*** Телевизор совсем стало неинтересно смотреть. Футбол не показывают. Может, я слишком строг был с игроками? Мне так не кажется, я их только тогда лапой бил, когда они за экран убегали. И когтил, чтобы назад выцепить. Неужели из-за этого они теперь боятся у меня в телевизоре играть?
Но иногда я все-таки телевизор смотрю, чтобы футболисты не думали, что я про них забыл. Их в конце новостей немножко показывают, но я их не ловлю. Пусть бегают, заново ко мне привыкают. А как приручатся – тогда я и буду с ними опять играть.
А в новостях показывают забастовку железнодорожников. Но плохо показывают, самое интересное не видно. Хорошо, что я умею слушать Мир, а то бы я только то и знал, что в телевизоре.
Забастовка железнодорожников – это когда перестают делать то, что делают каждый день, а за это просят всякое новое хорошее. А я ведь тоже хочу всякое новое хорошее! Поэтому я решил бастовать.
Я долго не мог выбрать, что бы мне такое перестать делать. Тут ведь с умом надо подойти. Если, к примеру, перестать ночью выливать из миски воду и эту миску гонять по спальне, то это не забастовка. Потому что никто из-за этого не расстроится, а совсем даже наоборот, обрадуются все и будут всю ночь спать. В итоге я решил, что перестану сидеть на табурете у окна и спать на вешалке. Так я и сделал.
В первый день никто ничего не заметил. Ну, это потому, что в телевизоре про мою забастовку ничего не говорили, я думаю. Поэтому медленно события развивались. А вот на второй день Фиту забеспокоилась. Начала меня спрашивать, почему я в окошко не смотрю, почему на вешалку перестал прыгать. Не заболел ли я и все такое. Ага, заработало!
Я стал ждать, пока Фиту начнет плакать и бояться увольнения. Потому что пассажиры, которые из-за забастовки железнодорожников не смогли куда им надо поехать, плачут и боятся увольнения. Плачут в основном те, которые к родным поехать не смогли. И дети, которые на каникулы хотели или на море, или в горы, или к бабушке с дедушкой. А не смогли. А увольнения боятся все остальные. Те, кто на работу далеко ездит, а еще туристы, которые не успевают из отпуска вовремя вернутся.
Только ни Фиту, ни Мишш из-за моей забастовки как-то не плакали. И не боялись. Фиту немножко боялась, за мое здоровье почему-то боялась, но она же хитрюга такая, быстро заметила, что я в другое окно теперь смотрю и на шкаф залезаю вместо вешалки. И перестала бояться.
Я было совсем расстроился, но тут как раз по телевизору показали, как забастовку можно усилить. Понимаете, к тому, что железнодорожники бастуют, все уже привыкли. Они все время это делают. И чтобы в телевизоре про них что-нибудь новое сказали, они стали ходить по железнодорожным путям с плакатами.
У меня плаката не нашлось. Никакого. И я стал ходить просто так, без всего. По буфету, оттуда по мойке, по холодильнику, потом по стиральной машинке, и до окна по кухонному столу. Туда-обратно, туда-обратно. Очень похоже получилось, прямо как в новостях показывали. Даже и без плаката. Очень внушительно и убедительно! А главное, Фиту впечатлилась. И догадалась наконец, что я бастую. И это... Манифестую! То есть, манифестирую... Ну, в общем, я – как в телевизоре делаю! Против чего-то. За всякое новое хорошее.
А у меня теперь вопрос возник. Я чувствую, что Фиту готова вступить со мной в переговоры. Но так и не решил, а чего же мне надо требовать... А ведь это тоже важно в забастовке, мне кажется. Раз уж никто не плакал и не боялся увольнения, надо мне хоть какую-нибудь мелочь выторговать. Из принципа! Не зря же я на табурете у окна целых три дня не сидел и на вешалке не спал! *** http://kotodom.ru/forum/viewtopic.php?t=4087&postdays=0&postorder=asc&start=15