Приятно, наверно, иногда думать, что мир конечен. Приятно думать, что ты проснешься уже мертвым - вместе со всеми друзьями, родными, врагами и сволочами. И вас всех судят. А ты - в конце очереди, так как всю жизнь пытался постичь мудрость Константинопольского сапожника. Ипосле смерти тебя опять же засунули в самый конец очереди. И ты с восторгом смотришь, как судят твоих врагов. И упиваешься тем, что чувствуешь, что ты то был прав. Всегда был прав - а они нет.
А потом очередь доходит и до тебя:
- А ну, ка, признавайска - крала?
-Да, в восьмилетнем возрасте - десять рублей у мамы из кармана сперла.
- А убивала?
- Убивать не убивала, но очень хотела.
- Людей мучала? Издевалась? Била?
- Била... часто и жестоко. Мучала скорее только маму, издевалась - только за глаза. В глаза говорила честно все, что думала.
- Тааак, ну а как у нас с блудом дело обстоит?
- А можно я не буду распростроняться? Вы же и так уже все знаете...
- Да знаем, куда тебя девать, дура ты эдакая.
- А вот про дуру вы зря.
- На тебя жаловались.
- Знаю, жаловались. А я не жаловалась.
- Ты хоть когда нибудь у людей прощения искренне просила?
- Нет, никогда. Всегда просила только для того, чтоб казаться себе еще лучше. А вот у вас - просила. Да вы знаете.
- Плохо просила, наверно... да что с тебя взять... сделает гадость, а потом ревет и прощения просит. А потом все по новой, до следующего приступа совестливости. Чую я, тебе не со всеми - тебе влево.

И ты просыпаешься в поту, слезах и соплях. Ночью. И луна в окно. И ты думаешь, что хорошо бы, этого ничего не был, но знаешь, что оно будет. И снова плачешь, именно в таком вот присупе совестливости, вспоминаешь, что слишком часто врешь, гадишь, сквернословишь, злишься. И тебе иногда становиться легче. А иногда и нет. А иногда ты забываешь о себе и кричишь, с надеждой, что тебя услышат - "Пусть я какая я есть, но не наказывайте вы того, кого я люблю только из-за того, что я гадина".
И как же с таким менталитетом неконфессионального христианина не верить во все и не чувствовать себя бесконечно одинокой?