Это посвящено не одной книге. Это посвящено многим книгам.
Цикличность в художественном произведении есть одна из разновидностей бесконечности. Замыкая роман или рассказ первыми строками - мы возвращаемся к его началу, и так все повторяется снова и снова. Маленький лабиринт, миниатюрная вселенная в рамках одной авторской концепции.
Но мы будем говорить о цикличности сюжета. Примеров тому в истории литературы более чем предостаточно. Известно, что в "Тысяче и одной ночи" есть фрагмент, где Шахерезада начинает пересказывать сказку первой ночи, находясь посередине. Классический пример (его также приводит Веллер в эссе о писательском мастерстве) - это рассказ Эмброуза Бирса "Случай на мосту через Совиный ручей", где весь рассказ - обрыв веревки под повешенным ,его бегство, спасение и наконец первый шаг на порог родного дома, когда он чувствует ужасный удар сзади - на самом деле всего лишь то, что пронеслось в его голове в миг от его повешения до его смерти.
Но это сюжетный пример. Иллюстрацией смысловой цикличности является знаменитая IV глава романа "Дар" Набокова, где, кроме собственно описания жизни Чернышевского идет неуловимая нить, проложенная автором, которая сливается в начале и конце сонетом.
Наиболее ярко схема цикличности (пусть и есколько метафизического толка) проявляется у Борхеса, который, помимо развития её идей также и строил свои лабиринты на её основе. Фраза "каждый в момент чтения "Гамлета" есть Шекспир" наглядно показывает его метод.
Его можно свести к двум основным определениям: Архетип и Действие. Предполагается, что совершение чего-либо есть совершение не конкретным человеком, но Архетипом, который проявляется в человеке.
Т.е., чтобы мы не делали - это все есть не мы, но высшие силы ,которые бесконечно совершают это действие, повинуясь законам мироздания.
Интересная концепция. Борхес проводит её также и к литературе, программно звучит эта концепция, например, в новелле "Пьер Менар, автор "Дон Кихота". Но и не только. Борхес касается также Джойса, чей кошмарный для обычного читателя лабиринт на поверку оказывается вполне ясным колесом, которое завтра (а роман посвящен одному дню, как помните), обернется снова. И Бык Маллиган будет снова спорить с Дедалом, и Молли Блум будет принимать любовника.... да, Джойс имел понятие о цикличности.
Джойс был Леопольдом Блумом, когда писал свой роман. Борхес - Пьером Менаром, а затем и Сервантесом. Набоков всегда оставался Годуновым-Чердынцевым, а Бирс, кажется, столько раз испытывал это повешение, что предпочел сгинуть в Мексике, проклиная свою жизнь. Кто я, пишущий эти строки?

LI 5.09.15