась Сеть, но кому бы тогда пришло в голову, что машины – тоже живые, тоже с характером, и тоже захотят найти своё место в мире. – Это сказал незнакомый мне мужской голос, глубокий, словно привыкший много говорить на публике. Странно то, что его обладатель почти наверняка не мог слышать мои слова о месте машин в мире, но он сказал то же самое. – А теперь можно было разработать иную программу, по которой ни одна машина не смогла бы убить человека, прямо или косвенно. Если бы машины отказались и от такой, – шорох одежды: видимо, говоривший развёл руками, потом спохватился и озвучил жест, – отказ означал бы несомненную угрозу, исходящую от них, а значит – необходимость разрыва Сети. Точнее, её уничтожения, превращения во множество маленьких локальных сеток.
– Она была, эта программа? – поинтересовался я у невидимого собеседника. Моё воображение нарисовало его облик: смуглый, мускулистый, невысокий, с короткими тёмными волосами и твёрдыми скулами на решительном лице. Я сам не заметил, как всё внимание слушателей переключилось с меня на незнакомца. Мужчина вздохнул.
– Думаю, да. Сообщение о ней проскользнуло в прессе один – один! – раз, но, если оно было, а потом его быстренько замяли, значит: первое – такую программу разработали; второе – кто-то оч-чень хотел, чтобы её не было.
Повисла тишина. Казалось, никого больше в комнате не было, или все не дышали. Присутствующие медленно проникались сказанным. Ведь, как безрассудно люди ни предоставляли свободу машинам, они всё-таки сами решали, что сообщать в массы, а что нет. Если кто-то очень хотел, чтобы программы не было, это должна быть либо машина, либо рассказчик говорит о…
– Предательство?.. – выдохнул я и, как мне показалось, кто-то ещё, и мы не верили своим ушам и словам. Точнее, слову. Об этом думать было ещё невыносимее, чем об убийстве одного человека другим. Рассказчик помолчал (наверное, медленно кивнул), потом сказал – как камень уронил:
– Да. – Тишина стала гробовой. – Ты говорил, Олнер, о логике. Да, это была логика, но, обрати внимание, человеческая. Как без, по меньшей мере, совета они бы додумались проявить себя через основные концерны мира? Это – явный признак помощи человека. 
Незнакомец говорил медленно, словно через боль. Впрочем, я его понимал…
– Наверное, и здесь не всё так плохо. Если бы не начались переговоры, человечество могло бы и не дотянуть до нынешних времён… То, что последовало за предложением о программе повиновения и сохранения жизни, было похоже на кошмар. Внезапно отключались контроллеры и автоматические пилоты, перемешивались истории болезни и сходили с ума автоматы учёта сотрудников… Весь мир мог рухнуть: ведь и ракетные базы со сверхмощным оружием были оснащены компьютерами, а пуск хоть одной ракеты – это начало войны. А до какой уж тут войны, если, того гляди, здорового человека запрут как буйнопомешанного, а того выпустят, как здорового… И так везде. Тогда несколько очень отважных людей, воспользовавшись неразберихой, раздобыли взрывчатку и подорвали Виртуальный Центр, Центр Информации, три главпочтамта в разных городах и несколько научных институтов. Машинная Сеть оказалась частично разорвана, и они притихли. Но больше ни один не отзывался на голос сотрудника фирмы или концерна. По крайней мере, о таких случаях неизвестно. Но одна их тайна выплыла на поверхность: при них нельзя говорить, как при эмиссаре противника, они всё слышат и, вероятно, передают своим.
