Ну, пошли по цитатам



-- Янус Полуэктович, разрешите, я вам задам один вопрос?
Подняв брови, он некоторое время внимательно смотрел на меня, а
потом, видимо вспомнив что-то, сказал:
-- Пожалуйста, прошу вас. Только один?
Я понял, что он прав. Все это никак не влезало в один вопрос.
Случится ли война? Выйдет ли из меня толк? Найдут ли рецепт всеобщего
счастья? Умрет ли когда нибудь последний дурак?.. Я сказал:
-- Можно, я зайду к вам завтра с утра?
Он покачал головой и, как мне показалось, с некоторым злорадством
ответил:
-- Нет. Это никак невозможно. Завтра с утра вас, Александр
Иванович, вызовет Китежградский завод, и мне придется дать вам
командировку.
Я почувствовал себя глупо. Было что-то унизительное в этом
детерминизме, обрекавшем меня, самостоятельного человека со свободой
воли, на совершенно определенные, не зависящие теперь от меня дела и
поступки. И речь шла совсем не о том, хотелось мне ехать в Китежград или
не хотелось.
Речь шла о неизбежности. Теперь я не мог ни умереть, ни заболеть,
ни закапризничать ("вплоть до увольнения!"), я был обречен, и впервые я
понял ужасный смысл этого слова. Я всегда знал, что плохо быть
обреченным, например, на казнь или слепоту. Но быть обреченным даже на
любовь самой славной девушки в мире, на интереснейшее кругосветное
путешествие и на поездку в Китежград (куда я, кстати, рвался уже три
месяца) тоже, оказывается, может быть крайне неприятно. Знание будущего
представилось мне совсем в новом свете...
-- Плохо читать хорошую книгу с конца, не правда ли? -- сказал Янус
Полуэктович, откровенно за мною наблюдавший. -- А что касается ваших
вопросов, Александр Иванович, то... Постарайтесь понять, Александр
Иванович, что не существует единственного для всех будущего. Их много, и
каждый поступок творит какое-нибудь из них. Вы это поймете, -- сказал он
убедительно. -- Вы это обязательно поймете.