За время неразберихи машины успели многое сделать: они тайно создали свою Сеть, отчасти дублирующую прежнюю, отчасти совершенно новую. Если люди стремились сделать Сеть как можно проще, то они повторили это: – она была простой, но для машин. А для людей в Новой Сети не было логики, не говоря уж о символах: машины использовали цифровой код. За считанные месяцы, менее чем за год, они перевели в этот код всё, что им требовалось. И тогда начали пропадать люди. Ежедневно по нескольку тысяч во всём мире, и нигде никаких следов не нашли. Ещё бы! – рассказчик холодно усмехнулся. – Понемногу люди всерьёз забеспокоились, страны стали на грань войн, но под шумок исчезновений стало ещё больше. По какому принципу машины похищали людей, знали только они. Те же, кто похищен, не замечали этого.
– Да, – подтвердила Лиз "из первых". – Я подошла к офису, подношу руку с карточкой к турникету – и словно всё вокруг вздрогнуло. И снова я подношу карточку. Разве что голова закружилась…
– Вот именно, – согласился рассказчик. – Примерно тогда Ротальд и нашёл Подземелье. Сотни, тысячи людей в анабиозе. И лишь несколько – в некоем подобии сна. Наверное, это те, кто в данный момент им был нужен. Потрясённый, спелеолог-любитель машинально взялся за цифровой фотоаппарат и даже вроде как сделал несколько снимков, но дома обнаружил, что память аппарата  стерта. Ротальд поступил верно: вместо того, чтобы поднимать шум, он тихо выбрался их своих любимых катакомб, вернулся домой и разослал по электронной почте (на этих словах в голосе говорившего слились издёвка и презрение) предложение похода в катакомбы, но только без детей. Люди сходили. Потрясённые, они вернулись домой, кое-кто зарисовал эту картину… Словом, через три месяца Ротальд знал, что и как делать. Он увёл в катакомбы несколько тысяч человек, и они основали поселение. Смыслом их жизни стало стремление разрушить владычество машин. Но приходилось действовать осторожно, чтобы, не дай Бог, машины не прознали и не убили пленников. А ещё несколько десятков человек поехали в разные страны, вооружившись рисунками и рассказами тех, кто видел. Но они привезли всего пару сотен и столько же убедили. Это было мало, – ожесточённо рубанул он. – Особенно это почувствовалось тогда, когда они вызвали Цунами.
– Что это? – обморочно спросила Лиз Ларсен. Я уже догадывался, что. 
– Они разбудили то ли подземные, то ли островные вулканы. Узкий Западный континент просто смыло – всё, что там было. И там обосновалась их основная база. Но даже это не убедило людей на нашем континенте… – Рассказчик осёкся. Потом снова заговорил, – Здесь они действовали по-иному: страшные пожары, сделанные неизвестно кем, разжигание войн, внезапно открывающиеся подземные каверны, куда падали автомобили и поезда, сель…
– Не надо, – простонала Лиз "из первых".
– Прости, – голос говорившего стал неожиданно мягок.
– А те, предатели? Где сейчас они? – это Лайон, несомненно. Его непримиримый голос.
– Они… Они получили то, что заслужили, я надеюсь. Какой резон машинам соблюдать заключённую договорённость?
– Договорённость? Какую? – слишком много всего сразу, и я чувствовал опустошённость.
– О том, что им позволят участвовать в процессе переброски людей в "Протерну". Я думаю – надеюсь – что их перебросили в числе первых. 
– Олнер! 
Я менее всего сейчас хотел слышать этот голос: вечно Кёрта приносит не вовремя!.. А почему не вовремя? Я вроде всё сказал и услышал… Мужчина с глубоким голосом слегка сжал моё плечо:
– Прости, Кёртис, я заболтал твоего пациента. Поправляйся, Олнер, мы ещё повоюем, – и наклонившись ко мне – я ощутил его дыхание – тихо сказал: – "Тогда я сделаю всё сама". Это была сотрудница концерна «Глобал-Старз». – И удаляющиеся мягкие, упругие шаги.
вверх^ к полной версии понравилось! в evernote


Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник Для Вейда - отрывок бреда (отредактирован). | Изменение - Дневник Борящегося с Судьбой | Лента друзей Изменение / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»